Москва. Загадки музеев - Жебрак Михаил

Примчался бы выручать Петра и тезка, старый хиппи Пьер. Выпускника разведучилища с радостью взяли в МГУ и так же легко отчислили за неуспеваемость после третьего семестра. Но из университетской компании он не пропал. Так как один Петр уже был, нового товарища стали называть Пьером. Пьер задержался бы перед выездом на пару минут, шнуруя высокие ботинки и рассовывая по карманам причиндалы для поездки: хитрые заточенные палочки, цепи, кольца-ножи… Драка была стихией Пьера. Петр, как коренной москвич, пешеходный Арбат презирал, а прибывший с Урала Пьер снобизмом не страдал и хипповал именно на Арбате. Во времена их молодости раскаченные люберы[5] приезжали в центр погонять пестрых миролюбивых хиппарей. И вот загонит пара бугаев девочку в расшитой цветами рубашке в подъезд и, предвкушая забаву, даже не смотрит на скользнувшего следом Пьера. Желтые волосы до плеч, чистейшие голубые глаза, батик в талию, много они бивали таких… «Они не знали, что товарищ наш – боксер. Они раскрылись, будто трюмы корабля…»[6] – пел в те же годы бард-весельчак. Раньше натовские берцы Пьера закрывали клеши, сейчас он заправлял в них тактические штаны. С Пьером на стареньких «хондах» прикатили бы Малыш, так обычно называют двухметровых ребят, и Тема-грузовик, здесь кличка дана за силу и напор. Сел бы Петр сзади Пьера, обхватил старую косуху, по щеке стегал бы выбившийся кончик красной арафатки.

Петр позвал своего кума – кузнеца. Причем не просто кузнеца, а потомственного кузнеца, цыгана из Молдавии. Братья остались в Молдавии, а Илья давно работал в Москве. Варганил в разных кузнях решетки на окна, кованые ворота и лестницы на дачи министров и офицеров госбезопасности. Илья металл знал и понимал, сделать мог все, кстати, и кузов своего «мерина» он выправил сам. Цыган не может ездить на плохой лошади. Вот и машина может быть только спортивным «мерседесом». В отличие от заказчиков и посредников Илья работал руками, на круг выходило не много, надо было еще родне в Молдавию посылать. Машины он обычно покупал старые и битые, потом сам доводил их до ума. Мотор гудел ровно, краска от земляков с Южного порта смотрелась лучше первоначальной – темно-синяя с искрой, как ночь конокрада, а салон… Сейчас такие салоны не делают – просторный, с ясными кругами приборной доски, украшен деревом и кожей.

Последнее время с заказами было плохо, и Илья переехал со съемной квартиры на завод в общежитие.

– Комната свободная есть?

– Есть, – отозвался Илья. – Но наши тебя знают, удивятся, что ты в общаге ночуешь.

Петр пару раз приезжал в кузню с сыном, и крестный ковал с Миреком подковы и подсвечники. Но Петра, понятно, помнили не по этим давнишним появлениям, а по рассказам Ильи – по-простому хвастался дружбой с «умником» за бригадной братчиной. Как Петру было интересно за приготовлением мяса порасспросить о цыганском житье, так и Илья ценил в Петре классического московского интеллигента. А уж в культурах кузнец разбирался: он говорил на пяти языках, поработал на Украине, в Грузии, Румынии, ездил пожить к землякам в Грецию и Италию.

– Скажешь своим, с женой поругался. А я проставлюсь.

Тут Илья возмутился – у него еще с прошлой поездки полтора баллона квинтовского коньяка стоят… Перещеголять южанина в щедрости и гостеприимстве сложно.

Когда Петр десятый раз оглянулся, водитель не выдержал:

– Дорога пустая, нас никто не пасет и не догоняет. Да, не догонит, даже если захочет, слышишь, как ровненько гудит. Ты сиденье подстрой под себя.

О причине спешной эвакуации Илья так и не спросил – не спеши куманек, еще не раздут огонек. Семь лет назад Петр просил кузнеца стать крестным сына, потому что вокруг будет еще много врачей, юристов, математиков, компьютерщиков, а вот такого надежного рукастого мужика, преданного семье и друзьям, его Мирек может никогда и не встретить. Илья не рефлексировал, а действовал, не раздумывая: платил чиновнику, а как еще гражданство оформлять. Или лупил по ребрам пьяного хулигана. Но помощь прежде Мирека понадобилась самому Петру. Он столкнулся с людьми, с которыми из его друзей, пожалуй, умеет договариваться именно кум. Есть встречи, на которые лучше ходить с кузнецом.

