Белые боги Конго - Олег Шрайбер

— А, — обрадовался он, — так это ты во всем виноват!

— Частично, сэр. Эти люди находились под моим командованием, и я чувствую ответственность за их судьбы даже здесь. Я думаю, что могу ответить на все ваши вопросы. Мы американцы, говорим на английском, светимся из-за радиации, а те бумажки, что вы выкинули в реку — это американские доллары.

— И сколько же их, этих людей? — заинтересовался он.

Я понял, о чем он думает. За те трое суток, что мы здесь, он успел переправить на ту сторону едва ли полсотни.

— Я думаю, сэр, что через пару дней здесь будет миллиарда четыре.

Он мешком свалился в лодку и уселся, обхватив голову руками.

— Это конец света, — прошептал он.-

Вот именно, сэр, вы правильно оценили ситуацию.

— Надо что-то делать! — вскочил он на ноги.

— У меня есть идея, — раздался голос из тумана.

— Это еще кто? — удивился Харон.

— Мой противник, вероятно, — ответил я. Он подошел ближе, и, вынув трубку изо рта, усмехнулся:

— Теперь мы все в одной лодке.

Первым в лодку поднимаюсь я, за мной мой бывший враг. Бывший, потому что теперь это друг и союзник. Вражда наша зашла слишком далеко и теперь не имеет смысла. Сейчас смысл имеет только одна вещь — жизнь. Но ее у нас уже нет. У нас есть только надежда, надежда на жизнь. Мы центурионы надежды. Наши люди прыгают в лодку следом, привычно рассаживаются вдоль бортов. Я взял с собой отделение «морских котиков», а люди Ивана похожи на моих, как братья-близнецы. Харон отталкивается от берега веслом, и лодка тихо скользит по черной поверхности Стикса, сквозь туман. Сколько это продолжается, я не знаю — время здесь символ, тотем, хищная тварь. Вот она появляется из тумана — змея, пожирающая свой хвост. Утробное чавканье Урбоса заглушает все другие звуки, переговариваться можно только знаками. Мы прыгаем, оскальзываясь на чешуе, пробираемся к голове твари, к той точке, где «сегодня» превращается во «вчера», а «жизнь» — в «смерть». Мои парни, уперевшись ногами в нижнюю челюсть ненасытной твари, рывком приоткрывают ей пасть, а люди Ивана, обхватив хвост, тянут его назад, изменяя ход времени. Урбос, вырванный из нирваны самоедства, недовольно ревет, дергается, разбрасавая нас, и ныряет. Прежде, чем коснуться черной воды, я успеваю подумать: «Только бы получилось!».

Туман, туман. Белый туман стекает с отрогов Скалистых гор вниз, в долину. Я делаю радио погромче. «Международные новости. Под давлением ООН Хрущев приказал вывести ракеты малого и среднего радиуса действия с Кубы.»

— Дорогой, мы едем?

— Да, сейчас.

— Папа, можно, я возму велосипед?

— Нет проблем. Брось его в кузов.

«Долгие шесть месяцев мир стоял на пороге полного уничтожения. Аналитики считают, что самым опасным было двадцать второе октября, когда пальцы лидеров двух стран лежали на красной кнопке. Мы надеемся, что это послужит хорошим уроком…» Выключаю радио. Свой урок я уже извлек. В Вашингтоне очень удивились прошению об отставке. Но подписали. После того, как я сказал врачам, что я центурион и что Харон мой друг. Пенсия у меня неплохая, на жизнь хватает. На жизнь. Жизнь..

Lovecrafter, The(Ним Азил)

Однажды сегун Гон Ибаксы, что сидит на черепах врагов под северным ветром в тени горы Фу, послал своего верного нукера Нима Азила убить злую колдунью Шу.

— Найди ее и убей, мой верный нукер, ибо могущество ее безгранично и только она угрожает моему величию, — сказал сегун.

Ним Азил низко поклонился своему сюзерену, засунул за пояс свой верный боевой серп, закинул за плечи мешок сюрикенов, и, забежав в «Сад Утренней Свежести» попрощаться с гейшами Моэ, Нимоэ и Все Хниоэ, отправился в теплую южную страну, где мужчины слабы как женщины, женщины наивны и глупы, как рыбы, а рыбы там жирны и ленивы. В пути, как и положено воину, Ним Азил попадал в шторма, бури и сражения, северный ветер истрепал его кимоно, южный зной иссушил его кожу, заветная фляжка саке опустела, и мешок сюрикенов показал дно. Последним сюрикеном Ним заколол себе волосы, потому что черепаховый гребень, который он обычно использовал для этой цели, был безвозвратно утерян при суровых испытаниях, выпавших на его долю. Наконец Ним добрался до далекой южной страны, где мужчины словно женщины, женщины словно рыбы, а рыбы там вообще никакие, но оказалось, что хитрая колдунья Шу исчезла непостижимым способом в неизвестном направлении. Отчаявшись выполнить приказ своего сегуна, что сидит на черепах врагов под северным ветром в тени горы Фу, Ним Азил пошел куда глаза глядят и забрел в туда, где озеро Либос плещется у подножия горы Эгос, сияющая вечным снегом вершина которой упирается во Второе Небо, населенное полубогами и героями, ждущими прощения Будды. Ним Азил сел на берегу озера, и, глядя как зеркальные карпы лениво плещутся меж белых цветов лотоса, заплакал. И когда первая его слеза упала в воды озера Либос, Отец Карпов открыл один глаз. А когда вторая слеза нукера упала в озеро, Отец Карпов открыл второй глаз, выругался, и взмахнув плавниками, поднялся из глубины к поверхности, не дожидаясь третьей слезы, ибо не любил соленую воду.

— Отчего ты плачешь, доблестный воин? — спросил Отец Карпов пригорюнившегося Нима Азила.

— Как же мне не плакать, — отвечал Ним, — если не могу я убить злую колдунью Шу, потому что не могу ее найти. А не могу я ее найти, потому как исчезла она непостижимым образом в неизвестном направлении, а исчезла она…

— Ладно, ладно, я понял тебя, о доблестный воин, — отвечал ему Отец Карпов, думаю, что смогу помочь тебе, если отгадаешь ты три загадки. Будешь ли ты отгадывать?

— О да, я буду отгадывать, ибо некуда мне деваться.

— Вот тебе первая загадка, о воин. Что написал великий мудрец Можаки-сан на борту своей ужасной железной машины?

— Это простой вопрос, о Большой Говорящий Рыб, это знает каждый ребенок в нашей просвященной стране, и если все твои вопросы будут так же легки, как этот, то скоро я смогу выполнить приказ моего сегуна. Мудрейший из мудрейших Можаки-сан начертал на борту своей ужасной огнедышащей машины четыре иероглифа, которые можно прочесть как «Паровые Машины Не Летают», и был прав, ибо это действительно так.

— Хорошо, Ним Азил, ты правильно ответил на этот вопрос. Слушай же второй вопрос, и пусть твои уши будут открыты для моих слов. Что услышал Попото-сан, включивши в первый раз свою говорящую машину?

— Сколько раз я могу угадывать? — спросил Ним Азил у Отца Карпов.

— Отгадывай трижды, но если ты не знаешь ответа, это тебе не поможет.

— Треск грозы, — сказал Ним.