Зази в метро - Раймон Кено

— «Всего-то!» — завопил Турандот. — За это время она успеет расстегнуть ширинку всем слабоумным старикашкам из моей досточтимой клиентуры. Мне не нужны неприятности, слышишь? Я хочу жить спокойно!

Покусывавший коготь попугай Зеленуда устремил взгляд вниз, к стойке, и, прервав на минуточку свой туалет, вмешался в общий разговор:

— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен, — сказал Зеленуда.

— Он совершенно прав, — заметил Шарль. — Только не понимаю, зачем ты мне все это говоришь, при чем здесь я?

— Я его в гробу видал, — с нежностью произнес Габриель, — вот только не пойму, зачем ты настучал, что девчонка выражается.

— Я — человек прямой, — ответил Шарль. — А потом, шила в мешке не утаишь. Твоя племянница действительно очень плохо воспитана. Разве ты такое говорил в ее возрасте?

— Нет, — ответил Габриель, — но ведь я и не был девочкой.

— Прошу к столу, — тихо промолвила Марселина, поставив супницу на стол. — Зази! — Тихо окликнула она девочку. — К столу! — И осторожно начала разливать суп половником.

— Ах! Ах! — с удовлетворением произнес Габриель. — Консоме!

— Ну, не совсем, — тихо ответила Марселина.

Зази в конце концов тоже села за стол. Взгляд ее был лишен всякого выражения. Как это ни досадно, ей все-таки пришлось признать, что она голодна.

Вслед за бульоном на столе появилась кровяная колбаса с картошкой по-савойски, гусиная печень (Габриель выносил ее из кабаре и ничего не мог с собой поделать, так много ее там было), затем невероятно сладкий десерт и уже разлитый по чашкам кофе, би-коз[2] Шарлю и Габриелю предстояло выйти на работу ночью. Шарль ушел сразу же после рюмочки вишневки с гранатовым сиропом — сюрприза, которого он ждал с самого начала ужина. Что касается Габриеля, то на работу ему надо было только к одиннадцати. Он вытянул ноги под столом, так что при этом значительная их часть оказалась за его пределами, и улыбнулся застывшей на стуле Зази.

— Ну что, малышка, — сказал он так, между прочим, — между прочим, не пора ли нам спать?

— Ты кого имеешь в виду? — спросила Зази.

— Как кого? Тебя, разумеется, — ответил Габриель, заглатывая наживку. — Когда ты там обычно ложишься?

— Надеюсь, здесь не будет так, как там.

— Да, — ответил Габриель и понимающе кивнул.

— Меня сюда отправили, чтобы здесь не было, как там, правда ведь?

— Разумеется.

— Ты просто так со мной соглашаешься или и вправду так считаешь?

Габриель посмотрел на Марселину. Она улыбнулась.

— Видишь? Такая маленькая, а как рассуждает! Непонятно, зачем ей в школу ходить, и так все знает, — сказал Габриель.

— А я хочу ходить в школу до шестидесяти пяти лет, — заявила Зази.

— До шестидесяти пяти? — изумился Габриель.

— Да, — ответила Зази, — я хочу быть учительницей.

— Неплохая профессия, — вкрадчиво заметила Марселина, — и пенсию будут платить.

Последнюю фразу она произнесла почти машинально, ибо в совершенстве владела не только французским языком, но и французским менталитетом.

— А пошла она, эта пенсия, — сказала Зази. — Я не ради этого учительницей буду.

— Ну, разумеется, это и так ясно, — сказал Габриель

— А тогда ради чего? — спросила Зази.

— Сейчас ты нам сама все объяснишь.

— А ты не догадываешься?

— Какая нынче головастая молодежь пошла, — обратился Габриель к Марселине.

И к Зази:

— Ну тк? Почему ты хочешь быть учительницей?

— Чтобы детей изводить, — ответила Зази. — Тех, кому будет столько, сколько мне через десять, два-.. пятьдесят, сто, тысячу лет. Всех их можно будет мучить в свое удовольствие.

— Ну штош, — пробормотал Габриель.

— Я буду с ними последней сволочью. Они у меня пол лизать, тряпку жевать, которой доску вытирают. Я им всю задницу циркулем истыкаю. Буду раздавать пинки направо и налево. Сапогами лупить, вот такими, зимними, высокими (жест), с большими шпорами. Я им всю жопу исколю!

— Ты только одного не учитываешь, — спокойно заметил Габриель. — Судя по тому, что пишут в газетах, система просвещения развивается сейчас совсем в ином русле. Можно сказать, в противоположном. Мы пришли к тому, что воспитывать нужно лаской, пониманием, добротой. Все так считают, правда, Марселина?

— Да, — тихо отозвалась Марселина. — А что, тебя школе очень обижают?

