Поль Верлен - Пьер Птифис

В феврале 1848 года капитана Верлена срочно отозвали из Безье в Монпелье, где начались беспорядки. На улицах и площадях были толпы; люди, кто в военной форме, кто с трехцветными поясами, — все пели «Марсельезу». Позже Полю сказали, что он присутствовал при рождении новой Республики[11].

Как он выглядел в то время? Об этом можно судить по автопортрету: худое лицо, одет по моде того времени — блуза с вышитым воротничком, штанишки до колен, на голове — фуражка с напуском и с кисточкой на боку[12].

Когда вновь воцарился порядок, капитан Верлен с семьей вернулись в Мец через Лион и Шалон. Железные дороги еще только строились, поэтому часть пути они проплыли по реке. Мальчик смотрел широко раскрытыми глазами на медленно проплывающий пейзаж и веселился при виде брызг от колес парохода. В Лионе из окон особняка на набережной, в котором остановилась семья, ему, как он сам рассказывает в «Исповеди», «сквозь узорчатые занавески» был виден «большой качающийся черный парус». Надо полагать, мальчик четырех с половиной лет обладал неординарной остротой зрения и памяти, чтобы запомнить такие мелкие детали.

Сразу после возвращения в Мец капитан Верлен подал в отставку. В его служебной характеристике значится: «1848 год. Разрешено уйти в отставку. Окончанием срока службы считать 26 мая 1848 года».

Что же побудило его досрочно уйти в отставку, когда ему было только пятьдесят лет? Это остается неизвестным. А ведь он был на хорошем счету у начальства: «Принимал участие в нескольких военных кампаниях и одной осаде», — читаем в его личном деле. «Довольно способный, поведение и нравственный облик безупречны. Хорошо справляется с обязанностями заместителя командира батальона. Усерден». Эта запись датируется июлем 1844 года. Выражало ли решение подать в отставку разочарование тем, что он не получил повышения по службе, на что он рассчитывал, или постоянного места жительства, о чем он мечтал? Был ли это своего рода протест против того, что армию заставили подавлять либеральное движение? Как бы то ни было, несмотря на лестное письмо полковника Ньеля, командира полка, он не изменил решения. Он был человек сильного характера, подверженный кратким, но сильным вспышкам ярости. Об этом свидетельствует случай, рассказанный его сыном художнику Казальсу, — он вышвырнул в окно омлет, который ему не понравился.

Итак, вот он в Меце. Теперь он может сам распоряжаться своим временем и тратит его на воспитание сына и приемной дочери, Элизы Монкомбль. В семье все внимание концентрировалось на Поле. Все приходили в восторг при каждом смешном слове, произнесенном им, и потакали всем его капризам. Он стал самым настоящим тираном, его боялись и перед ним заискивали. Г-жа Перо, приехавшая в Мец навестить дочь Клариссу, была возмущена слабохарактерностью родителей, у которых провела несколько дней. В благодарственное письмо она вставила следующую воспитательную сентенцию: «Самая большая служба, которую можно сослужить ребенку — это наставить его на путь истинный и не дать ему с него сойти прежде, чем он начинает даже помышлять об этом»[13]. Луиза Гранжан, разделявшая мнение г-жи Перо, посоветовала брату и свояченице, наконец, хоть немного повлиять на него.

В июне 1849 года капитан Верлен, узнав об эпидемии холеры, свирепствовавшей в Меце, решил поехать к сестре Луизе и пробыть у нее до октября. Оставив Элизу Монкомбль с подругой Клариссой, он отправился в Пализёль вместе с женой и сыном, которым очень гордился.

Подполковник Гранжан умер за год до того, 23 марта 1848 года. От старшего поколения остался лишь старый больной Гиацинт. Говорил он только о лекарствах, но был рад иметь в лице Поля компаньона для прогулок по саду или посещений часовни Сен-Рош, возведенной в XVII веке во время эпидемии, куда теперь приходили помолиться девушки, мечтающие выйти замуж.

Очень скоро Луиза Гранжан, семья Перо, их друзья и соседи пришли в негодование от поведения этого упрямого пятилетнего мальчугана по отношению к родителям. Бог знает, его, возможно, и любили, но, честно говоря, его поступки выходили за рамки дозволенного. Насколько он был мил, когда взрослые делали, как он хотел, настолько же становился невыносимым, когда ему пытались противодействовать. У всех вошло в привычку потакать его капризам, и каждый, сожалея о том, что родители мальчика не приняли во внимание ни один из советов, которые им щедро раздавали, опасался, не осмеливаясь высказать это вслух, как бы не стало поздно принимать меры. Вечно балующий ребенка двоюродный дедушка, восхищенные тетушки, восторженные родители, старший товарищ Эктор Перо, сын бургомистра, деревенские дети — все это были подданные маленького деспота Поля.

Вот несколько случаев из жизни. Однажды его родители, решив совершить прогулку в экипаже в пещеры Де Ан, велели ему остаться дома играть с друзьями. Но с ним случилась такая истерика, сильно расстроившая Луизу, что в который раз пришлось уступить и взять его с собой. Каждая семья в Пализёле считала честью принять у себя капитана, который, со своей стороны, был счастлив и горд представить жену и сына. Однажды, когда взрослые пили послеобеденный кофе, Поль исчез. Его нашли в глубине сада. Он методично разрезал на маленькие кусочки цилиндр отца. Показав на вырезанные фигурки, он воскликнул:

— Это — морковки, это — лук-порей, а это — фасоль!

Затем, размахивая изуродованным головным убором, он добавил:

— А это кастрюля для инвалидов.

До этого за столом говорили о режиме питания в Доме Инвалидов[14].

Что было делать? Плакать или смеяться? Предпочли второе.

Осенью 1849 года Верлены вернулись в Мец и прожили там полтора года, от которых у Поля осталось достаточно впечатлений, чтобы потом, уже стариком, вновь оживить их в памяти. Там был собор, «такой странный и немного безумный», с яркими красивыми витражами; железная дорога, совсем новая, проходившая рядом с церковью Сен-Кретьен; плац с видом на Мозель и концерты военного оркестра, дававшиеся там два раза в неделю; кашемировые шали разодетых дам и черно-красно-золотые мундиры офицеров; и особенно Матильда, его подружка семи или восьми лет, дочь судьи. Бонна водила ее в парк, где та играла под бдительным оком родителей. Живая и властная, со светло-рыжими волосами и лицом, усыпанным веснушками, она была идеальной парой для Поля. Прохожие улыбались, видя, как они целуют друг друга в щеки, потом ссорятся, мирятся или шепчут что-то друг другу на ухо. Их в шутку называли «Поль и Виргиния[15]» или «Дафнис и Хлоя». Капитана и его жену веселили эти признания и ссоры, они гордились таким не по годам развитым сыном.