Рецепт дорогого удовольствия - Галина Куликова

— Что за машина? — тут же спросила Глаша, против воли почувствовав возбуждение.

— Я не разглядел. Ушел уже довольно далеко, понимаешь? Просто низкая темная машина, вот и все, что я могу сказать. Сузи села в нее, машина развернулась и умчалась прочь. Больше я свою жену не видел.

— И случилось это в прошлый понедельник? — уточнила Глаша.

— В прошлый понедельник, — повторил Петя. — Я тогда просидел на кухне до самого утра, все придумывал, что и как я скажу Сузи, когда она возвратится. Но она.., так и не пришла.

— И ты не обратился в милицию? — изумилась Глаша.

Петя отрицательно покачал головой:

— Я не могу. У меня есть причина не обращаться в милицию.

— Послушай, а зачем ты вообще все это мне рассказал? — неожиданно спросила Глаша. — Не думаешь же ты, что я смогу отыскать Сусанну?! Вот такая вот наивная Глаша Медвянская без связей и без пистолета?

— Я хочу, чтобы ты просто попробовала что-нибудь узнать, — поспешно и очень горячо перебил ее Кайгородцев. — Во-первых, я тебя хорошо знаю. Во-вторых, ты моя подчиненная и тебе не следует вступать со мной в конфликт. В-третьих, ты сейчас от меня зависишь, потому что влипла в историю с Дукельским. И в-четвертых, ты очень наблюдательная и бесстрашная. Вывела на чистую воду целую банду, которая хотела напасть на у инкассаторов.

Глаша всплеснула руками и покачала головой.

— Но почему все-таки не милиция или не частный детектив? — не сдавалась она.

Кайгородцев грустно поглядел на нее.

— Я хочу скрыть от всех одно обстоятельство, — медленно произнес он. — Тебе я его раскрою.

— Какое обстоятельство?

— Сначала скажи: согласна ли ты заняться поисками?

Глаша пристально посмотрела на Кайгородцева. В его глазах была усталая решимость. Он — ее непосредственный начальник и явно не в себе. Наверное, придется хотя бы сделать вид, что она занялась розыском. Ну, не получится у нее ничего, что он сможет сделать?

— Ладно, — сказала она; — Давай свое обстоятельство.

— Глаша, учти: это — тайна. И ты должна хранить ее до тех пор, пока я сам не скажу.

— Клянусь.

— Когда девять лет назад я встретил Сусанну, она… Ну, как бы это помягче сказать? Была девицей легкого поведения.

Глаша разинула рот:

— Ты женился на прости… Прости.

— Зря не договорила. Женился на проститутке. Я влюбился без памяти. Мне было все равно, чем Сузи занималась до нашей встречи. Я решил, что смогу стать для нее счастливым билетом, и она будет любить меня вечно.

— И она любила тебя?

— Все девять лет, что мы прожили вместе. А потом стала поить горьким чаем и исчезать по ночам. Я не хочу сообщать в милицию или, еще того хуже, выворачивать душу перед частным сыщиком. Они обязательно это разгласят. И тогда обо всем узнает Андрей…

— Андрей? Какой Андрей?

— Какой-какой? Нежный!

— Это для тебя он Андрей, а для меня Андрей Васильевич.

— Он узнает и будет.., недоволен. Раздосадован. Моя благонадежность, моя добропорядочность уже не станут казаться ему такими уж неколебимыми. Это может разъединить нас. Глаша, что бы ни случилось, он не должен узнать.

— Понимаю…

— Он приглашал нас с Сузи на всякие важные встречи, рауты, на свои дни рождения. Там были очень высокопоставленные люди. Если он узнает про Сузи…

— Послушай, а после свадьбы твоя жена где-нибудь работала? — спросила Глаша и тут же покраснела до ушей. Кайгородцев ничего не заметил.

— Поначалу нигде не работала. Потом пристроилась к подружке в магазин, торговала косметикой. А теперь продает массажеры. Знаешь, такая классическая пирамида, когда один продавец приводит другого и получает за поголовье приведенных какой-то там процент…

— Как «Гербалайф»? — уточнила Глаша.

— Точно.

— У меня подруга влезла в такую же систему, торгует косметикой. По моим наблюдениям, она вкладывает больше, чем получает.

— Глаша, меня не интересовал размер ее заработка. Она делала все, что хотела. Я пока еще в состоянии содержать семью. Некоторое время назад мы даже подумывали завести ребенка. У меня, если ты не в курсе, двое детей от первого брака, но Сузи тоже хотела ребенка. Хотела, хотела, а потом…

— Начала поить тебя горьким чаем, — закончила за него Глаша. — Петя, — жалобно сказала она. — Ну что я могу сделать?

— Хотя бы поддержи меня, — попросил тот, глядя на нее полными муки глазами. — В конце концов, ты — мой референт. Считай, что я дал тебе поручение.

