Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. - Сергей Горлов

А ведь еще незадолго до этого, 10 сентября 1929 г., сам нарком обороны Клим Ворошилов, принимая с подачи Сталина главу очередной германской военной миссии генерала Хаммерштайна, говорил:

«Рейхсвер желает иметь базу для испытаний новых танков, обучения своих танкистов… Пожалуйста! Мы все это вам даем! И нечего нам припутывать Третий (Коммунистический) Интернационал к нашим чисто деловым отношениям»[14].

Не освободился от этого «доктринерства» до конца и сам главный национал-большевик Иосиф Сталин, о чем свидетельствует текст речи Сталина на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) с участием некоторых руководителей Коминтерна 19 августа 1939 г. — за четыре дня до подписания «пакта Риббентроп — Молотов» (опубликован в журнале «Новый мир», 1994, № 12). Геополитически, по модели Первой мировой войны, Сталин предсказывал длительные боевые действия на западном фронте между Германией и Францией — Англией. Но идеологически Сталин остался доктринером — он по-прежнему, как и во времена Ленина, конечную цель Второй мировой войны видел в крушении капитализма и «советизации» всей Европы: «у нас будет широкое поле деятельности для развития мировой революции»[15].

В обоих случаях Сталин ошибся: затяжной войны на Западе не произошло, и мировой революции с крушением фашизма в Европе не вышло. И все это можно увидеть на примере германо-советских отношений в 20 — 30-х гг., по-новому представленных в книге Сергея Алексеевича Горлова.

С. Г. Сироткин,

профессор Дипломатической академии МИД РФ

От автора

В 1989–1991 гг. после падения берлинской стены и объединения Германии в мире вдруг вновь, как и после заключения 23 августа 1939 г. пакта о ненападении, заговорили о «втором Рапалло», о возрождении «духа Рапалло». Многих это словосочетание на Западе заставляло поеживаться, однако в странах бывшего СССР, в том числе и в России, оно и по сей день вызывает непонимание. А своеобразие отношений между Ваймарской Германией и Советской Россией определялось в первую очередь ситуацией, сложившейся в мире после окончания империалистической войны 1914–1918 гг. Тогда оно привело представителей обоих государств в небольшой итальянский городок Рапалло, где 16 апреля 1922 года — в период работы Генуэзской конференции — состоялось подписание советско-германского договора, вошедшего в историю как Рапалльский договор.

Международное положение Советской России и Германии до заключения договора было до известной степени схожим: в обеих странах Первая мировая война вызвала глубокие революционные изменения, приведшие к свержению монархических режимов и провозглашению республиканских форм правления; обе страны оказались во внешнеполитической изоляции и какое-то время были как бы вне «клуба» великих держав. Выход из изоляции Москва и Берлин в конце концов нашли в союзе друг с другом. Наличие общих врагов стало побудительной причиной советско-германского сближения, временами, казалось, перераставшего в прочный альянс, которого опасался весь мир. В конечном счете именно ориентация Советской России и Ваймарской Германии друг на друга обусловила их включение в мировую политику.

Безусловно, катализатором советско-германского сближения стали неприемлемые для Германии условия Версальского мирного договора, а также агрессивность Польши, притязания которой к соседям активно поддерживали бывшие союзники России по войне Франция и Англия. В 1920 г. резкое обострение германо-польских споров по территориальным вопросам едва не переросло в вооруженный конфликт (Верхняя Силезия, Восточная Пруссия). Кризис в советско-польских отношениях в апреле 1920 г. привел к войне, которую Советская Россия проиграла. В итоге ей пришлось подписать Рижский мирный договор, закрепивший за Польшей часть украинских и белорусских земель. Как свидетельствуют документы, польский фактор довлел над обеими странами вплоть до начала второй мировой войны.

