Журнал «Вокруг Света» №02 за 1985 год - Вокруг Света

Лето прошлого года было весьма урожайным на лосося. На камчатских реках горбуша стояла от берега до берега, от устья до истока. В прошлые годы Анатолий Георгиевич Остроумов, всегда осторожный в прогнозах, раздражался, когда преждевременно говорили, мол, вот много рыбы пошло. «Подождем радоваться»,— отвечал он. А теперь Остроумов стоит на берегу Курильского озера оживленный, почти веселый. Красная шла на нерест сверх ожидания дружно и в огромном количестве. И все-таки, чувствуется, сомнения не оставляют Остроумова. Хорошо ли это? В чем причины такого взрыва жизни?

А пока мы смотрим на крупные тела нерки в брачном наряде — красные, коралловые, совсем бордовые. Одни рыбины еще всплескивают, бьются головами в щиты загородки, другие уже вяло перебирают плавниками. Волны выбрасывают сненку — отнерестившуюся рыбу на берег. Теперь она будет удобрять дно озера, давать корм будущему поколению. Жестокий, но разумный закон существования.

...С теплых «морских пастбищ» сквозь океанскую толщу вод инстинкт продолжения жизни гонит миллионные стаи лососей к родным берегам. Лучше любого лоцмана они за тысячи километров находят из множества похожих рек ту единственную, из которой когда-то вышли. Смертельные опасности поджидают их в пути: зубастые челюсти акул, сети, перегораживающие проливы, а в устьях рек — нерпичьи засады. Нерпы ловят рыб и, насытившись, по словам рыбаков, подкидывают вверх и откусывают лакомые головы. Когтистыми лапами и зубами хватают лосося медведи. И все-таки лососи неудержимо стремятся на свои нерестилища...

Входя в пресную воду, лососи перестают кормиться (тоже жестокий закон природы — сохранить пищу для потомства), преодолевают быстрины, обдирая о камни бока. Сотни километров поднимаются они вверх по рекам, выискивая удобные галечники и протоки, перепрыгивая метровые водопады. И наконец, истощавшие, горбатые, зубастые, останавливаются на нерест на облюбованных отмелях, где родились сами, над прозрачной родниковой водой, чтобы дать жизнь и погибнуть...

У известного американского ихтиолога и поэта Родена Броуна есть стихотворение «Тихоокеанский лосось». Перевод, сделанный И. И. Куренковым, победил на поэтическом конкурсе ихтиологов института:

Вот и родимый поток!

И с неистовой силой

Рвется он в бурную реку,

На острых камнях оставляя

Панциря клочья и рваные красные мышцы.

Времени нет! Ведь спешит он

К порогу родному

Выплеснуть в чистый родник

Новую юную жизнь.

Вертолет медленно поднимается над Курильским озером, и на берегу уменьшаются фигурки Тани и Юрия Вторушимых, их товарищей — ихтиологов. Летим обратно над «Курильской землицей». Остроумов беспокойно переговаривается с пилотом — облака прижимают к земле. А внизу, в долине речки Паужетки, видны столбы пара от геотермальной электростанции и буровых скважин. «Хорошо, когда работают на Камчатке такие электростанции,— говорил мне Куренков.— А то у одного рыбацкого поселка стали проектировать ГЭС. Но ведь если бы ее построили, то рыба бы исчезла и рыбакам нечего было бы делать. Ох, не нужны камчатским нерестовым рекам неразумные проекты. Камчатка должна стать зоной повышенной охраны биологических ресурсов».

По долинам, над путеводными нитями прозрачных рек мы, несмотря на тяжелую облачность, к вечеру все же дотянулись до Петропавловска.

— Как бы посидеть, поговорить, Анатолий Георгиевич? — спросил я Остроумова.

— Не знаю, не знаю. Времени в обрез, горячая пора...— ответил мне Остроумов, пожимая руку.— Завтра вылетаем рано...

В. Лебедев / Фото Б. Большакова, И. Лагунова, А. Остроумова, А. Рогожкина П-ов Камчатка

Первый спутник продолжает полет

В то утро все проспекты, улицы и переулки Вены вели к одной цели — стадиону «Пратер». Здесь волновалось многоязыкое море молодежи. Индийские сари, мексиканские сомбреро, арабские галабии, бразильские карнавальные наряды. Дежурные из Подготовительного комитета едва успевали рассаживать на трибунах и устраивать в проходах делегатов и гостей фестиваля.