— А как же типография, буклеты? — пробубнила она.

— Типография, буклеты — это само собой. А Сузи — твое домашнее задание. А мое домашнее задание — Дукельский.

— Петь, а что, если… — Глаша сверкнула желтыми глазами. — Что, если с твоей женой что-нибудь случилось?

Кайгородцев принялся разглядывать свои ногти.

— Может быть, я монстр, — сказал он, не прерывая своего занятия, — но для меня важно не только что с ней случилось, но также как и где это случилось. Ты меня понимаешь?

Глаша внимательно посмотрела на Кайгородцева. Она всегда полагала, что он классный мужик — и умный, и красивый, и справедливый. А сейчас вдруг подумала, что не хотела бы оказаться на месте его жены.

— Я чувствую себя так, словно выпустил джинна из бутылки, — признался он и поежился. — Никому этого не рассказывал… Глаша, я всецело полагаюсь на тебя.

— Сегодня вечером я сижу с племянником, — вместо ответа сообщила та. — А завтра нам нужно вместе сходить на кладбище. Покажешь мне ту калитку, ладно?

Кайгородцев молча кивнул.

Глаша вышла из кабинета и попала прямо в жаркие объятия Подвойской. Она ходила по приемной и месила воздух вместе с большим белым вентилятором. Над нею тучей висело неодобрение.

— Такого мужика упустила! — накинулась она на Глашу. — В Академии МВД преподает!

— Раиса Тимуровна, — твердо сказала Глаша, — я видела, что ему нравитесь вы. Борьба была бессмысленной.

— Я?! — ахнула Подвойская и тяжело опустилась на стул. — Глашечка, ты смеешься над бедной старухой.

Она всегда называла себя старухой, когда хотела, чтобы ее похвалили. Глаша уже собралась хвалить, когда в приемной материализовался Саша Ашмаров. За глаза все звали его Кошмаровым, хотя Саша был весьма приятен на вид. Восток едва проступал в его чертах, но этого было достаточно для того, чтобы сделать лицо неординарным. Сашины раскосые глаза разили наповал, и все пациентки женского пола, побывавшие в центре, обязательно записывались к нему на массаж. Глаша даже предложила Кайгородцеву поместить в готовящемся буклете фотографии докторов, считая, что внешность Ашмарова будет особенно действенной рекламой.

— Как жизнь? — спросил Саша, вздернув бровь. — Говорят, Глаша, ты вступила со мной в конкурентную борьбу? Кого ты там заломала на пляже?

— Уже все знают! — пробормотала она.

— Еще бы не знать! Этот тип звонил все утро, поднял на ноги весь медперсонал. Говорит, ты ввела его в заблуждение. Бессовестно обманула, назвавшись доктором, а потом налегла, как мясник на окорок, и выбила ему пару позвонков.

— Вранье! — выкрикнула Глаша. — Я имела доступ к телу как частное лицо! Да и не одни же мы были на этом пляже!

Глаша неожиданно вспомнила, что совсем рядом на большом одеяле отдыхала группа юношей, которые в тот момент лежали под солнцем, как овощи. Не могли же они все одновременно задремать! Значит, кто-то из них мог слышать весь ее разговор с Дукельским. Надо несколько раз съездить на плотину примерно в то же самое время и попробовать отыскать их. Если у нее будут свидетели, Дукельский непременно отвяжется. И Кайгородцеву не надо будет посылать к нему своих мальчиков с угрозами.

Тем не менее Глаша весь день думала вовсе не о Дукельском, а о предстоящих поисках Сусанны Кайгородцевой. Она понятия не имела, с какого боку подступиться к этому делу. Завтра они с Петей посетят кладбище. А дальше? Наверное, надо составить список всех ее подруг, всех родственников. Мало ли кто что про нее знает? Интересно, Петя хоть кому-нибудь еще сказал о том, что у него исчезла жена?

«А что, если он ее убил? — внезапно подумала Глаша. — Как в кино. Убил и поэтому не торопится обращаться в милицию. Ему нужно, чтобы прошло как можно больше времени. Да, но тогда зачем ему я? Может быть, он хочет проверить, не оставил ли каких-нибудь улик? Если я их найду, он меня тоже шлепнет, а улики уничтожит».

В тяжких раздумьях Глаша посмотрела на часы и ахнула. Брат должен был подвезти Дениску к половине седьмого, а уже без двадцати семь.

— А вот и твоя любимая Глафира! — радостно сообщил Коля десятилетнему сыну, завидев свою сестрицу. — Вылезай, приятель, вам дальше пешком.

Дениска боднул на прощание отца головой в плечо и побежал Глаше навстречу. Он охотно оставался с теткой, потому что она не давила на него, не заставляла есть «как положено» и разрешала смотреть по телевизор все, что он хотел. Даже кино, где целовались и громко стонали.