Королева Летних Сумерек - Чарльз Весс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
Чик!
Джанет увидела в зеркале, как на ее ярко-алых губах заиграла кривая улыбка, подчеркивающая теплый смуглый цвет кожи. Все еще злясь на отца, девушка нахмурила брови, и ее глаза потемнели от кипучего гнева.
Вжик!
– Скоро съедутся гости!
Чик!
– Надень что-нибудь поприличней и, ради бога, приведи в порядок волосы!
Вжик!
«Может, просто сказать ему, что у меня очередной приступ?
О нет, папа, я опять упала в обморок… Вот так взяла и брякнулась с кровати прямо в своей треклятой комнате».
ЧИК!
«Надо смотаться из этого чертового дома. Немедленно!»
Из-под растрепанных пучков волос, торчащих из ее свежеостриженной головы, карие глаза Джанет с любопытством оглядывали «новую» себя.
– Что ж, – прошептала она. – Возможно, не мешало найти более подходящую машинку для стрижки. Папочка небось взвоет, когда увидит меня в таком виде.
Ножницы она положила на мраморную доску перед туалетным столиком, дивясь невиданному количеству того, что ее сейчас окружало. На плюшевом ковре возле ног топорщился целый холмик того, что еще минуту назад было густыми черными волосами, которые она носила столько, сколько себя помнила.
«Интересно, что бы сказала мама.
Это если бы я вообще знала, кто она такая. То есть если я ВООБЩЕ когда-нибудь с ней встречусь…»
Джанет встала и натянула кожаную курточку. Куртка была новой, черной и слегка великоватой, но Джанет нравилось, как она выглядела. А особенно, какое ощущение она ей придавала.
Снова посмотрев в зеркало, Джанет с восторгом увидела там молодую девушку, вызывающе уставившуюся на нее из тусклой, безжизненной комнаты с тяжелой мебелью из темного дерева, кремовыми стенами и кроватью под балдахином, которая всегда занимала больше места, чем следовало. В этой самой комнате Джанет прожила всю свою жизнь, даже не прикладывая руку к тому, как она выглядела.
«Этот ублюдок все еще думает, что я его маленькая девочка!»
Их последняя ссора началась с того, как Джанет, вернувшись домой, обнаружила, что ее новая картина исчезла со своего места на стене ее спальни. Несколькими днями ранее она шарилась на чердаке, разбирая нагромождение коробок в бесконечных поисках каких-нибудь следов своей матери, и обнаружила небольшую картину, обернутую несколькими слоями пыльной ткани, среди кучи бессмысленных безделушек. Аккуратно размотав матерчатую обертку, Джанет поразилась увиденному и немедленно поместила холст над своей кроватью, заменив унылую абстракцию, которая исконно там висела.
Новая красочная картина действовала на нее благотворно, с ней хорошо засыпалось, и этим утром при виде нее губы Джанет тронула улыбка. И вдруг ни с того ни с сего картина исчезла. По какой-то причине она привела в бешенство ее отца, что само по себе было приятно. Однако ярость, исказившая его лицо, когда Джанет упрекнула его в «похищении», удивила даже ее. В ответ на требование вернуть картину отец прогремел:
– Эта картина, начать с того, была не твоя!
– Но я…
– Говорить тут не о чем! Я ее уничтожил.
– Уничтожил?
Вскоре они уже безудержно вопили друг на друга.
В очередной раз.
Спор наконец закончился, когда Джанет хлопнула за собой дверью отцовского кабинета сразу после того, как отец потребовал, чтобы она привела себя в порядок к его званому ужину.
«Я мирилась со всем этим дерьмом целую вечность, хватит это терпеть!»
Она взглянула на широкое эркерное окно, занимающее почти всю дальнюю стену спальни. Если бы не кромешная тьма на улице, там бы виднелся тщательно обихоженный простор отцовского поместья, которое в последние годы больше ощущалось тюрьмой, чем домом.
«Если я останусь здесь, то никогда не вырасту. Никогда. ВООБЩЕ никогда!»
Сердитый, нетерпеливый взгляд Джанет остановился на насквозь знакомой картине, снова висящей сбоку от ее огромной бежевой кровати.
«Тоска. Как это меня достало!»
На том новом полотне была изображена крохотная фигурка рыцаря в причудливых доспехах на фоне пейзажа, исполненного невероятных красок, что мерцали под мягким сумеречным небом в блестках бесчисленной россыпи звезд. Ей так страстно желалось стать частью той красоты.
«Да пошел ты, папочка!»
Безотчетным движением Джанет подалась вперед, нагнулась и сгребла жесткие спутанные пряди состриженных волос в мусорную корзину, которую держала под мышкой. Повернувшись, она направилась к двери и там замерла. Свободная рука на секунду зависла над выключателем.
– Прощай, комната, – шепнула Джанет перед тем, как погрузить ее в темноту.
Стараясь выглядеть увереннее, чем есть на самом деле, Джанет последовала на доносившийся снизу мерный гул разговоров и поспешила по широкой винтовой лестнице туда, где у отца на первом этаже проходила вечеринка из разряда «официальных». Перед тем как войти в большой зал, девушка слегка замешкалась и заглянула внутрь, как будто за дверьми таилась какая-то коварная чужеродная среда, которой вечеринка, собственно, и являлась.
Высокий сводчатый купол зала возвышался над изысканной меблировкой и богатыми панелями стен, на которых через определенные интервалы располагались яркие абстракции в рамах из блестящего металла. Зал заполоняли элегантные молодые мужчины и женщины. В отличие от Джанет они были облачены в приличные вечерние костюмы – мужчины в смокингах, а женщины в дорогих на вид платьях, напоминающих мантии.
«Небось, каждая тянет больше месячной зарплаты».
Отец стоял посреди людного зала, непринужденно развлекая своих гостей. Джон Рэйвенскрофт был высок и по-прежнему статен, хотя уже склонялся в сторону полноты; от него все так же исходила необузданная энергия, замешанная на естественном ощущении своего превосходства. Когда Джанет наконец прошла к нему через толпу, его взгляд сразу же упал на ее свежеостриженные волосы.
Он раздраженно вздохнул:
– Джанет, ну что ты вытворила на этот раз?
На что она ответила:
– Ничего такого, чего не пора было сделать давным-давно.
Затем его глаза прошлись по ее курточке, рваным джинсам и алому слогану на черной футболке: «Just do it».
Лицо отца исказила еще большая угрюмость.
Большинство гостей, так или иначе наслышанных об экстравагантных выходках Джанет Рэйвенскрофт, нервно отступали в сторону, позволив ей беспрепятственно пройти к отцу, держа смуглое лицо чуть внаклонку. Подойдя к нему настолько, что почувствовался запах его одеколона, Джанет воскликнула:
– Это тебе! Тебе всегда так нравилось…
И разом высыпала содержимое корзины на его затейливо украшенные итальянские кожаные туфли. Остриженные волосы рассыпались по ковру возле его ног. Посмотрев вниз, Рэйвенскрофт-старший негодующе хмыкнул и сделал шаг назад, сбрасывая темные жесткие пряди. А когда поднял глаза, то увидел улыбку дочери, а затем пущенную на пол мусорную корзину, которая упала на ковер с глухим стуком, подчеркивая сердитость ее возгласа:
– Считай это прощальным подарком, дражайший папочка!
Джанет повернулась и выбежала из зала, пересекла помпезный вестибюль и вышла
