Звезды и полосы - Андрей Столяров

События, между тем, разворачивались своим чередом. Заскрипели, заскрежетали неповоротливые бюрократические шестеренки. Пока об инциденте было доложено дежурному администратору, пока дежурный администратор мучительно колебался, не очень хорошо понимая, что в этом случае следует предпринять, пока он связывался с исполнительным директором банка, пока тот, в свою очередь, колебался, тоже плоховато соображая со сна, пока он добирался из пригорода до центрального офиса, пока вникал в ситуацию, не слишком желая, как и дежурный администратор, брать ответственность на себя, пока, наконец, все-таки принял вынужденное решение, прошло более трех часов. Время было упущено, эпидемиологический радиус достиг критических величин. Когда забрезжил мутный рассвет и аварийная команда системщиков, повинуясь приказу директора, громким голосом пытавшегося прикрыть растерянность и испуг, начала постепенно, как полагается по инструкции, выводить банк из сети, это уже не имело никакого значения.

Час пробил.

Стрелки судьбы были переведены.

Медленно, с востока на запад, передвигалась по Соединенным Штатам граница нового дня, и вместе с ней, вторгаясь в еще не отступившую ночь, передвигалось что-то, чего нельзя было ни увидеть, ни услышать, ни ощутить.

Внешне вроде бы ничего не менялось.

Взлетали самолеты, прокатывались по шоссе размеренные потоки машин, звучала музыка, порхали по эфиру сводки утренних новостей, распахивались двери офисов, магазинов, церквей, аптек.

Все вроде бы оставалось на своих местах, и одновременно все было уже совершенно иным.

Я не случайно упомянул здесь о границе нового дня. До определенного часа, примерно до одиннадцати утра по вашингтонскому времени, события понедельника, 14 ноября, несмотря на всю их апокалиптическую масштабность, были скрыты от глаз общественности. Уже около сотни банков, в основном восточной и срединной части страны, поразил странный коллапс трансферов, уже тысячи фирм, расчеты которых поддерживались этими банками, слали туда панические запросы, уже первые сбои, тоже связанные с системой коммуникаций, начались в крупных аэропортах и программном обеспечении городских коммунальных служб, а миллионы граждан Америки, впрочем как и миллиарды жителей планеты Земля, еще ни о чем даже не подозревали. Страсти кипели в тиши банковских кабинетов, за стенами правительственных учреждений, в стерильных офисах корпораций. Наружу они пока не прорвались. Ни одна из новостных служб мощнейших американских информагентств не передала к этому часу ни строчки о надвигающейся катастрофе. Ни одна из радиостанций, обычно прекрасно осведомленных, не сообщила о странных задержках в получении и отправлении платежей. Молчание, разумеется, поразительное, и потому совершенно естественно, что позже, когда разразился настоящий коммуникационный обвал, главам сразу нескольких крупных банков, особенно относящихся к Федеральной резервной системе, были предъявлены обвинения в сокрытии жизненно важной, решающей, стратегической информации. Обвинения, конечно, не лишенные оснований и вместе с тем большей частью направленные на поиск все тех же «стрелочников». У банков есть свои профессиональные особенности: ни один банк не станет раньше времени признаваться, что у него возникли трудности в проведении каких-либо операций. Главный ресурс банков – это доверие, и утратить его хотя бы на миг – значит создать угрозу собственному существованию.

Следует также учитывать специфическую психологию компьютерщиков – тех достаточно молодых людей из бригад техподдержки, которые все это время лихорадочно пытались поставить в банках «информационный крепеж». Привыкнув работать со сложными динамическими системами, где играет роль не столько рациональное знание, сколько интуитивный порыв, компьютерщики очень склонны к методам техномагии, склонны к демиургическому мышлению, к заговорам и заклинаниям колеблющихся цифровых иллюзий. Они постоянно пребывают в уверенности, что вот буквально еще десять минут, еще две-три команды, введенных в систему практически наугад, еще несколько символов, поспешно, судорожными пальцами, набранных на клавиатуре, и произойдет чудо: патологическая мистерия обретет ясный алгоритмизуемый вид. В этом смысле бригады техподдержки и докладывали наверх. Дриблинг, то усиливаясь, то ослабевая, продолжался в разных случаях от трех до пяти часов. И даже еще в десять утра, когда сводка наиболее значимых ночных новостей легла на стол президенту Соединенных Штатов, информация о трансферном параличе помещена была лишь в четвертый раздел и комментировалась таким образом, что ситуация, в общем, находится под контролем: все необходимые меры приняты, нормализация в этой сфере – дело ближайших часов. День поэтому начался с обсуждения вопроса о ядерной программе Ирана, и это нельзя, по-видимому, как позже пытались делать некоторые оппозиционные СМИ, объяснять только некомпетентностью президента. Президент вынужден опираться на мнение специалистов, и если специалисты, формирующие повестку дня, говорят: это так, то для него это именно так. Напомним, кстати, что во времена Великой депрессии, когда коллапс американской экономики был уже очевиден для всех, президент Гувер, тоже опираясь на мнение специалистов, полагал, что ситуация в стране вовсе не катастрофическая: вот сейчас подкачаем в банки еще немного кредитов, и все наладится.

Повторяю, довольно долгое время Америка еще ни о чем не догадывалась. Кошмарный пейзаж нового мира начал проступать лишь около одиннадцати часов, когда домохозяйки Восточных штатов двинулись за покупками в супермаркеты.

Вдруг оказалось, что кредитные карточки, которыми они обычно расплачивались, глухо молчат.

Для американцев это был настоящий шок. В стране выросло уже целое поколение, которое практически не имело дела с «живыми деньгами». За последнее десятилетие бумажный доллар был совершенно вытеснен из оборота, и кредитная карточка, твердый пластмассовый прямоугольничек, прошитый полоской ферромагнетика, превратился для граждан Америки в некий сказочный жезл, материализующий жизненные блага: бензин для машины, продукты, одежду, лекарства, связь. И вдруг этот магический источник иссяк, царство изобилия, всегда бывшее под рукой, неожиданно оказалось вне зоны доступа. Оно больше не подчинялись волшебному зову, на него больше не действовало страстное электронное колдовство.

Чувства, охватившие американцев, лучше всего выразила некая домохозяйка, интервью с которой распространили все новостные каналы:

– Только что я была человеком, и вдруг стала ничем…