Стреляешь в брата — убиваешь себя - Максим Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как же вы мне все надоели, трупоеды! — гневно выкрикнул он, обводя взглядом застывших соляными столбами студентов. — Кому еще интересно, сколько я «духов» завалил?! Всем сразу отвечаю: не считал! С десяток, наверное, наберется!!! Но точно не подсчитывал! Ясно?! Нет?! Все теперь запомнили?! Или кому-то еще персонально рассказать?! Падальщики, блин!
Студенты ошарашено молчали, опуская глаза, чтобы не встретиться с горящим настоящей, не наигранной ненавистью взором «афганца». Все замерли там, где стояли, лишь чья-то рука, потянувшись из подсвеченного разноцветным миганьем цветомузыки полумрака, вырубила магнитофон, погружая комнату в давящую на нервы напряженную тишину.
— Уроды! — процедил куда-то в пространство Алик и быстрыми порывистыми шагами вышел из комнаты, по пути вовсе не деликатно оттолкнув оказавшуюся у него на дороге и не успевшую разомкнуть объятия парочку.
С грохотом закрылась входная дверь, сыпанув на пол белую пыль облетевшей от резкого удара штукатурки.
— Да-а, — сипло протянул первым пришедший в себя после этой сцены Мишка. — Форс-мажор, что называется… Что ты ему такого наговорила, золотце?
Светка едва справилась с обиженно и жалко дрожащими губами.
— Не знаю, вроде ничего… Так просто спросила сколько он душманов убил… Просто, для разговора… Мне на самом деле все равно было о чем спрашивать… Я не думала…
— То-то и оно, что не думала, — осуждающе качнул головой Мишка. — Все вы бабы так, не думая, да по больному месту… Или ты считаешь что человека убить, как таракана прихлопнуть, так же просто? Шлепнул тапком и дальше пошел?
— Но ведь…, они же…, - заикаясь, попыталась возразить Светка.
— Что они же?! Что? Или ты думаешь, душманы не люди? Хрен ты угадала, милая… Точно такие же, как мы с тобой, это я тебе как будущий биолог ответственно заявляю. А ты, будто про комаров, сколько прихлопнул? Ясное дело парень вспылил… Знаешь, сколько таких же как ты деликатных, его каждый день достают… Не мудрено сорваться… Теперь до утра будет у окошка в коридоре курить, как в прошлый раз… Эх, дура, ты дура, правду про баб говорят: волос долог, зато ум короток.
— Но я же не знала! — вскрикнула Светка, в отчаянии обводя глазами собравшихся студентов. — Откуда я могла знать?!
Со всех сторон на нее смотрели осуждающие укоризненные взгляды, только Андрей подошел к подруге и осторожно приобняв ее за плечи, притянул к себе. Светка, резко дернувшись, сбросила его руку.
— Куда он мог пойти? Я объясню ему, что не хотела, что это вышло случайно. Мишка, где он сейчас может быть?
— Откуда я знаю? — удивленно пожал плечами Мишка. — Вообще он живет на четвертом этаже в двадцать первой комнате… А так, кто его знает, куда его понесло…
— Ладно, — решительно тряхнула головой Светка. — Тогда я пойду и найду его!
— Погоди, Светуль, — опешил от такого заявления Андрей. — Куда ты сейчас пойдешь? Завтра вместе найдем этого психа, извинишься и все дела… Утро вечера мудренее, ни к чему сейчас горячку пороть…
Он нежно взял ее за руку, просительно заглядывая в глаза.
— Отстань!
С неожиданной силой она вырвала руку, ожгла ненавидящим взглядом и вихрем вылетела из комнаты, оставив его стоять, глупо хлопая ей вслед глазами.
— Не бери в голову, братка… Бабы дуры… Остынет и вернется…, - хлопнул Андрея по спине Мишка. — Ну а остальные чего состроили такие кислые рожи? Праздник продолжается! Ну! Продолжаем веселиться, черт возьми!
Повинуясь повелительному жесту хозяина комнаты, вновь взвыл магнитофон, сперва неуверенно, а потом все раскованнее и непринужденнее задвигались пары. Праздник действительно продолжался. Лишь в одном Мишка оказался не прав. Светка так и не вернулась. Измученный неизвестностью и ревностью Андрей полтора часа ломал свою гордость, уговаривая себя, что ничего страшного на самом деле не происходит, потом все же двинулся на поиски. Далеко идти не пришлось, дверь двадцать первой комнаты на четвертом этаже оказалась заперта, а сквозь покрытое облупившейся белой краской дерево отчетливо доносился характерный стон пружин стандартной металлической койки, точно такой, как стояла в комнате Андрея. Звучала она, кстати, тоже точно так же… Постояв несколько минут под дверью, понимая, что на стук просто не откроют, а выбить дверь не хватит ни сил, ни духу, Андрей ненавидя себя, Светку и всех окружающих, чувствуя в душе полнейшее опустошение, медленно побрел к себе, едва передвигая ставшие вдруг враз ватно-неловкими ноги.
