Детектив Шафт - Эрнест Тайдиман

– Здесь.

– Нет.

– Тогда катись со своими разговорами!

Если они хотят арестовать его, пусть делают это здесь, на углу. Он не желает возвращаться в машину в теплой компании троих белых копов на виду у всей мастерской Драго.

– Шафт, – продолжал нудить Андероцци, – на две минуты.

– Я слушаю.

– Только не на улице.

– Знаешь что, лейтенант, если ты хочешь что-то мне сказать – говори. Если хочешь спросить – спрашивай. Если хочешь поговорить, позвони мне в офис, и я назначу время. Но ни тебе, ни твоим людям не удастся затащить меня в вашу машину, пока я не узнаю, зачем, куда и на какое время мы поедем. И пока у меня не будет возможности сообщить обо всем этом еще кое-кому.

– Да ладно тебе, Джон, из-за чего ты так всполошился? Расслабься.

– Ты устраиваешь за мной погоню, как будто я ограбил Федеральный банк, и еще спрашиваешь, чего я всполошился.

– Лейтенант, – подал голос один из полицейских.

– Заткнись! – резанул Андероцци. Он был острый ножик, а его подчиненный – большой кусок сыра. – Иди к машине. Оба идите.

Полицейский ушел. Шафт почувствовал, что угроза за спиной испарилась.

– Хорошо, Джон. Давай поговорим здесь. – Лейтенант не боялся, что кто-то подслушает. Он, как и его собеседник, знал в лицо всех белых и цветных в Нью-Йорке, чьих ушей стоило опасаться. Шафт и Андероцци смотрели в разные стороны. – Они ищут тебя по всему городу. Удивительно, как ты сумел добраться до центра и не встретить их.

– Я шел пешком.

– Да, видимо, поэтому. Только ты да еще восемь идиотов ходят в этом городе пешком.

– Иногда я бегаю.

– Я тоже. Так вот, я получил приказ бежать к тебе и спросить, не хотят ли они нанять тебя для чего-нибудь, о чем мне следует знать.

Лейтенант подождал, но Шафт лишь буркнул:

– Продолжай.

– Скажи мне прямо, Шафт. Что-то происходит?

– С чего ты взял?

Лейтенант Виктор Андероцци, начальник уголовного розыска 17-го отдела полиции города Нью-Йорка, тяжело вздохнул. Взяв Шафта под руку, он завернул за угол и повел его по Сорок второй улице в направлении Шестой авеню.

Два человека прогуливались под руку в центре Нью-Йорка, словно двое ученых в Сорбонне.

– Знаешь, Джон, лет тридцать назад я любил ездить на север рыбачить. Мы ездили с отцом. У нас была дырявая резиновая лодка, и я вычерпывал из нее воду консервной банкой. Мы ловили карася, окуня, леща, щука иногда попадалась... Да, в те времена я любил рыбалку. Теперь я ее ненавижу. Меня тошнит при одной мысли о рыбалке. Дело в том, что последние тридцать лет я только тем и занимался, что закидывал удочку в человеческое нутро. Я выудил кучу ржавых банок, дырявых камер и прочего дерьма.

Мимо прошла парочка голубых, которые направлялись в мужской туалет круглосуточного кинотеатра между Седьмой и Восьмой авеню. Они было заулыбались, увидев, как нежно Андероцци поддерживает Шафта под руку. Но под свирепым взглядом Андероцци их улыбки вмиг исчезли.

– Я ненавижу ловить рыбу. Но я обязан ходить на рыбалку и обязан смотреть, что там теребит мою наживку на дне черного озера.

– Как поэтично! Шекспир отдыхает, Вик.

Они стояли у магазина музыкальных инструментов и рассматривали в витрине черные и белые рояли, словно собрались купить какой-нибудь с рассрочкой в тридцать лет.

– Не смейся. Я всегда говорю так с моими детишками, прежде чем задать им хорошую норку.

– Я тебе не сынок. И ты не на рыбалке.

– Да уж!..

– Ты, наверное, не поверишь, если я скажу тебе, что сам ничего не знаю. Я знаю только, что какие-то люди из Гарлема искали меня всю ночь. Ведь ты не поверишь?

– Поверю.

– Молодец. Больше мне нечего тебе сообщить. Я сам теряюсь в догадках.

– Слушай, пойдем на другую сторону, купим жареных орешков. Я их обожаю.

Они перешли на противоположную сторону Шестой авеню, где был магазин "Лучшие орехи для вас".

– Ты что, хочешь отогнать меня подальше от Таймс-сквер? – спросил, усмехаясь, Шафт.

Лейтенант не ответил. Купив Шафту четверть фунта фисташек, а себе жареных кешью, он снова потащил его через улицу. Они пошли в Брайнт-парк, где вокруг Публичной библиотеки с ее бесценным литературным собранием спят бродяги и воркуют гомосексуалисты.

Было еще рано, и они без труда нашли свободную скамейку.

