Человек, который перебегал улицу - Андрис Колбергс

Наверное, заметив на моем лице недоверие, он торопливо добавляет:

— Не удивляйтесь! По профессии я модельер галантерейных изделий, дамских сумочек тоже. Несколько лет назад у нас был спор не на жизнь, а на смерть. Именно по поводу этих круглых пряжек. На одном из наших больших машиностроительных заводов в отходы штамповки выбрасывали металлические кругляшки точно такого размера, какой нам был необходим для пряжек. Первую партию мы получили по стоимости отходов, а вторую… Простите, я увлекся!

— Продолжайте, продолжайте… — После напряженного разговора с вагоновожатой для меня это хорошая разрядка.

— Попробую короче. Вскоре завод заломил цену — и начались споры. Вот почему такие застежки я теперь за километр узнаю.

— Значит, сумочка все-таки рижская?

— Нет, модели даже не похожи. Только пряжки.

— А что вы еще заметили?

— Можно откровенно?

— Конечно.

— В женщине было что-то вульгарное. Она производила впечатление легко доступной. Простите, если я ошибаюсь, но мне так показалось.

Это все.

Я вернулся к себе в отдел. Через несколько минут звонит Шеф. Должно быть, он просил дежурного доложить ему о моем прибытии.

Глава 3

— Лейтенант Добен, зайдите ко мне… — И в трубке слышны частые гудки.

В какой форме это сказано? Как сообщение? Как приказ? Наверно, все-таки как приказ, потому что сказанное им всегда точно исполняется. Почти всегда. Потому что Шеф никогда не дает заданий, которые нельзя выполнить. Если же он сам не уверен, что задание выполнимо, то никогда не забывает добавить — «пожалуйста, попытайтесь!»

Кладу документы в сейф, закрываю кабинет и иду к нему — наверх.

Коридор длинный, с голыми стенами. Удивительно, но стенды наглядной агитации делают их еще оголенней. Это оттого, что они лишены теплоты. Напротив двери моего кабинета висит стенгазета. Огромная фанерная доска с огромными — тоже фанерными — буквами поверху — «На страже порядка». Бугристые буквы позолочены. Еще со школьной поры помню, как это делается: буквы смазать клеем, посыпать крупой, а потом покрыть бронзовой краской. На скамье, прямо под стенгазетой, как бы под венцом из золоченых букв «На страже порядка», обычно сидят граждане, — случается, и с наголо бритой головой, — которые моими стараниями попадают в объятия суда, а позже в исправительных колониях узнают, как труд из обезьяны сделал человека.

Стучу в дверь.

— Войдите!

Кабинет у Шефа просторный, с большим письменным столом, к которому примыкает длинный полированный стол. Вместе они образуют букву Т. Это для совещаний. В кабинетах с такой расстановкой мебели располагается особая категория людей, которые в действительности являются или стараются произвести впечатление хороших организаторов. Если от такого Т-образного стола кого-либо переводят к обычному письменному, то это почти всегда означает понижение в должности. Наш Шеф обстановку своего кабинета воспринимает как нечто само собой разумеющееся, никогда никто не замечал у Шефа ни привязанности к ней, ни отрицания. И это делает Шефа в наших глазах особенно симпатичным.

— Присядьте, Добен!

— Благодарю! — Я сажусь на стул поближе к письменному столу.

Шеф курит длинные кубинские сигареты с черным табаком и едким дымом. Как обычно, он какое-то время молчит. Сосредоточивается. Как прыгун перед прыжком или копьеметатель перед броском.

Он высокий, всегда загорелый. Ему пятьдесят пять лет — вдвое больше, чем мне — и выглядит соответственно.

Костюмы он шьет у хорошего портного и довольно яркие, воротничок рубашки всегда чистый, педантично отглажен, галстук модный, с модным узлом. Шеф носит лимонно-желтые туфли, лимонно-желтые перчатки и такого же цвета кожаную шляпу. И большие темные очки.

У него массивные золотые запонки и массивные золотые часы с браслетом. Если бы все эти вещи носил я, то наверняка выглядел бы пижоном, а он, учитывая его положение, возраст и занимаемую должность, этими атрибутами производит обратный эффект, выглядит как бы еще важнее, даже символизирует основательность. Мы знаем, что некоторые над его манерой одеваться посмеиваются — особенно те, кто являются как на парад.

— Добен, что вы успели сделать? Вы уверены, что это несчастный случай?

— С места происшествия убегал какой-то мужчина…

— Есть подозрения?

— Подождем заключения медицинской экспертизы. Автоинспекция считает, что это обыкновенный несчастный случай.

