Целый вагон невест - Дарья Калинина

Потом было мясо с замороженными овощами. То есть до того, как попасть на стол, они были заморожены, потом Анна разогрела их в микроволновке, и овощи стали вполне съедобными. Мясо тоже было уже нарезано, посолено и даже приправлено пряностями. Анна об этом не догадывалась до тех пор, пока не попробовала свою порцию. Задумчиво прожевав кусок, она отметила, что с мясом что-то не так. Второй кусок все разъяснил – мясо было пересолено и просто полыхало жгучим перцем.

– Это у нас на востоке страны так готовят, – поспешила объявить Анна, заметив устремленные на нее недоумевающие взгляды Вернера и его дочери.

Один только непальский приятель Кати за обе щеки уминал Анину стряпню, в то время как по его лицу катились крупные слезы.

– Больше не готовь это блюдо, – тихо попросил Анну Вернер. – Видишь, до чего ты расстроила Санджая. Он просто обливается слезами, не желая показаться невежливым и отложить это мясо.

– Нет, нет, это не поэтому, – продолжая рыдать, пробормотал Санджай. – Просто я вспомнил свой дом. Моя мама готовила мясо точно так же, и я ее неожиданно вспомнил. Вот если бы Анна научила Кати готовить! Я был бы счастливейшим человеком на свете. А то она кормит меня пиццей и сосисками с пивом.

– Это у нее от матери, – посочувствовал ему Вернер. – Жена вечно пичкала меня диетическими салатиками и соевым мясом.

– Папа, что ты сравниваешь! – возмутилась Кати. – Мама готовила просто ужасно, а я вообще не готовлю. Чувствуешь разницу?

– Не мели ерунды, – сурово оборвал ее отец. – Бери пример с Анньи. Она вам всем сто очков вперед даст. Такую девушку я искал всю жизнь. Я подумываю о том, чтобы жениться на ней и обеспечить ее. Оставлю ей свои сбережения.

Кати выронила ложку, которой в эту минуту зачерпнула соус, и она шмякнулась в соусницу, забрызгав всю скатерть. А Санджай принялся усиленно тереть уши, видимо, проверяя, все ли с ними в порядке. В это время Анны в столовой не было, она ушла готовить кофе, поэтому не могла насладиться триумфом. Вернувшись, она была удивлена откровенно враждебными взглядами, которыми одаривала ее Кати.

– Что случилось? – поинтересовалась она у Кати. – Если не хочешь, не ешь это мясо.

– Ты в своем уме? – не обращая внимания на Анну, бросила Кати отцу.

– Вполне, – кивнул он. – Деточка, – обратился он к Ане, – не принесешь ли мне кофе с молоком? В моем возрасте нужно беречь свое сердце.

И дождавшись, пока Анна скроется за дверью кухни, он продолжил:

– Понятное дело, что тебе и матери я тоже кое-что оставлю. В самом необходимом вы, конечно, нуждаться не будете. А про остальное… Ты, например, можешь заканчивать свое образование по вечерам. А с жильем у тебя вообще проблем нет. Матери тоже много не надо, она не одинока, у нее есть на кого опереться. Пусть на большее, чем полагается ей по закону, и не надеется. Ее любовник – человек обеспеченный и вполне сможет прокормить их обоих. Правда, придется реже бывать у косметолога и на море ездить не каждый год, но ведь всего этого у нее было уже достаточно. А в старости надо жить умереннее, так ей и посоветуй. А вот у Анньи все в будущем, она жить только начинает, а опереться ей решительно не на кого. Ты знаешь, что у бедной Анньи нет никого, кроме старенькой мамы? Поэтому она нуждается во мне и в моем участии больше всех вас.

– А как же Ева? – спросила Кати. – Твоя старшая дочь? Ты всегда любил ее больше всех. Неужели ты и ее лишишь наследства?

– Я уверен, что Ева меня поймет, – невозмутимо ответил Вернер. – Она не похожа на вас с матерью. Для нее деньги не главное. К тому же они с мужем оба работают и в моей помощи вовсе не нуждаются. И не спорь со мной, если не хочешь лишиться той стипендии, которую я пока еще готов выделять на время твоего обучения. Иначе на учебные пособия тоже будешь сама зарабатывать. Я в твоем возрасте так и жил.

Кати поспешно умолкла, почувствовав, что идея ее полной самостоятельности пришлась отцу по вкусу. И неизвестно, в какие дали его заведут воспоминания о собственных некогда пережитых трудностях.

– Знаешь, сколько получает Анина мать, которая преподает в престижном вузе? – не успокаивался Вернер. – 50–60 долларов в месяц! А бедная Анньечка училась на стипендию в восемь долларов в месяц. Эта девочка потеряла отца в пятнадцать лет и пережила такие лишения, что тебе и не снилось. И при этом осталась доброй, нежной и чувствительной.

Высказавшись, Вернер бросил салфетку, показывая, что разговор окончен. Но Кати так быстро не сдалась.