– Понимаешь, вон в той выгребной яме, – Андероцци кивнул на север, в сторону Гарлема, – рванула какая-то бомба. – Он одновременно жевал, глотал и говорил. – Всплыло все дерьмо. Я слышал об этом от многих полицейских – белых и черных. Мафия, исламисты, престарелые гангстеры, новые бандиты, цветные боевики – все. Все готовятся к войне. А все копы только об этом и говорят. И еще – они страшно напуганы. Я в жизни никогда не видел столько испуганных копов.

– И что же они говорят?

– Что грядет беспредел. Через неделю или около того кровь будет литься повсюду – здесь и там.

Шафт удивленно присвистнул.

– Но почему?

– Не знаю, черт бы меня побрал! Ну а ты? Ты должен знать. Бандиты весь город перевернули, чтобы тебя найти.

Шафт задумался. Война? Но в Гарлеме нет сейчас ни одной группировки, способной вести войну. Хотя многие жаждут драки. Устраивают взрывы на рынках и магазинах, угрожают... Бандиты есть бандиты...

– Ну, вообще-то... Беспредел, конечно, может когда-нибудь начаться, – произнес он с сомнением в голосе.

– Послушай, это тебе не революция, которая действительно "может когда-нибудь начаться". Это будет уже сегодня вечером, завтра, в крайнем случае – послезавтра. Понимаешь? И я обязан этого не допустить. У меня приказ.

Шафт посмотрел вокруг, чтобы убедиться, что никто не подглядывает, и швырнул скорлупу от фисташек в кусты. Да, Андероцци прав. Но у него своя правда, как у всякого другого – своя.

– Чего ты хочешь от меня?

– Я хочу, чтобы ты узнал, в чем дело. Я позвоню тебе, – Андероцци отвернул рукав своего коричневого спортивного пиджака и взглянул на золотые часы, – в девять часов вечера. Идет?

– У меня тоже к тебе просьба.

– Ну?

– Никакой слежки. Иначе я отказываюсь иметь с тобой дело.

– Ладно, договорились.

У выхода из парка Шафт оглянулся: тощий серый человек кормил с руки орехами тощую серую белку.

Он быстро шагал на север по восточной стороне Шестой авеню. Краем глаза Шафт ловил отражения улицы в витринах: "хвоста" за ним не было. Витрины показывали людей, снующих меж магазинов в обнимку с кое-где протекающими бумажными пакетами для продуктов. Для Шафта они были неинтересны, особенно сегодня утром. Было только девять часов, а ему уже порядком досталось.

За ним охотились, угрожали, окружали, читали ему лекции – и все это за час с небольшим. Хуже всего, что его вынуждали играть по чужим правилам. У Шафта было ощущение, будто его вытолкали на сцену без единой репетиции, и вот он один стоит на виду у враждебной толпы зрителей и не знает, что представлять. Нет, сегодня определенно не его день.

Когда он шел по Сорок третьей улице, ему в глаза бросилась реклама магазина электроники: "Фишер, Боген, Гаррард". Итак, у него есть три пути. Он может залечь в Гринвич-Виллидж, покуда все само собой не прояснится. Он может начать наводить справки, и тогда они столкнутся нос к носу. (Как бы это не вышло ему боком.) И наконец, он может начать свою игру и отыграться за сегодняшнее неудачное утро. Конечно, Шафт склонялся в пользу последнего пути. Мысль о мести грела ему душу. Месть будет его топливом, движущей силой. Он растолкует мерзавцам, что, если кому-то понадобился Джон Шафт, он должен сначала заслужить его интерес, а затем уже обратиться к нему с подобающим почтением. Он объяснит им, что Джон Шафт не терпит грубости, наглости и принуждения. Короче, он научит их хорошим манерам.

Обогнув угол Сорок шестой улицы, Шафт свернул на запад. Здесь он пошел медленнее, вглядываясь в прохожих. Каждое из увиденных лиц поступало в банк его памяти. Машины, ползущие на восток сквозь первую утреннюю пробку, тоже подвергались осмотру.

Попасть в здание, где находился его офис, можно было несколькими путями. Шафт уже давно их все изучил. До одного входа нужно было идти еще полквартала. Второй был за углом, напротив Таймс-сквер. Третий был черный ход, который вел на пожарную лестницу. Обувной магазин на углу скрывал четвертый вход. Пятый находился позади лавки, где официально продавали сексуально-просветительскую литературу, а из-под полы – порнографические журналы и фотографии.

Продавец за кассой молча кивнул. Он не в первый раз видел IIIафта, проникающего в здание этим маршрутом. Никто из покупателей, выбиравших товар, не поднял взгляда на Шафта. У посетителей таких магазинов не принято рассматривать друг друга.

За дверью с надписью "Служебный вход" начинался длинный, узкий коридор. Шафт быстро прошел по коридору, минуя офис, склад и туалет. В конце было двадцать ступенек вниз и еще одна дверь. Отодвинув засов, он открыл ее и заглянул в тускло освещенный подвал. Никого. Минуту спустя он выбрался из подвала через пожарный люк под лестницей. От вестибюля его отделяла последняя дверь, снизу металлическая, сверху стеклянная. Шафт поднялся на пять ступенек и, распластавшись по пыльной стене, заглянул в вестибюль. Возле лифтов толпились пассажиры. Лифтер работал без передышки. Несколько стенографисток покупали сигареты и жвачку.