Рапалльский договор внес существенные изменения в политическую ситуацию в мире. Он означал прорыв международной изоляции как Советской России, так и Ваймарской Германии, содействовал восстановлению их международного положения. Благодаря Рапалльскому договору была создана уникальная атмосфера для советско-германского сближения. Обе страны первыми после войны признали друг друга в качестве равноправных партнеров. Эти «парии Европы», пытаясь выжить, вынуждены были пойти на широкомасштабное военно-экономическое сотрудничество, которое в период расцвета рапалльской политики по существу являло собой негласный военно-политический союз. Питали его идеи реванша, с одной стороны, и идеи мировой революции, с другой. Правда, ни та, ни другая сторона так и не решились до конца формализовать свои почти союзнические отношения, прекрасно понимая силу и слабости своего альянса. И Москва, и Берлин предельно цинично рассматривали свои взаимоотношения в качестве средства для достижения собственных целей и отлично представляли себе побудительные мотивы другой стороны. Поэтому их отношения с течением времени постоянно эволюционировали в сторону от почти союзнических к сбалансированию взаимных интересов, поиску иных политических союзников, диверсификации своих политических, военно-промышленных и экономических связей. Это были вынужденные и в то же время логичные политические шаги — и Германия, и Россия возвращались в мировую политику.

Сотрудничество Берлина и Москвы в процессе становления и развития новых политических систем, утвердившихся в России и Германии после первой мировой войны, анализировалось и оценивалось в мире с самых различных позиций. Были опубликованы сборники советских и германских внешнеполитических документов, обширная мемуарная и биографическая литература, касающиеся периода Рапалло. На Западе изучены, пожалуй, все его аспекты. Причем, западная историография проблемы развивается уже больше 50 лет. Первая книга, в которой впервые затрагивался военный аспект советско-германских отношений, появилась еще в 1940 г. (Биография генерала X. фон Зекта)[16], последние две (работы немецких историков О. Грелера, М. Цайдлера) — в 1992 и 1993 гг.[17] Правда, во всех предыдущих исследованиях данная тема затрагивалась вскользь, что, впрочем, лишний раз подтверждает строго конфиденциальный характер сотрудничества. В международной историографии, пожалуй, именно работы О. Грелера и М. Цайдлера впервые посвящены непосредственно взаимоотношениям Красной Армии и райхсвера. На основе кропотливого изучения немецких архивов, в том числе и предпринимательских («Юнкерс», «Крупп»), им удалось добротно представить немецкую точку зрения на проблему

Проблема военного сотрудничества между СССР и Германией не была «террой инкогнита» для советских историков. Однако историография СССР имела здесь четкие рамки, определенные идеологизированным подходом тоталитарного режима к истории как к «служанке политики». В силу политического табу, наложенного на данную проблему, открытые исследования ее в советский период на основе соответствующих советских архивных материалов, были невозможны. Отдельные глухие упоминания разрозненных фактов в мемуарах различных советских авторов были окрашены строгим идеологическим колором и призваны лишь затушевывать проблему. Поэтому они едва могли служить подспорьем в ее исследовании.

Лишь начиная примерно с середины 1989 г., ранее секретные и строго секретные материалы различных ведомственных архивов СССР стали более доступны исследователям. После краха СССР в 1991 г. «процесс пошел», — появилась возможность изучения реальной истории России советского периода на базе огромнейшего пласта ранее практически неизвестных документов. Тогда и тема советско-германского военного сотрудничества перестала быть табу. В Москве первая научная публикация обзорного характера вкупе с несколькими архивными документами, приоткрывшая завесу секретности, была осуществлена автором этой книги в июне 1990 г. Начиная с этого времени, в России появился целый ряд исследований и документальных публикаций на данную тему

Постепенно становится ясным, что основы рапалльской политики закладывались уже в заключительный период первой мировой войны, когда состоялись первые контакты представителей генерального штаба кайзеровской армии и российской социал-демократии. Именно эти связи, скрепленные щедрой германской финансовой помощью, привели к власти в России правительство В. И. Ленина и помогли ему затем удержаться на плаву.

Теперь уже не вызывает сомнений, что интенсивнейшее советско-германское военное сотрудничество являлось не только «постоянным фактором», «крепчайшей опорой», но, по существу, каркасом всей рапалльской политики, составляя ее суть. Советско-германские военные, или, как их тогда называли, «военно-технические» контакты начались задолго до подписания Рапалльского договора и являлись своеобразным политическим козырем, ориентиром для этих двух держав, оказавшихся на какое-то время на обочине мировой политики. Это сотрудничество было, естественно, обоюдовыгодным. Советской стороне оно помогло создать мощный военно-промышленный комплекс, улучшить вооруженность Красной Армии и квалификацию ее комсостава, а Германии, ограниченной Версальским договором, — осуществлять подготовку военных кадров и производство вооружений. Однако значимость этого сотрудничества выходит далеко за рамки чисто утилитарных интересов военных ведомств.