На казенных чаях

В голостенной, крашеной голубой краской комнатенке пахло, как когда-то на гауптвахте – хлоркой, табаком и дешевым варевом. Петра Дивина пару раз назначали в караул на губу. Топчанов в военном пенитенциарном заведении не ставили, предполагалось, что солдат на посту не спит, поэтому отдыхали караульные прямо на свежепомытом полу, подоткнув по бокам шинельку и завернувшись дугой вкруг кирпича с намотанным на него медным проводом, идущим от розетки. Сейчас у Петра была сетчатая кровать со старинным шерстяным одеялом. Кстати, может это, а не едкие ароматы, напомнило армию? Казенный запах успешно перебивал густой чайный дух. Илья, помня о пристрастиях кума, походил по соседям и добыл пачку азербайджанского чая. Петр заварил покрепче и наслаждался новым, дома держал английские и китайские сорта, вкусом. В нем различались: запах сухого горного луга, кислинка поздней алычи, подкопченный вкус овощей и мяса на пепельных углях.

Петр прихлебывал чай и раз за разом перекатывал в мыслях утреннее происшествие. Самый безобидный вариант – на Васю Егорова напал какой-то сумасшедший. Почему бы сумасшедшему не погулять по солнечному осеннему лесу в поисках случайной жертвы? Такое наверняка бывает, от такого не убережешься. Но если нападение спланировано, значит, собирались избавиться от него…

– Это тебя шпильнуть собирались, – без раздумий сказал Илья, когда узнал подробности утреннего происшествия.

Не хотелось Петру рассказывать об ободранной шее подростка, но тут уж или все открывать, или ничего. У кузнеца было особое отношение к детям. Вырос он с пятью сестрами и пятью братьями. Матери не стало, когда младший еще в люльке лежал. В семье привыкли все делать сами, кормить и пеленать умели и мальчишки, хотя сестринских рук хватало. После школы уехал на первые заработки и стал жить с женщиной старше себя. Семья не сложилась, но подруга его родила. Илья теперь часть зарплаты переводил на ребенка и дважды в год ездил на своем «мерине» на юг, положив в багажник сначала набор «Лего», потом скейт, трюковой велосипед, а последний раз загружал игровой компьютер. Наверное, и с его Миреком кум так подолгу возится от того, что недоиграл со своим.

– Думай, Петюша, кому ты дорогу перешел, – кузнец со стуком поставил на стол кружку. – Я с тобой разговаривать с ними поеду.

Вот Петр и вспоминал свои последние дела. Денег он ни у кого не занимал, недвижимость не покупал и не продавал, наследство делить еще не приходилось. В его туристической группе пару раз случались травмы, но резались ребята давно, те раны успешно затянулись, и родители претензий к Петру не имели. Был в их группе лихой парнишка, сейчас ему исполнилось двенадцать. Почти в каждом выходе с ним что-нибудь случалось: попадал обухом по ноге, влезал в осиное гнездо, обваривался. Товарищи прозвали его Камикадзе. Так как на половине групповых фотографий этот неунывающий неудачник заслонял товарищей или оказывался на первом плане спиной к телефону, Петр считал, что все травмы получены для большего внимания. Так когда-то известный психиатр спрашивал у своих плачущих детей: «Ты для чего палец прищемил?» Летом они ходили в большой поход по берегу Оки. В первый же день, когда по пыльному полю подошли к реке, этот ухарь зашел по колено в воду и с гиканьем рыбкой нырнул в мелководье. Тут же встал залитый кровью, как после кавалерийской стычки. Приоткрытые створки раковин жемчужниц исполосовали подбородок, нос и руки. Героя залили зеленкой и обклеили пластырем. На одном плече оказался глубокий порез, отменяющий – не поход – возможность нести рюкзак! Всю неделю порубанный гордо шел, навесив на здоровое плечо отощавший мешок со спальником и волейбольным мячиком. Личные вещи разобрали ребята, а крупы и консервы его дневного дежурства положил себе Петр.