Последний порог - Андраш Беркеши
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андреа лежала на спине, взгляд ее блуждал по пожелтевшим обоям потолка. Время от времени порывы северного ветра с шумом бились об оконные шторы, и снова наступала тишина. Чаба дышал ровно, спокойно, забывшись возле нее здоровым, глубоким сном.
Девушка принялась считать дни. «Боже, — думала она, — через три дня мне надо быть в поезде. Может быть, опять не увидимся месяцев десять?» Почувствовав боль в руке, она осторожно высвободила ее из-под головы юноши. Закурив, девушка поставила на одеяло пепельницу и принялась дымить. События прошедших десяти дней смешались в ее сознании в беспорядочную кучу, она не старалась придать своим мыслям какую-либо стройность, для нее существовало одно — воспоминание о воскресной ночи, когда они стали принадлежать друг другу. В понедельник они встретились на станции с тетушкой Эльфи и Аттилой, и она не могла избавиться от чувства, что ее лицо обязательно выдаст все случившееся ночью. Перед выходом из дома она тщательно изучала свое лицо в зеркале, стараясь обнаружить, что все-таки в нем изменилось. И тут же пришла к выводу, что взгляд ее стал спокойнее, просветленнее, а голубой цвет глаз еще прозрачнее. Тетушка Эльфи не заметила в ней ничего особенного, поскольку, помимо слов похвалы по поводу ее замечательного бронзового загара, больше ничего не сказала, а просто обняла и поцеловала в щеку. Аттила тоже вел себя по-дружески, и она не испытывала к нему никакой антипатии, только его белокурые волосы, казалось, немного порыжели. Андреа еще раз попыталась восстановить в памяти события истекших дней, часы, наполненные любовными ласками, негромкие беседы, мечты о будущем, однако появлявшиеся было кадры тут же исчезали. Все казалось далеким, реальным же, чуть ли не осязаемым на ощупь было одно ощущение счастья. Возможно, на лице ее и не отразилась происшедшая с ней перемена, но она знала, что уже не та девушка, которой была десять дней назад.
Она осторожно выскользнула из-под одеяла, накинула халат и, тихо ступая, направилась в ванную. Наполнила ванну теплой водой и пыталась, ни о чем не думая, насладиться радостью омовения. Но это ей не удавалось, в памяти то и дело что-нибудь да возникало.
Вчера вечером они обсуждали, почему Чаба столь сдержанно вел себя после ее приезда. Ей очень нравилась искренность юноши, но одновременно немного печалила. Она никак не думала, что тетушка Эльфи могла противиться их браку. Андреа преодолела горечь.
— Я хотела стать твоей, — заявила она, — отнюдь не потому, чтобы ты на мне женился.
Чаба удивленно на нее посмотрел:
— Ты хотела стать моей?
Она со смехом ответила:
— Для того и приехала из Будапешта, чтобы нынешним летом стать твоей любовницей. Да-да, ты не ослышался, именно твоей любовницей.
Покрыв тело мыльной пеной, Андреа погрузилась в воду. Разумеется, она охотно согласилась бы стать его женой, но о женитьбе ни в коем случае даже не заикнется. Что-нибудь все равно произойдет. Во всяком случае, тетушке Эльфи она пришлась по душе. Та была бы непрочь заполучить такую невестку, как она. Знать бы только, чем эти Гуттены так гордятся.
— Кажется, твоя мать и дядюшке Вальтеру запретила жениться, — заметила девушка Чабе вчера вечером.
— Ерунда, — рассмеявшись ответил Чаба.
— Почему же он не женится? Богатый, симпатичный да и не очень уж стар.
— Это все так, только дядюшка Вальтер педераст.
Она удивилась:
— А тебе откуда известно?
— От него самого, от дядюшки Вальтера.
Чаба рассказал всю эту страшную историю. Два года назад Эндре Поору не удалось получить места в общежитии теологической академии. Чаба устроил его на постой к дядюшке Вальтеру. Несколько месяцев все было в порядке. Жили они мирно. Вдруг однажды Эндре в отчаянии признался Чабе, что дядюшка Вальтер начал к нему приставать.
— То есть как «приставать»? — спросил Чаба. — Говори по-венгерски, святоша. Пытался, что ли, заигрывать с тобой?
— Нет, не так, — испуганно произнес Эндре, но вдаваться в подробности не захотел.
В тот же день он съехал с виллы. Чаба начал следить. Ему бросилось в глаза, что лакеем и шофером у дядюшки Вальтера был парень, похожий лицом на девушку. Он заметил также, что дружеские встречи на вилле всегда проходят без женщин. Чаба почувствовал себя дурно и решил тоже съехать с виллы. На следующий день он сообщил о своем намерении. Дядюшка Вальтер, удивившись, принялся доискиваться, зачем он это делает. Чаба увиливать не стал и высказал всю правду. Сперва дядюшку Вальтера это поразило, но потом он признал, что является гомосексуалистом. Он только просил Чабу не говорить об этом отцу.
