Алюминиевый кинжал - Ричард Фримен

— Может быть, и так, — надменно ответил швейцар. — На следующий день пришёл продавец мороженого — настоящий бездельник. Встал снаружи, как будто примёрз к тротуару. Давал на пробу образцы посыльным, а когда я попытался прогнать его, велел мне не вмешиваться в его бизнес. Вот уж действительно, бизнес! Ну, эти мальчишки словно приклеились к нему, старательно вылизывая стаканчики, пока я чуть не взорвался. И он изводил меня весь день. Затем явился шарманщик с паршивой обезьяной. Этот был хуже всех. Богохульник. Постоянно чередовал священные гимны и комические песни: «Камень веков», «Билл Бэйли», «Чья вера», «Через садовую стену». И, когда я попытался сдвинуть его с места, эта гадкая обезьяна прыгнула на мою ногу, а мужчина рассмеялся и начал играть «Ждите, пока хляби не разверзятся». Я вам говорю, это было отвратительно!

Он вытер брови, а инспектор благодарно улыбнулся.

— И это был последний из них? — спросил он, а когда швейцар важно кивнул, продолжил, — Вы узнали бы записку, которую итальянец вам вручил?

— Должен узнать, — с холодным достоинством ответил швейцар.

Инспектор быстро покинул комнату и через минуту вернулся с папкой для писем в руке.

— Вот что было в его верхнем кармане, — сказал он, доставая из папки три связанных письма. — Ах! Вот и оно. — Он развязал ленту и протянул грязный конверт с неровной и неряшливой надписью: «Мистеру Хартриджу, эсквайру». — Это письмо дал вам итальянец?

Швейцар критически исследовал конверт. «Да, — сказал он, — это оно».

Инспектор вынул из конверта письмо, и, когда он его развернул, брови его полезли наверх.

— Какой вывод из этого сделаете вы, доктор? — сказал он, вручая листок Торндайку.

Некоторое время Торндайк рассматривал его молча и внимательно. Затем поднёс к окну, и, вытащив из кармана лупу, тщательно исследовал бумагу сначала со слабым увеличением, а затем с использованием мощной лупы Коддингтона.

— Мне казалось, что вы заметите это невооружённым глазом, — сказал инспектор, хитро взглянув на меня. — Довольно смелая манера письма.

— Да, — ответил Торндайк, — очень интересное произведение. Что вы скажете, мистер Марчмонт?

Поверенный взял письмо, и я заглянул ему через плечо. Это было, конечно, любопытное послание. Написанное красными чернилами на самой обычной почтовой бумаге той же неуверенной рукой, что и адрес, оно гласило: «У тебя шесть дней, чтобы поступить по справедливости. Знак выше показывает, что тебя ждёт, если не сделаешь». Этим знаком был череп и перекрещенные кости, очень аккуратно, но неумело нарисованные в верхней части листа.

— Это, — сказал мистер Марчмонт, вручая документ мистеру Кертису, — объясняет то своеобразное письмо, которое он написал вчера. Оно с вами?

— Да, — ответил мистер Кертис, — вот оно.

Он достал из кармана письмо и зачитал его вслух:

«Приезжайте, если вам так хочется, хотя это ужасно некстати. Ваши письма с угрозами и представления были для меня большим развлечением. Они достойны Садлерз-Уэллз[3] в его лучшие годы.

АЛЬФРЕД ХАРТРИДЖ.»

— Мистер Хартридж когда-нибудь был в Италии? — спросил инспектор Бэджер.

— О, да, — ответил мистер Кертис. — Он провёл на Капри почти весь прошлый год.

— Тогда это даёт нам ключ к разгадке. Смотрите. Вот два других письма: почтовый штемпель из восточной части Сити — Сэффрон Хилл. И только взгляните на это!

Он расправил последнее из таинственных писем, и мы увидели, что, помимо привычного memento mori, оно содержало только три слова: «Берегись! Помни о Капри!»

— Если вы закончили, доктор, то я пойду загляну в нашу маленькую Италию. Тех четырёх итальянцев будет нетрудно найти, и у нас есть швейцар, способный их опознать.

— Прежде, чем вы уйдёте, — сказал Торндайк, — я бы хотел уладить два небольших вопроса. Первый — это кинжал. Полагаю, он у вас в кармане. Могу я взглянуть на него?

Инспектор довольно неохотно извлёк кинжал и вручил его моему коллеге.

— Очень необычное оружие, — сказал Торндайк, глубокомысленно рассматривая кинжал и поворачивая, чтобы разглядеть со всех сторон. — Исключительный как по форме, так и по материалу. Никогда прежде не видел алюминиевой рукоятки, и сафьяновая оболочка немного необычна.