— Так что же дальше? Чем закончилась история? Неужели Вы так и не выяснили отношений с этой девушкой? — немолодой уже лысоватый мужчина с неподдельным интересом перегнулся через отделяющий его от собеседника стол.
Высокий стройный парень, одетый в кричаще-яркую футболку и светло голубой джинсовый костюм задумчиво прикрыл глаза и, откинув назад голову, пару раз качнулся на стуле.
— Даже не знаю, что Вам ответить, профессор… Можно ли считать происшедшее на следующий день выяснением отношений… Я встретил ее утром в коридоре общежития. Было видно, что она чувствует себя виноватой и ей неприятно меня видеть. Она хотела просто молча пройти мимо, но я схватил ее за рукав и заставил все-таки остановиться и посмотреть на меня. Ее глаза были пусты, в них не было даже жалости. Понимаете, профессор, она смотрела на меня как на вещь, как на неодушевленный предмет… Это очень страшно, профессор, когда так смотрит любимый человек… Ведь, чтобы там не говорили, а антипод любви не ненависть, а равнодушие. Если тебя ненавидят, всегда есть шанс все исправить, от ненависти, до любви один шаг… Система не статична, понимаете? А здесь было сразу ясно, что ты просто вычеркнут из разряда людей, тебя нет, и ничего уже не поможет, чтобы ты не предпринял, как бы ни пыжился… Этот взгляд, он меня просто убил…
— Вы очень образно рассказываете, мой юный друг, очень образно, — явно сопереживая и оттого произнося слова слишком быстро, выпалил профессор. — Так что же дальше? Что она Вам сказала?
— Оставь меня, — горько вздохнул юноша. — Никаких извинений, никаких объяснений. Только это…
— Ну а Вы? Зная Ваш темперамент, не могу поверить, что Вы ничего не предприняли…
— Предпринял… Вот это…
Парень неспешно, словно нехотя выложил на стол левую руку, резким движением отвернул рукав куртки, внимательно, будто сам впервые увидел, осмотрел неровные бугристые шрамы, ярко-белыми полосками исчертившие предплечье, жирными линиями ложащиеся поперек вен, уверенным росчерком перечеркивающие биение жизни в этом теле.
— Как? — пораженный профессор отшатнулся. — Андрей! Вы же говорили мне, что это травма, полученная в стройотряде!
— Выходит я Вас обманул, профессор, — безразлично пожал плечами юноша.
— Но это же чушь! Дикость! Из-за какой-то профурсетки… — профессор клокотал от переполнявшего его возмущения.
— Владимир Михайлович, я прошу Вас… — с нажимом произнес Андрей.
Почувствовав в его голосе опасные звенящие нотки, профессор чуть сбавил тон, хотя и продолжал возмущенно размахивать ладонями.
— Помилуйте, батенька! Нешто так можно, в самом деле? Да будь Вы какой-нибудь шалопай и ветрогон я бы и слова не сказал! Но Вы, умнейший, одареннейший аспирант, не побоюсь этого слова надежда нашего университета, вот так вот запросто хотели уничтожить себя и свой талант, по столь легковесной, уж простите, причине?! Как можно вот так запросто отнять у Клио столь ревностного и преданного служителя. Увольте, не могу понять! Не могу!
Профессор настолько увлекся своим монологом, что последние слова буквально выкрикнул, приподнявшись со стула, видимо, вообразив себя стоящим на привычном месте за кафедрой и читающим очередную лекцию студентом.
— Тише, Владимир Михайлович, тише… — пытался его урезонить Андрей. — На нас уже обращают внимание.
Действительно две миловидных девушки пившие кофе с пирожными через столик от них, откровенно прыснули, прикрываясь ладошками, так насмешил их вошедший в раж профессор. А стоящий за барной стойкой вислоусый крепкий старик покосился в их сторону с явным неудовольствием, усмотрев в горячности профессора нарушение порядка и приличий. Правда никаких мер хозяин заведения предпринимать не стал, благо и сам профессор, и его молодой спутник уже целый месяц состояли его постоянными клиентами и немало приятно шуршащих денежных знаков успели сложить ему в карманы.
— Простите меня, Андрей, — на пол тона тише продолжал Владимир Михайлович. — Но подобное решение не делает Вам чести, не делает! Отнюдь! Это не решение проблемы, это бегство от нее! Да, да! Именно трусливое бегство!
— Может быть, — все так же задумчиво разглядывая шрамы, проговорил Андрей. — Но я ведь никуда не сбежал… Просто не смог… А потом уже не повторял таких попыток. А она даже не пришла меня проведать в больнице. Просто вычеркнула из жизни, профессор. Выбросила, как надоевшую игрушку…