— Знаешь, — промолвил Чаба, — собственно говоря, мне его жалко.
— А чего его жалеть? — удивилась девушка. — В этом дядюшка Вальтер обретает свое счастье. А счастливых людей не жалеют.
«Если тетушка Эльфи будет чересчур упрямиться, — подумала она, сидя в ванной, — я ей выложу историю про ее гомосексуального братца». Когда она вернулась в комнату, Чаба уже проснулся и курил.
— Я уж решил, что ты сбежала, — заметил он. — Можно умыться?
Девушка кивнула и присела на тумбочку перед зеркалом.
— Неплохо бы тебе поторопиться. Достанется от твоей матери, если опоздаем.
У нее испортилось настроение, как только она узнала, что тетушка Эльфи не считает ее себе равной. Странно, но при мысли об Эльфи ее охватывало чувство, близкое к ненависти. Однако инстинкт подсказывал ей, что свою неприязнь к Хайдуне надо скрывать хотя бы ради Чабы, поскольку, как было ей известно, сын самозабвенно любит свою мать. Это еще больше усиливало ее горечь, так как и слепому было видно, что любимцем в семье был Аттила.
— Нет у меня настроения идти сегодня на ужин, — призналась она Чабе чуть попозже. Оба уже оделись, привели в порядок квартиру, основательно ее проветрив. — Лучше бы нам остаться вдвоем.
— Согласен, — ответил юноша, целуя девушку в лоб. — Но маму обижать не годится. Она и Эндре пригласила.
Девушка закрыла окно, задернула занавеску, опустила жалюзи. «Теперь в пору было бы сказать, — подумала она, — твоя мать мне не по душе, а твоего брата я просто не выношу: он всегда ведет себя так, словно я какая-то шлюха». Но высказать свои мысли вслух она не решилась.
— Эндре уже вернулся из Будапешта? — спросила она, сдерживая злобу.
Чаба присел и, наклонившись вперед, принялся возиться со шнурками ботинок.
— Раз пригласили, значит, приехал. Надеюсь, против Эндре ты не возражаешь?
— Ребенок как ребенок. Немного надоедлив, но нормальный. — Присев на подлокотник кресла, она взъерошила Чабе волосы. — А со своим другом когда меня познакомишь?
Чаба обхватил девушку за талию и посмотрел ей в глаза. Из его глаз на Андреа струился теплый свет.
— С Радовичем? — Девушка кивнула. — Никогда, — со смехом ответил юноша. — С Миланом я тебя познакомлю, когда у нас с тобой не будет ничего общего. — Он наклонился, пододвинул поближе хрустальную пепельницу, закурил. — Милан человек опасный. Увидит — и соблазнит.
— Думаешь, у него выйдет? Это ведь зависит не от одного Милана.
Чаба усадил девушку к себе на колени.
— У Милана все выходит. Женщины по нему просто с ума сходят. Не знаю почему, но это факт. А он даже внимания не обращает, что за девушкой ухаживает кто-то другой.
— И правильно делает, — заметила Андреа. — Если соблазняют твою девушку, виноват отнюдь не соблазнитель. Либо ты, либо я.
Чаба от хохота даже наморщил лоб.
— Черт возьми! Сговорились вы, что ли? Милан утверждает то же самое. В прошлом году на Балатоне он за два дня соблазнил Эмеке Бабарци — большую любовь моего старшего брата Аттилы.
— И как видишь, я рада этому, — искренне проговорила девушка.
— Не знаю, почему это тебя так радует. Что была рада Эмеке, я еще понимаю. Но ты-то при чем?
— А я, пожалуй, рада потому, — ответила девушка, — что твой брат мне не по душе. — Подумав немного, она неожиданно заявила: — Меня увести от тебя не сумел бы никто. Я тебя буду любить до самой смерти. — Голос ее был необычно серьезен. — Знал бы ты, как я люблю тебя.
Они поцеловались. Рука Чабы соскользнула девушке на грудь.
— Твоя мама ждет нас, — шепнула Андреа, хотя и не возражала, чтобы юноша поднял ее на руки и донес до кровати.
— Верно, — трезвея, ответил Чаба. — Надо идти. — Чуть позже, уже на лестнице, он добавил: — Может быть, Милан и прав, но все больше людей его за это ненавидит. Аттила никогда не простит ему, что тот повалил Эмеке навзничь. Никогда.
Они в обнимку шли по безлюдной улице, направляясь к остановке подземки. Андреа, положив голову на широкое плечо юноши, думала, что, пожалуй, не сумела бы привыкнуть к такому огромному городу, по вечерам боялась бы выходить на безлюдные улицы, а днем страшилась бы вечно марширующих штурмовиков, топота кованых сапог, толпы, глумящейся над евреями, громкого гула голосов. Возле остановки, на углу площади Альберта, сгрудились люди. Подойдя поближе, они увидели парней из частей СА и полицейских, явно старавшихся навести порядок. Подъезд четырехэтажного дома и входы в магазины были забиты оголтело кричащими людьми. Среди них маячило немало молодых людей в форме.