— Пусть только попробуют!

— Кстати говоря, — продолжал Габриель, — через двадцать лет вообще никаких учителей не будет: их заменят учебные фильмы, телепрограммы, электроника и всякое такое. Об этом тоже недавно писали, правда, Марселина?

— Да, — тихо отозвалась Марселина. Зази на мгновение представила себе это электронное будущее.

— Тогда я буду астронавтом, — заявила она.

— Во молодец! — одобрил ее Габриель. — Правильно! Надо идти в ногу со временем.

— Да, астронавтом! Буду марсиан изводить, — продолжила Зази.

Габриель с воодушевлением похлопал себя по ляжкам:

— А у девочки богатое воображение!

Он был в восторге.

— И все-таки ей пора спать, — тихо сказала Марселина.

— Ты, наверное, очень устала?

— Нет, — сказала Зази и зевнула.

— Девочка хочет спать, — обратилась Марселина к Габриелю. — Все-таки пора ее укладывать.

— Ты права, — кивнул Габриель и начал сочинять императив, по возможности исключающий возражения.

Но не успел он еще как следует оформить мысль, как Зази спросила, нет ли у него телика.

— Нет, — ответил Габриель и добавил не вполне искренне: — Я предпочитаю широкоэкранный кинематограф.

— Тогда отведи меня в кино.

— Сейчас уже поздно, — ответил Габриель, — к тому же я все равно не успею, мне на работу к одиннадцати.

— В принципе можно и без тебя, — сказала Зази. — Мы сходим вдвоем с тетушкой.

— Я возражаю, — процедил Габриель, свирепея. Он посмотрел Зази прямо в глаза и злобно добавил:

— Марселина одна без меня никуда не ходит. — И добавил: — Не спрашивай почему, слишком доли объяснять тебе, деточка.

Зази отвела взгляд и зевнула.

— Я устала, — сказала она, — пойду спать.

Встала. Габриель подставил щеку.

— Какая у тебя нежная кожа, — мимоходом заметила Зази.

Марселина проводила ее в комнату, а Габриель достал симпатичный футлярчик из свиной кожи, на котором были выдавлены его инициалы, уселся в кресло, налил себе большой стакан гранатового сиропа, разбавил его небольшим количеством воды и принялся за маникюр: он обожал это занятие, делал маникюр превосходно и, как он считал, лучше всякой маникюрши. При этом он напевал что-то в высшей степени похабное. Затем, после песенки о проказах трех ювелиров, он принялся насвистывать не слишком громко, чтобы не разбудить девочку, сигналы военных времен: тушение огней, поднятие флага, капрал вралвралврал и т.д. В комнату вошла Марселина.

— Сразу же уснула, — тихо сказала она. Марселина села и налила себе рюмку вишневки.

— Прелестное дитя! — бесстрастно прокомментировал Габриель.

Вдоволь налюбовавшись только что обработанным мизинцем, он принялся за безымянный палец.

— Интересно, что мы с ней завтра целый день делать будем? — тихо спросила Марселина.

— Как что! Никаких проблем! — отозвался Габриель. — Свожу ее на Эйфелеву башню на самый верх. Завтра во второй половине дня.

— Ну а в первой-то что? — тихо спросила Марселина.

Габриель внезапно побледнел.

— А вдруг... — проговорил он, — вдруг она меня разбудит?!

— Вот видишь, — тихо заметила Марселина, — уже проблема.

Страшное смятение охватило Габриеля.

— Ведь дети рано просыпаются! Она не даст мне выспаться! Она меня разбудит... Ты ш меня знаешь. Если я не высплюсь — я не человек. Десять часов сна для меня — это святое. А то я заболею. — Он посмотрел на Марселину: — Ты об этом подумала?

Марселина опустила глаза:

— Я не хотела мешать тебе выполнять свой долг.

— Я это очень в тебе ценю, — многозначительно произнес Габриель, — но что бы нам такое придумать, чтобы она меня завтра не разбудила?

Они начали ломать головы.

— Можно дать ей снотворное, — предложил Габриель, — чтобы она спала до полудня или, еще лучше, часов до четырех. Говорят, есть какие-то хорошие свечи — действуют безотказно.

Из-за двери послышалось скромненькое тук-тук-тук — это стучался Турандот.

— Войдите, — сказал Габриель.

Турандот появился в сопровождении Зеленуды. Не дожидаясь приглашения, он уселся на стул, клетку с попугаем поставил на стол.

Зеленуда с вожделением уставился на бутылку гранатового сиропа. Марселина плеснула ему немного в поилку. Турандот красноречивым жестом отказало от аналогичного угощения. Габриель, покончив со средним пальцем, принялся за указательный. За все это время никто не проронил ни слова.