Мышка - Алла Каргина

С хорошей родословной и воспитанием. И, судя по его не очень приличным крикам в зале, ты ему явно небезразлична.

Улыбнувшись, Алана остановилась напротив дочери.

— Детка, что с тобой?

Кристина подняла взгляд, в глазах стояли слезы.

— Мама, давай уедем. Я не смогу. Он…

Алана задохнулась:

— Нет, дорогая! Скажи, что это не то, что я думаю!

Кристина закрыла глаза, по ее щеке потекла слезинка.

— Неужели снова?! Крисси, прошу тебя, мы ведь говорили… Эта детская влюбленность!.. Он старый! Он карлик!

— МАМА!!!

Крик подскочившей Кристины, наверно, услышало полдома.

— Ты мне обещала! Ты клялась, что больше никогда не назовешь его так!

Алана бросилась обнимать дочь.

— Да, да, прости, милая! Прости! Я больше никогда! Я клянусь! Я никогда!

Кристина обняла мать в ответ.

— Родная, восемь месяцев было тихо. Ты не видела его, и было так спокойно. Ты ведь не вспоминала о нем, верно?

Алана отстранилась, чтобы заглянуть в лицо дочери. Кристина отвела взгляд.

— Что? Нет! Ты все это время думала о нем, только мне не говорила, да? Как можно, Крисси?

— Я не смогла.

Алана нежно обнимала дочь, будто баюкая ее. Ее голос становился все тише.

— Зачем он тебе? Детская влюбленность должна остаться в детстве. Ну спас он тебя — и спас. Четыре года прошло. Да он и сам уже не помнит. Поблагодарили и живем себе дальше. Я ведь тогда отнесла ему портсигар твоего отца — он не принял. Сказал: «Это ваша память о муже».

— Вот видишь, какой он благородный и бескорыстный.

— Ну да, ну да…

Алана спохватилась.

— Но это не повод жить четыре года только им!

Кристина кивнула.

— Я понимаю. Я просто поделать с этим ничего не могу.

— Так давай к психологу сходим! Может, это остатки той травмы? В смысле, посттравматический синдром…

Кристина отстранилась от матери.

— Какой травмы, мам?

— Ну ты тонула, испугалась. Логично предположить, что…

— Я не успела испугаться. Он сразу же прыгнул в воду, и я меньше чем через пару секунд была у него в руках. А потом он вынес меня на берег и обнимал, согревая, пока не прибежали слуги.

Алана удивленно слушала дочь.

— Погоди, про обнимал ты никогда не рассказывала. Он позволил себе тогда…

Кристина улыбнулась.

— Мама, ты смешная. Конечно же, он ничего тогда не позволил. Мы просто сидели мокрые, и он приобнимал меня, хотя ему и самому было холодно — сейчас я это понимаю. Но он согревал меня.

— А за что он тебя… приобнимал? За какие места?

— За плечи, мама.

— А за… грудь? Он тебя за грудь не трогал?

Кристина горько рассмеялась, встала перед матерью и раскинула руки.

— За какую грудь, мама?! Ее и сейчас-то практически нет, а уж в четырнадцать не было вовсе. Помнишь, как дядя Ланс тогда шутил: «У всех грудь выпуклая, а у Крисси впуклая».

— Дурак наш дядя Ланс.

Алана встала и подошла к шкафу.

— Мой тебе совет, Крисси: забудь его. Вот Луи — это да, это для тебя. Ему девятнадцать, тебе восемнадцать — самое то. А Девенпорту за тридцать. Четырнадцать лет разницы — это много, милая.

— Я хочу попробовать, мама. Ты мне поможешь?

— Попробовать что?

— Тогда я была маленькой, сейчас мне восемнадцать. Может, он обратит на меня внимание… как на женщину…

Алана во все глаза смотрела на краснеющую дочь.

— И каким же образом ты собираешься это сделать?

— Я пока не знаю, но если ты мне поможешь…

Алана почти не раздумывала.

— Хорошо, я помогу, но при одном условии: больше никаких секретов. Говоришь мне все. По рукам?

Счастливая Кристина протянула матери руку.

— По рукам.

Сассекс, поместье Солсберри, 2 ноября, 18:45

Красивая дама в сопровождении джентльмена спускалась по лестнице:

— Боже, я готова съесть целого кабана.

— Ты проспала всю ночь и полдня — логично.

— Это снотворное. Нужно было и тебе принять.

— Мне не нужно, я с утра отлично поработал.

— Пф, я бы удивилась, если б ты отдохнул.

Они закончили спуск и остановились у двери в залу. Лакей ждал знака от джентльмена, чтобы открыть им двери.

— И постарайся на сей раз вести себя прилично.

— Пф, ты постоянно забываешь, что я не одна из твоих моделек — этот мир и мой тоже.

Джентльмен поморщился, повел плечами и кивнул. Лакей открыл дверь. Пара зашла в зал: низкорослый шатен в отлично сидящем смокинге и иссиня-черная брюнетка с роскошными формами в узком алом платье: Питер Девенпорт, восемнадцатый маркиз Солтлейн, и леди Дженифер Монтгомери.

Сассекс, поместье Солсберри, 2 ноября, 19:12

— Дорогая, если ты не поторопишься — он этого просто не увидит.

— Мама, все. Кажется, я готова.

Кристина отошла от зеркала, повернулась лицом к матери и, раскинув руки, сделала пару оборотов. Алана прижала руку к сердцу — ее Крисси сегодня была хороша как никогда. Легкое светло-зеленое платье они нашли ночью на чердаке, где хранились вещи покойной хозяйки поместья. Все, что могло подойти Алане, она давно снесла вниз и хранила на случай таких приемов в этой комнате, которую дядя Ланс отвел для них, назвав «комнатой девочек Хьюберта». Ночью, когда выяснилось, что для порабощения Питера Девенпорта Кристине и надеть-то нечего, сообщницы совершили набег на чердак, где ими был обнаружен настоящий клад, в смысле, склад пусть залежалых, помятых и местами надорванных, но все еще прекрасно сохранившихся вещей почти Кристининого размера. Судя по всему, в молодости супруга дяди Ланса была схожей конституции, что очень помогло девушке сейчас. Чуть прибрав в груди и отутюжив, Алана смогла обеспечить дочери идеально сидящее, облегающее сверху и расклешенное книзу юбкой-колоколом платье, к которому идеально подошла легкая, всего сто двенадцать бриллиантов, диадема покойной тети Бэллы. После долгих и продолжительных боев победу одержала Алана, и потому на Крисси были серебристые лодочки на восьмисантиметровых каблуках.

— Мама, я должна быть ниже, а не выше. Ему будет некомфортно!

— Золотко, он же мужчина. Ему и не должно быть комфортно, ему должно быть заманчиво!

Высокая прическа…

— Мама, ты с ума сошла! Я буду дылдой!

— А куда сажать диадему?

…добавила Крисси роста и стати. Она походила на юную императрицу Сисси из одноименного фильма в исполнении красавицы Роми Шнайдер. Мама разрешила Кристине накраситься, и теперь девушка выглядела не на восемнадцать, а на все двадцать пять. Ансамбль довершали длинные перчатки в тон и изящные сережки-капельки, подаренные Алане покойным мужем на их первую годовщину.

— Ты красавица, дорогая! Мы как раз опаздываем — обещаю, ты станешь гвоздем вечера!