Мурманский хрусталь - Татьяна Александровна Бочарова

– Лед? – переспросила Таня.

– Хрусталь – это крусталь, кристаллом, что в переводе с греческого и есть лед, – пояснил брат с умным видом.

Девочка задумалась:

– Тогда это ледяной город…есть на Земле город изо льда?

Дима тоже задумался и скоро лицо его озарилось светом:

– Ведь верно…ледяной город. Это зимний замерзший город. Наш Мурманск, например. Но почему не спит? И что зимой может быть за день, объединяющий всех людей?..

Теперь уже девочка озарилась идеей, хлопая в ладоши:

– Да ведь это же новый год! Все празднуют. Все ждут подарков. И все любят друг друга.

– И не спят, – подтвердил Дима, изумленный, как туманные слова вдруг обретают смысл.

– Действительно, – подхватил дядя Рома, – только в этот день люди всей планеты живут в унисон. И сердца их максимально открыты, чтоб посадить в них зерно любви. Дыхание солнца.

– Но новый год празднуют ночью, солнышко спит, – встревожилась Таня.

– Но дышит, – хитро заулыбался Дима, к которому обратились все взоры.

Он поглядел на пытливые взгляды и пояснил:

– Дыхание солнца – это северное сияние.

– Какой ты умный, – зааплодировала сестра, подпрыгивая.

– Солнце не зря является главным божеством во многих религиях, – соглашался кудрявый мужчина, – его дыхание могущественно и может вдохнуть истину в тех, кто по-настоящему открыт и чист. А новогодняя ночь – это единственное время, когда все люди максимально открыты друг к другу. Мне становится понятно…

– Понятно все, – перебил его Дима, – кроме того, как можно заставить всех людей явиться в Мурманск в новогоднюю ночь.

Таня закрылась ладошками, приготовляясь плакать, но дядя Рома отвечал в противовес:

– А это и не нужно. Нужно лишь, чтоб послание долетело до других. Мы же все связаны, как единый организм. Расстояние для нашей мысли не препятствие. Тем более, – он прервался, вглядываясь в Диму, – наверняка ты лучше меня знаешь эти научные опыты.

– Какие?

– О связи частиц.

Дима почесал голову и в раздумьях схватил камень, чтоб бросить в воду.

– Стой! – Таня крепко схватила его ладонь своими маленькими ручками.

Он чуть не выбросил в море ракушку, найденную ею.

– Частицы, когда-то взаимодействовавшие, а позже разделенные на любые расстояния, все равно синхронно меняют свои состояния.

Таня слушала его завороженно, раскрыв рот.

– То есть если ты, Танечка, откроешься для дыхания солнца, а потом подумаешь обо мне и передашь свою любовь, то я, даже не видя северное сияние, почувствую это же дыхание. А потом подумаешь о другом человек, о третьем, десятом…

– Словом, обо всех, – с сарказмом заметил мальчик.

– Но…– пролепетала Танечка, разводя руками, – со всеми я не знакома…

– Вот именно, – торжествующе проговорил Дима, – уж здесь вы не будете спорить, что это невозможно?

Танечка закрыла лицо руками, собираясь плакать.

– Есть у меня идея, – задумчиво заговорил дядя Рома, – вот как раз тут недалеко на японских островах проводили эксперимент.

Дима заинтересовался.

– Обезьяны не ели бананы с песка, тогда человек научил одну из них мыть фрукт. Обезьяна научила этому свою семью, затем других обезьян, живших рядом. А затем, когда этому обучилась сотая обезьяна, то мыть бананы резко стали вообще все особи популяции. Даже те, кто находился на других островах. И опыты ставили неоднократно. Результат всегда одинаков – как только навык осваивает сотая обезьяна, его тут же осваивают все остальные.

– «Эффект сотой обезьяны», – киванием подтвердил Дима, что слышал о таком.

– Так я думаю, – продолжал дядя Рома, – достаточно будет передать это определенному количеству людей, тогда и остальные научатся подключать к источнику свои корни и обретут вечное счастье и любовь.