– Раз уж ты заговорил об этой вертихвостке, – прошипела она, – то я тебе скажу свое мнение. Только полный слепец не увидит, что этой девке нужны лишь твои деньги. И замуж она за тебя рвется только для того, чтобы осесть в Германии. Неужели ты и в самом деле думаешь, что ее прельщает интимная близость с придурковатым стариком без единого своего зуба, который красит свою седину в синий, а иногда сиреневый цвет? Может, ты считаешь, что она потеряла голову от твоих неотразимых мужских достоинств? Так я со слов матери знаю, что в сексе ты еще хуже, чем Санджай! Ей нужны только твои деньги, твои акции и твой дом. Что я говорю, твой дом! Это наш дом! Мы в нем выросли, он достался тебе по наследству от бабушки, с тем чтобы ты передал его своим детям, а вовсе не какой-то русской девке. Стоит посмотреть, как она одета, и тут же закрадываются серьезные подозрения: еще неизвестно, за что она там получала свои восемь долларов в месяц.

– Мне нравится, как она одевается, – заявил Вернер.

– Мне тоже, – неожиданно подал голос Санджай. – Очень сексуально. Ты тоже могла бы хоть изредка ради меня придумать что-нибудь вроде этого белья.

– Какого еще белья! – окончательно взбеленилась Кати. – Где ты ее белье увидел? Что тут вообще происходит? Вы все с ума посходили? Санджай, пошли домой. Не хочу смотреть, как из моего отца делают клоуна.

И с этими словами она гордо зашагала к двери.

– А вот и кофе, – объявила Анна, появляясь в дверях с подносом и с удивлением обнаружив опустевшую гостиную. – Ой, а куда делись твои гости?

– Они ушли, – невозмутимо сообщил Вернер.

– Из-за меня? – расстроилась Анна, которой вовсе не улыбалось, чтобы вся семья ее дружно возненавидела. Особенно пока она прочно не утвердится в этом доме.

– Не обращай внимания, они скоро привыкнут, что теперь ты занимаешь место их матери, – сказал Вернер. – Моя дочь особа импульсивная, но уже завтра она поймет, что я волен располагать своей жизнью по собственному усмотрению. И что она не может диктовать мне, кого любить и с кем жить. Особенно после того, как ее мать первая сбежала от меня.

Решив, что окончательно успокоил Анну, Вернер отправился к себе в кабинет, где долго писал какие-то бумаги и что-то подсчитывал. Когда Аня сунулась к нему, а заодно и к бумагам, он довольно резко сказал, что ее это не касается. Аня обиделась и ушла. Обижалась она еще около часа, потом появился сияющий Вернер и сообщил, что этот месяц был удивительно прибыльным.

Спать они легли рано, на этом настоял Вернер. Ему не терпелось доказать самому себе, что в постели он будет поискуснее какого-то там Санджая. А Анна еще долго лежала без сна, пытаясь сообразить, может, с ее помощью Вернер решил просто досадить своей жене, припугнуть ее возможностью новой женитьбы. Если это так, то как бы ей снова не остаться на бобах…

Утро началось обычно. Они ели яйца, которые Аня уже потихоньку ненавидела, и собственного приготовления яблочное повидло, от которого ломились полки кладовки.

– Ты сегодня все-таки достань верхние яблоки, – нежно целуя ее на прощанье, сказал Вернер. – Стремянку я достал еще вчера. Вон она стоит возле сарая. Днем позвоню, чтобы узнать, как у тебя дела. И приготовь что-нибудь вкусненькое.

Стоило Вернеру выйти из дома, как запищал маленький телефон, стоящий в холле.

– Вернер? – прощебетал в трубку приятный женский голосок. – Я отправила тебе письмо, ты его уже получил?

– Кто говорит? – мрачно осведомилась Анна.

Трубку немедленно положили, решив, верно, что ошиблись номером. Повторный звонок раздался через несколько минут.

– Опять вы? – сказал женский голос, утратив всякую приятность. – Кто вы такая? И что вы там делаете?

– Я здесь живу, – гордо ответила Анна, чувствуя себя почти золотоискателем, застолбившим богатый участок на Клондайке. – И не звоните сюда больше.

С этими словами она повесила трубку и отключила телефон. Затем прошла к почтовому ящику и вынула из него почту. На девяносто процентов она состояла из писем, как довольно быстро заключила Анна, от женщин.

– Какая сволочь! – с чувством проговорила Аня.

Совесть терзала ее очень недолго. Ровно до момента, как она распечатала первое письмо и из него прямо ей в руки выскользнули фотографии роскошной высокой девицы с внешностью фотомодели. И тут совесть Анюты мгновенно умолкла, зато заговорил инстинкт собственницы. Аня бегло просмотрела другие письма. Все они были либо с фотографиями фотомоделей почти нагишом, либо содержали такие откровения, от которых успевшую побывать замужем Аню просто бросало в краску. Муки ревности буквально раздирали девушку на мелкие кусочки, и она сама не заметила, как письма превратились в мелкие клочки бумаги. Тут Аня сообразила, что ее ждет, если хотя бы одна частичка растерзанных писем попадет в руки Вернера. Надо было немедленно уничтожить все следы.