— Алюминий использован для лёгкости, — объяснил инспектор, — а весь кинжал такой узкий, чтобы, я думаю, его можно было прятать в рукаве.

— Возможно и так, — согласился Торндайк.

Он продолжил своё исследование, и теперь, к восхищению инспектора, вытащил из кармана лупу.

— Никогда не встречал подобного человека! — шутливо воскликнул детектив. — Его девизом должно быть: «Мы вас возвеличим!» Предполагаю, затем он станет его измерять.

Инспектор не ошибся. Сделав грубый набросок оружия в своём альбоме, Торндайк достал из сумки рулетку и небольшой кронциркуль. С помощью этих инструментов он продолжал работать с экстраординарной тщательностью и точностью, измеряя различные части кинжала и записывая результат каждого измерения в соответствующее место на эскизе с несколькими краткими пояснениями описательного характера.

— Второй вопрос, — сказал он наконец, возвращая кинжал инспектору, — относится к зданиям напротив.

Он подошёл к окну и посмотрел на тыльные части ряда высоких домов, аналогичных тому, в котором мы находились. Они стояли на расстоянии приблизительно тридцати ярдов и были отделены от нас полосой земли, покрытой кустами и пересекаемой дорожками из гравия.

— Если в какой-либо из тех комнат вчера вечером кто-то был, — продолжал Торндайк, — он мог бы стать свидетелем преступления. Эта комната была ярко освещена, а все жалюзи подняты, поэтому наблюдатель в любом из тех окон мог видеть всю комнату, причём вполне отчётливо. В этом направлении стоило бы копнуть.

— Да, это правда, — согласился инспектор, — хотя полагаю, что если кто-либо из них что-то видел, они достаточно быстро свяжутся с нами, когда прочитают репортаж в газетах. Но сейчас я должен уйти и обязан всё запереть, поэтому прошу вас покинуть комнату.

Когда мы спускались по лестнице, мистер Марчмонт заявил, что намерен забежать к нам этим вечером, «если только, — добавил он, — вы не хотите получить от меня какую-нибудь информацию прямо сейчас».

— Хочу, — сказал Торндайк. — Я хочу знать, кто выиграет от смерти этого человека.

— Это, — ответил Марчмонт, — довольно странная история. Давайте завернём в сад, который мы видели из окна. Там нам никто не помешает.

Он подозвал мистера Кертиса, и, когда инспектор и полицейский хирург ушли, мы попросили швейцара выпустить нас в сад.

— На ваш вопрос, — начал мистер Марчмонт, с любопытством рассматривая высокие здания напротив, — существует очень простой ответ. Единственный человек, который немедленно выигрывает от смерти Альфреда Хартриджа, — это его душеприказчик и единственный наследник, некто Леонард Вольф. Он не родственник покойного, а просто друг, но он наследует всё состояние — приблизительно двадцать тысяч фунтов. Обстоятельства таковы: Альфред Хартридж был старшим из двух братьев, из которых младший, Чарльз, умер раньше своего отца, оставив вдову и троих детей. Пятнадцать лет назад умер его отец, оставив всю собственность Альфреду, имея в виду, что тот должен поддерживать семью своего брата и сделать его детей своими наследниками.

— Было ли завещание? — спросил Торндайк.

— Под большим давлением друзей вдовы его сына старик составил завещание незадолго до смерти, но он был тогда очень старым и уже немного впал в детство, поэтому Альфред оспорил завещание на основе злоупотребления влиянием и, в конечном счёте, выиграл дело. С тех пор Альфред Хартридж не заплатил ни пенса семье своего брата. Если бы не мой клиент, мистер Кертис, им, возможно, пришлось бы голодать — он взял на себя всё бремя поддержки вдовы и дал образование детям.

А в последнее время вопрос принял острую форму по двум причинам. Прежде всего, старший сын Чарльза, Эдмунд, достиг совершеннолетия. Мистер Кертис дал ему юридическое образование, и, поскольку теперь тот обладает необходимой квалификацией, ему сделали очень выгодное предложение по партнёрству. Мы надавили на Альфреда, чтобы он обеспечил необходимый входной капитал в соответствии с пожеланиями его отца. Он отказался это сделать, и именно по этому вопросу мы собирались обратиться к нему этим утром. Вторая причина связана с любопытной и позорной историей. Уже упоминавшийся Леонард Вольф, по моему мнению, плохой человек, и их связь не делала чести ни одному из них. Имеется также некая женщина по имени Эстер Грин, у которой к покойному были определённые претензии. Далее, Леонард Вольф и покойный, Альфред Хартридж, составили соглашение со следующими пунктами: (1) Вольф должен жениться на Эстер Грин, и с учётом этого обстоятельства (2) Альфред Хартридж должен передать Вольфу абсолютно всю свою собственность, причём фактическая передача должна иметь место после смерти Хартриджа.