Восемнадцать тысяч молодых людей из 112 стран планеты съехались в те дни в Вену, и объединяло всех огромное желание побольше узнать друг о друге, поговорить о мире на Земле, сказать: «Нет!» — атомной бомбе и «Нет!» — любой войне, какими бы средствами она ни велась. Люди разворачивали плакаты с фестивальной ромашкой, обменивались значками, пели песни. Но вот прозвучали фанфары, и десятки разноцветных парашютиков с развевающимися лентами: «Мир! Дружба!» — опустились на зеленую траву стадиона.

VII Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Вене начался. Было 26 июля 1959 года...

…В моей дорожной сумке лежали две карты: туристская схема Карелии и справочная карта Австрии. Первая — чтобы лучше ориентироваться в городах, реках и озерах Карелии, вторая — чтобы не путать реки, города и земли Австрии. В Петрозаводске мне предстояла встреча с группой руководителей молодежных организаций Австрийской Республики, которая совершала поездку по СССР.

В переулке у площади Ленина затормозил голубой «рафик». Из него выпрыгнула светловолосая девушка с охапкой цветов. За ней степенно вышли остальные: два молодых бородача и крепкая смуглая девушка, на ходу взводящая затвор фотоаппарата. Они направились в сторону мемориала: к братской могиле и могиле Неизвестного солдата. Когда я подошла, цветы уже лежали на мраморной плите, и ребята в молчании стояли у Вечного огня Славы.

Светловолосая девушка оказалась переводчицей, она и познакомила меня с австрийцами.

Бородачей звали Вальтер Виндишбауэр (он — председатель Коммунистического союза студентов Австрии) и Йозеф Зайдель (секретарь Координационного комитета антивоенного движения Австрии), смуглая девушка — Вальтрауд Штифсон — представляла Комитет солидарности со странами Латинской Америки. Все — члены Коммунистической партии Австрии.

— Так хранить память могут только русские,— сказал Вальтер.— Мы не впервые в вашей стране, и куда бы ни приезжали, нас обязательно ведут к Вечному огню. А ведь и за Вену погибли советские солдаты. Одиннадцать тысяч воинов пали, освобождая нашу столицу от фашизма. Каждый год в день окончания войны венцы приходят на Шварценбергплац к памятнику советским воинам. Я обязательно приведу туда своего сына.— Вальтер смущенно улыбается: — Правда, пока у меня нет ни жены, ни сына... Но почему бы не помечтать...

— Да, ты большой фантазер,— хлопает его по плечу Йозеф.— Домой еще не уехал, а уже мечтает, как приедет в Советский Союз через год — на Всемирный фестиваль молодежи и студентов.

— А ты разве не мечтаешь? — вскидывается Вальтер.— И ты, и Вальтрауд, и многие другие...

Рассаживаемся в «рафике». Наш путь — в Кондопогу. Вальтер выясняет, долго ли ехать. Оказывается, минут сорок — по карельским масштабам совсем близко. Вальтрауд перезаряжает фотоаппарат, Йозеф жалуется на жару, говорит, что готовился к карельским дождям и ветрам. Переводчица Наташа сообщает, что такая температура была зарегистрирована в последний раз... 140 лет назад.

— Бывали ли вы на предыдущих фестивалях? — возвращаюсь я к прежней теме.

— Нет, не пришлось,— откликается Вальтер.— На Берлинском я быть не мог — по возрасту не дотягивал, а ко времени Гаванского фестиваля я учился в Венском университете, на психологическом факультете, и летом 1978-го у меня выдалась напряженная пора. Да и к тому же общественная работа... Но для меня одинаково важно и то и другое. Нам нужны образованные борцы, люди, которые разбираются и в экономике, и в политике, хорошо знают языки. Пока я говорю на французском, английском, знаю латынь.

— А про немецкий забыл? — спрашивает Йозеф.— Правда, ты им специально не занимался, просто заговорил двадцать пять лет назад, и все...— Мы улыбаемся — понимаем, что Йозеф пытается смягчить серьезную манеру разговора Вальтера.

— Мы были на ваших заводах, в молодежных клубах,— начинает Вальтрауд,— и везде слышим про фестиваль. А ведь до его начала еще столько времени. Нам рассказывали о молодежных субботниках, средства от которых пойдут в фонд фестиваля. Об этом пишут в газетах: когда, где, сколько. У нас нет таких возможностей для пропаганды, как у вас. Наши ребята расклеивают плакаты ночью, втайне от полицейских. Ведь чтобы повесить плакат, сначала нужно купить место, где он будет висеть. А для этого нужны деньги. Мы же люди небогатые. Йозеф, ты сколько занятий перепробовал?

— Чертежником я был,— начинает загибать пальцы Йозеф,— разносчиком был, в разнорабочих ходил... Безработным, конечно, тоже был. Это когда администрация узнала, что я коммунист. Потом долго не мог найти работу. Наконец посчастливилось — в Вене...