– О! – оживилась Танечка, загибая пальцы, – Я знаю Ванечку, Анечку, Сашеньку, Вовочку, Сонечку, Лешеньку, Людмилу Сергеевну…

Она считала всех своих друзей из детского сада, а так же нянечек, поваров, охранника и даже садовника.

– 33 человека, – гордо вскидывая подбородок, заявила Танечка, – сколько осталось?

Она обратилась к брату, так как математику он любил и отлично считал.

– До ста? – переспросил он, – шестьдесят семь. Но мне кажется, это не сработает.

Дядя Рома мотал головой:

– Не сработает. Людей много. Сто людей – это слишком малая часть. Нужно больше. Думаю…хотя бы сто тысяч.

– Сто тысяч? – переспросила Танечка, пытаясь осмыслить цифру, – а сколько осталось до ста тысяч?

– Девяносто девять тысяч девятьсот шестьдесят семь, – монотонно заявил Дима.

– Сколько?! Это же еще больше, что сто! Нечестно!

Танечка залилась горькими слезами, лишь повторяя сквозь них:

– Люди навсегда останутся злыми и несчастными. Это нечестно, нечестно.

– Ну вот нюни распустила. И без тебя мокро, – Дима махнул рукой в сторону моря.

Дядя Рома подошел и обнял ее, выжидая, пока она успокоится.

– Когда человек плачет, значит, его лед внутри тает. Ты очень добрая девочка.

Она подняла на кудрявого мужчину свои мокрые трогательные глазки.

– Но что теперь с нами будет…– всхлипывая, пропищала она, – у меня нет столько друзей. Да и за всю жизнь столько не собрать.

– И все-таки деревья в тебя верят. А они мудрые. Значит, у них есть основания. И ты тоже в себя поверь.

– Но это…– она запнулась, оглядываясь на брата, – это невозможно.

– Невозможно, – дядя Рома сказал задумчиво, полувопросительно, – когда-то в детских сказочках, тебе, наверное, читали, как волшебницы связывались по заколдованному блюдцу с другими людьми. Это была магия и выдумка автора. Словом, такая связь в жизни была невозможна. А сейчас?

Танечка задумалась:

– Когда мы сюда прилетели, мама созванивалась с нашими друзьями по видеосвязи. По телефону.

– Верно. Это одно и то же. Так это возможно или нет?

– Ну, – она подумала еще немножко, – сейчас да. А раньше было невозможно.

– Вот именно. Значит любое невозможно – лишь временно. Любое невозможно – это лишь «пока не знаю как».

Таня тут же засияла радостной улыбкой, будто и не плакала. Она запрыгала и стала хлопать в ладоши, только ракушка мешала, которую она теперь не выпускала из своих рук.

– Я подарю это тебе, – на радостях решила таня, вручая кудрявому мужчине розовую раковину, – нет, подожди.

Она приложила ее к губам, шепнула в нее и, озорно хихикнув, вручила ее снова.

– Ты ее слушай, когда соскучишься. Там теперь не только маленькое море, но и маленькая я, – она засмеялась.

– Спасибо, добрая девочка, – он приложил раковину к уху.

– Слышно? – затаила дыхание она, – я говорю, что люблю тебя.

– Точно! – вдруг громко воскликнул он, – Если бы найти сто тысяч таких ракушек. Сто тысяч каких-то предметов, которые бы пригодились в новый год, шепнуть туда так же и отдать людям, то они получат твое послание. Они получат дыхание солнца…и тогда…

– Но это, – фыркнул Дима.

– Тссс, – не дал ему высказаться дядя Рома, – чистый лист. Помнишь? Чистый лист.

Таня заговорщицки подмигнула ему.

1 ноября, когда на туманном острове Сахалин выпал первый снег, как раз напоминая о скором приближении нового года – праздника, когда люди, наконец, смогут по-настоящему обрести счастье, дружная семья хрустальщика вылетела домой.

Таня волновалась. Поскольку плана еще не было.

– Вода с газом, без газа, чай, кофе, сок томатный, апельсиновый, яблочный?

Подъехали к ним любезные стюардессы с побрякивающей тележкой.

– Кофе и воду, – густым голосом попросил папа.

Он всегда пил перед сном