Левиафан, которого ты сотворил - Эрик Стоун

Она отпила глоток.

— Может быть, похоже, но сол-цетацеане не люди. Их культура отлича…

— Это не даёт им права.

— …и физиология у них другая. Скажите, ваш прихожанин был ранен или испытывал мучения?

— Нет. Но оно испугалось, что, возможно, согрешило.

Она показала на меня пальцем.

— Ваша ошибка в том, что вы учите, будто сексуальное поведение является греховным. Но физиологически сексуальный контакт между сол-цетацеанами всегда радостен для всех вовлечённых сторон. И так как воспроизводство может произойти, только когда все трое намеренно занимаются сексом с этой целью, случайный секс никогда не приводит к беременности. Поэтому у сол-цетацеан, в отличие от людей, никогда не было табу насчет сексуальных контактов.

Я кивнул.

— Поэтому, если бы мы, люди, не внедряли табу по поводу секса, и вы не боялись забеременеть, то не возражали бы, если бы я принуждал Вас к оргазму.

Она была достаточно благопристойна, чтобы покраснеть.

— Я этого не говорю. Я утверждаю, что Вы не можете судить поведение сол-цетацеан на основе людских культурных норм. В конце концов, даже ваша собственная церковь должна была приспособить свои доктрины, приняв во внимание различия вроде трех полов. Не говоря уже о том, что нет никакой возможности окрестить сол-цетацеан в воде.

— «Никто, кроме человека, рождённого из воды и Духа, не может вступить в Царство Божие», — процитировал я. — Плазмоиды не люди, как Вы заметили. Никакого противоречия нет. Но Вы уклоняетесь от сути проблемы, что любой, плазмоид или человек, имеет право отказываться от нежелательного секса. Если плазмоидам еще неведомо это право — пора им узнать о нём.

Она поднялась со стула и пошла вокруг стола, чтобы встать лицом к экрану. Она увеличила изображение одного из плазмоидов помеченного как «Левиафана (Класс 10)», данные о её размерах показывали длину в 38 400 метров. Она была в сотни раз больше нейтро Кимбола, или даже сестры Эммы.

— Сол-цетацеане растут постоянно в течение всей жизни, — произнесла она, стоя спиной ко мне. — Соотношение между размером и возрастом не точное, но, в общем, чем больше, тем старше. Некоторые из самых старых были стары ещё до строительства пирамид. Все сол-цетацеане — прихожане вашей церкви — очень молоды и не имеют большого влияния в общине. Таких древних, как Левиафана, уважают. Вы действительно считаете, что сможете убедить измениться существо, которое старше, чем человеческая цивилизация, только потому, что человек думает, что есть какая-то неправильность? Вся ваша жизнь — всего лишь миг для них, если б у них были глаза, чтобы мигать.

Я заглушил свой страх внушаемый явной громадностью Левиафаны.

— Возможно, Вы правы. Но я верю в Бога, который старше их, который создал и людей и плазмоидов. Я должен попытаться.

Она повернулась и взглянула мне в глаза. Я выдерживал ее пристальный взгляд, пока она не вздохнула и не сказала: «Я всегда пасовала перед решительными людьми». Она подошла к столу, написала что-то на почтовой бумаге и вручила её мне. Это был анонимный коммуникационный адрес с личным кодом доступа.

— Польщен, — произнёс я, — но не то чтобы я не нахожу вас привлекательной, только …

Она закатила глаза.

— Это персональный контактный адрес Левиафаны.

Лицо у меня вспыхнуло.

— М-м, спасибо. Я поговорю с нею.

— Не рассчитывайте на это. Она не побеспокоилась пообщаться ни с кем из нас в течение нескольких лет, правда, никто не пробовал говорить с ней о религии, так что…

— Я приложу все усилия. — С этим я поспешно отступил, чтобы прийти в себя от смущения.

— Постарайтесь не оскорбить её, — посоветовала она вслед.

На моё электронное сообщение о ситуации председателю миссии, который базировался в Колонии L5, но имел полномочия и по моему филиалу, пришёл короткий ответ с рекомендацией: судить здраво, следуя велению Духа.

Спустя несколько дней, потратив время после работы на изучение плазмоидов и их культуры и, подготовив аргументы о праве мормонов-плазмоидов распоряжаться собственными телами, я не совсем готов был связаться с Левиафаной. Но чувствовал сильную потребность сделать хоть что-нибудь.

Сидя за столом в своей квартире, я набрал адрес, который доктор Мерсед дала мне, и ждал соединения. Прозвучало несколько гудков прежде чем включился искусственный бесполый голос: «Абонент, с которым Вы пытаетесь связаться, в настоящее время недоступен. Пожалуйста, оставьте сообщение после…»

Я разъединился до сигнала, потому что не готовился оставлять голосовое сообщение. Мне надо было догадаться, что наличие кода доступа Левиафаны не было гарантией, что она действительно ответит на мой звонок. Поэтому я потратил добрых десять минут, составляя сообщение на голосовую почту.

Довольный тем, что сумел выразить свою позицию твердо, но с уважением, я снова набрал номер.

После двух гудков, ответил басовитый голос:

— Кто вы такой?

Вздрогнув, потому что ждал сигнала автоответчика, я запинаясь начал говорить:

— Я… это — председатель Мэйлан, Церкви… Сол-Центральной Церкви Иисуса Христа Современных Святых. Доктор Мерсед дала мне этот адрес, чтобы я мог поговорить с Вами об одном из моих… прихожан-плазмоидов моего филиала.

С ноткой сомнения, потому что басовитый голос показался мне не совсем женским, я добавил:

— Вы Левиафана?

— Религия меня не интересует.

Ее искусственный голос был достаточно хорош, чтобы я смог различить подбадривающий меня тон.

— Интересуют Вас права плазмоидов вообще? — спросил Я.

— Нет. Младенцы меня не касаются.

Я почувствовал, что все мои тщательно выверенные аргументы покидают меня. Как я посмел даже подумать обращаться к существу, которому безразличны права младших членов собственного биологического вида?

Прежде, чем я смог продумать ответ, я выпалил:

— А величайшие Вас касаются?

В течение нескольких долгих секунд тишины, я думал, что я разозлил Левиафану так, что она прервёт разговор. Доктор Мерсед будет раздосадована.

Когда последовал ответ, динамики почти гремели:

— Кто величественнее, чем я?

Такого поворота я не ожидал, но, по крайней мере, она продолжала разговор. Возможно, если я смогу добиться понимания, что никому не нравится — людям ли или плазмоидам — быть марионеткой громадных плазмоидов, то смогу убедить её в необходимости уважать права меньших сородичей.

— Как я понимаю, плазмоиды растут с возрастом, — высказался я. — Таким образом, разве ваши родители не были бы больше, чем Вы?

— У меня не было родителей. Нет никого старше меня, нет никого больше меня, никого величественнее. Я — источник, из которого произошли все другие.