На другом берегу (сборник) - Надежда Никитина

– Где их после войны не было! Это же приграничная территория. В казармах жили не только военные, но и гражданские. Другого жилья не было. А здесь, кажется, жили инженеры. Ваше лицо мне знакомо. Ваша фамилия, случайно, не Смирнова?

– Моя – нет. Но моя бабушка была Смирновой. Она умерла. Вы ее знали?

Насте показалось, что собеседница или не хочет продолжать разговор, или боится сказать лишнее.

– Жаль. А мама ваша жива?

– Да.

– Тогда пусть ваша мама расскажет вам об этой группе. От бабушки должна была слышать. А я мало что знаю. Так вы передайте родственникам девочки насчет ремонта.

Она поторопилась выйти из комнаты. Света пошла закрывать за ней плохо прилегающую к косяку дверь, и Настя успела потихоньку от них заснять старый рисунок на мобильный телефон.

Значит, ее дедушка из сна был прав. Здесь жили военные секретной части, которые пытались восстановить мост.

В середине сентября пришло приглашение на свадьбу от школьной подруги Оли. Настя посмотрела на дату свадьбы и дату отправки письма. Нет, не ждала ее Оля, а просто не удержалась, чтобы не похвастаться. Между строчек сообщала, что поступила в институт, что учиться будет на дневном, поскольку муж может позволить себе содержание неработающей жены.

«Ты догадываешься, конечно, кто будет моим мужем?! Да, это Володя! Очень хочется, чтобы ты увидела, как мы смотримся вдвоем. На тот случай, если ты все же не сможешь приехать, желаю и тебе жить такими же земными радостями, а не витать в облаках. Целую. Летом увидимся».

Володя-старшеклассник нравился им обеим. Только Настя мечтала о красивом мальчике, а Оля действовала. Володя на них, малолеток, не смотрел. Оля познакомилась с его матерью, напросилась учиться у той рукоделию, стала бывать в семье. Там она вела себя скромно, совсем не так, как в классе или во дворе.

Володя поступил в военное училище, Настя мысленно с ним простилась, а Оля – нет. Рано научившись строить глазки, она кокетничала со всеми подряд. И с Настиным женихом, когда тот появился – просто так, из спортивного интереса. После школы она поехала учиться, а мама Володи попросила сына встретить и провести по незнакомому городу землячку. Поступить – не поступила, но осталась готовиться.

Настроение у Насти испортилось настолько, что она неделю запрещала себе думать о мостах и перилах, заводила громкий будильник, чтобы просыпаться с некоторым испугом и забывать сны. Она вскакивала сразу после пробуждения и шла жить реальной жизнью. Она согласилась принять у себя дома разведенную приятельницу со знакомыми мальчиками. Та мальчиков пригласить не могла – жила с бабушкой и маленькой дочкой.

«Мальчики» оказались тридцатилетние, перезревшие. Принесли вина, не водки, подчеркивая этим уважение к компании. Насте стало скучно с первой же рюмки. Она с трудом выдержала час общения и, уговорив компанию проветриться, убежала от них через десять минут, сославшись на необходимость выспаться перед утренней сменой.

Эта была смена, которой она наслаждалась, так ей надоели разговоры «за знакомство». Андрей с Петровной, а тем более Аня, не лезли в душу. За время их совместной работы все было уже выговорено. Разве что новая сплетня да поддразнивание Андрея возбуждали справедливую Петровну.

Но ничто хорошее не длится долго. Подходя к дому после смены, она увидела маячившего на крыльце «мальчика» и вовремя повернула обратно к остановке. Из автобуса позвонила маме, что приедет ночевать, потому что очень хочет принять ванную.

Бывший муж подошел совсем близко. Стало страшно, как в тот вечер, когда он первый раз ударил ее.

Она пробовала отбиваться, просить, но его стеклянные глаза выражали только одно – удовольствие от ее унижения. Наутро он просил прощения, но после первой же рюмки все повторялось – сначала вульгарные, пьяные ласки, потом побои. Настя пробовала терпеть ласки, пробовала пресекать их – результат был один. Споить его до такой степени, чтобы он заснул, было невозможно. Она научилась сворачиваться в клубок, защищая лицо от синяков. Заметив это, он силой отдирал от лица ее руки и бил в глаза, в нос, в губы.

Расставание было тяжелым. Настя пряталась у мамы, не пытаясь делить имущество. От мамы тоже хотелось сбежать, потому что вместо утешений та причитала о том, как предупреждала, как не хотела, как знала, чем кончится этот скоропалительный брак. Настя приходила к ней с работы и падала в постель. Именно в то время ей впервые приснился другой город, в котором, кроме женщин, жили добрые и сильные мужчины – дедушка, отец, красивый смуглый парень.