— А вы?

— Мне не нравится этот убегающий мужчина. Личность женщины еще не установлена?

Шеф качает головой. Может он хочет еще что-то сказать, но его перебивает голос секретарши из селектора на самом краю письменного стола:

— Товарищ полковник, из банка…

— Пусть войдут!

Короткий стук в дверь, и в кабинете появляются два невысоких вежливых человека.

— Мы из банка, — говорят они в один голос.

— Присаживайтесь! — Шеф указывает на стулья и кладет перед ними на стол коричневую дамскую сумочку с никелированной пряжкой.

Мужчины, словно они только этим и занимаются ежедневно, открывают сумочку и вынимают оттуда деньги. Сторублевками. Целую кучу денег сторублевками. Я никогда не видел столько денег сразу и, наверное, никогда больше не увижу. Но у этих двоих деньги, кажется, не вызывают вообще никаких эмоций, у них даже глаза не заблестели. Один из них деловито пересчитывает. Пальцы его так и мелькают.

Сотенные сложены ровными пачками по девять и перегнутой пополам десяткой. Пересчитав пачку, первый мужчина подвигает ее другому, и тот также пересчитывает, — только пальцы мелькают.

— Одиннадцать тысяч четыре рубля шестьдесят копеек, — наконец объявляет первый мужчина, — сейчас выпишу чек.

Эти четыре рубля с копейками рядом с остальной кучей денег напоминают мне крошки на неубранном столе.

— Будьте любезны! — говорит Шеф.

— Пожалуйста! — Шефу подается заполненный бланк, который он внимательно изучает.

Другой мужчина открывает свой портфель «на молнии» и складывает деньги.

— Может быть, вам дать охрану? — спрашивает Шеф.

— Спасибо. Нас внизу ждет банковская машина, — говорит первый и встает.

— Спасибо и до свидания! — откланивается другой.

Оба исчезают.

Шеф испытующе смотрит на меня.

— Сумочка той женщины. Я, Добен, об этом заранее не говорил, чтобы не побуждать вас к преждевременным выводам.

БИОГРАФИЯ ВИЛЬЯМА АРГАЛИСА

Глава 1

Когда он проснулся, Беата и сын уже ушли. Рабочий день у Беаты в больнице начинался рано, но из большой любви к порядку она старалась всегда прийти раньше, чтобы к появлению уборщицы и санитарок все было наготове, и они не сидели бы, ожидая сменного белья, соды для мытья полов или чего-нибудь другого. Беата — образцовая сестра-хозяйка, и администрация больницы нередко ставила ее в пример другим.

Он повернулся, чтобы посмотреть на часы. Пружины под ним заскрипели. Девять. Пора вставать.

«У Ролиса начался второй урок», — подумал он.

За окном был скучный пасмурный октябрь. Мелкий, похожий на туман, дождь: на жесть оконного наличника падали редкие тяжелые капли. С крыши.

Он все еще флегматично смотрел на часы, которые весело тикали на полированном столе, как бы катая секунды по его скользкой поверхности.

Комната, как всегда, была прибрана, словно к празднику. Беата аккуратно повесила на спинку стула его одежду, которую он кое-как разбросал вчера вечером.

Темный дубовый паркет тускло поблескивал — как озеро ночью.

Пора вставать, снова подумал он, но продолжал лежать, глядя на часы. В голове гудело, во рту пересохло, под ребрами кололо, и абсолютно ничего не хотелось делать.

— Я не алкоголик! — внезапно со злостью выкрикнул он. — Я содержу семью! Я приношу домой зарплату целиком и даже больше!

В квартире никого не было, и он мог кричать сколько угодно.

— Всем бы такой достаток! — выкрикнул он опять, посмотрев на телевизор с большим экраном, который был виден через открытую дверь в другую комнату.

«Почему я кричу? Чтобы услышать свой голос? Чтобы убедить себя? В чем?»

И он умолк, устыдившись.

Стрелки часов неумолимо двигались вперед. Как бы подчиняясь им, он встал, пошел в ванную комнату и открыл кран с горячей водой. И его день начался. Как обычно, с бритья и ванны. Руки немного дрожали, он боялся, как бы лезвие, сбривая щетину, не поранило кожу.

После ванны он почувствовал себя бодрее, но знал, что это ненадолго, если не подкрепиться черным кофе. Он зажег газ и поставил кофейник с водой на огонь.

На кухонном столе его ожидал завтрак, накрытый чистым полотенцем. Он намазал белый хлеб паштетом и заставил себя съесть бутерброд. Как следует он поест за обедом.