Помог случай. Перед разводом муж подрался, попал под статью. Квартира осталась за ней. Развод дали легко. Она узнала, что на зону к нему ездит другая женщина – его первая любовь. У той в деревне был хороший дом, хозяйство и ребенок от первого брака.

Сейчас ее бывший муж был рядом, нехорошо улыбался и тянулся к ней. Настя побежала по пустой улице. Он настигал ее, хватал за руки. Она вырывалась и бежала дальше, пока дорогу не преградила река. Настя поняла, где ее спасенье. Опоры моста стояли на своем месте. Она вскарабкалась вверх, не чувствуя усталости, и тут похолодела от ужаса. На выступе не было ни перил, ни перекидного бревна. Внизу зияла черная пропасть.

– Почему ты копаешься в моих вещах без спроса? – строго спросила мать, появившись на пороге маленькой комнаты, которая во время развода была Настиной. Настя, не оправившаяся от кошмарного сна, вскрикнула от неожиданности и с досадой ответила:

– Смотрю фотографии. Здесь мои тоже есть.

– Умру, можешь копаться, где хочешь. А пока я жива, пусть все лежит, как я привыкла.

– Мам, ты живи, сколько хочешь. Я только посмотрю и положу на место.

– Ты что ищешь-то, скажи, не темни. Я же вижу.

Мама была женщиной проницательной. Чтобы ее обмануть, надо было придумать версию заранее. Придется сказать правду.

– Я хочу найти фотографию бабушкиного мужа. У нас она есть?

– Не знаю. А тебе зачем?

– Мама, ты хочешь сказать, что не знаешь, есть ли в доме фотография твоего родного отца? Если тебе не интересно, то мне – очень.

Мать присела к ящику с фотографиями. Лицо у нее было растерянным. Сейчас заберет ящик и спрячет.

– Твоя бабушка не любила о нем говорить.

– Даже с тобой?

– Перед самой смертью стала вспоминать. Только непонятно уже было, где правда, где бред. А как боялась! Все просила, чтоб никому ни слова.

– Столько лет прошло. Они оба уже умерли. Чего скрывать теперь? Чего бояться?

Мама нахмурилась:

– Это вы теперь такие смелые. У нас соседка со второго этажа девчонкой в Германии батрачила. Когда немцы начали компенсацию платить, она ни в какие списки себя включить не дала. До самой смерти ни копейки не получила. Боюсь, говорила, что по этим спискам потом отвечать придется.

– Не пугай меня. Дед во время войны был подростком. Ты родилась после войны, стало быть – не от немца. Ну, признавайся, кем дед был? Женатым, что ли? Бросил вас?

Мама осторожно приподняла пласт старых фотографий и вынула маленький пакетик. Оттуда достала черно-белое изображение человека в форме, сфотографированного на документы, и подала ей. Настя вгляделась в выцветший снимок. Широкий лоб, волосы, зачесанные назад, строгий официальный взгляд и, кажется, добрые глаза. Обычное русское лицо. Вспомнить лицо из своих снов и сравнить с этим не удавалось. Память дневная и ночная совмещаться никак не хотели.

– Похожа я на него? – неожиданно спросила мама.

Настя виновато посмотрела на маму. Мама улыбалась. У нее разгладились морщины и глаза помолодели.

– Да, мама, очень похожа, – наугад ответила Настя.

– И твоя бабушка тоже так говорила.

– А ты его не помнишь?

– Откуда? Я родилась уже без него.

– Так куда он делся?

– Пропал он. Странная история. После войны у нас в городе появился небольшой отряд военных. Командир отряда вроде был известным инженером. Без охраны не появлялся. Дед же был обычным строителем. Секретами не владел, поэтому ходить в городе ему разрешали. С бабушкой они все же встречались тайком. Пока скрывались, меня «придумали». Сказал он ей как-то, что на работе у них чертовщина началась. Если с ним что-то случится, пусть она в церковь сходит, помолится, свечку поставит. А потом все они исчезли. Объявлять, понятно, об этом не объявляли, но лес вокруг прочесали, дно реки осмотрели.

– Не нашли?

– Нет. Слухи быстро пресекли. Такую антирелигиозную пропаганду развернули, что наши бабки иконы прятать стали.

– А свечку бабушка поставила?

– Каждый год ставила на день исчезновения – пятнадцатого ноября. И мне наказала делать это до смерти. Когда помру, ты уж не забывай. Кто знает, куда он сгинул, как ему там.

– Родственников его искать не пробовали?

– Нет. Если они его не искали, то и нам не за чем.

– А может, и искали, да не знали, где.