Путь одиночки - Никас Славич

решился, понимая, что брат всё равно сделает по-своему. С какой-то молчаливой обречённостью он принялся перетаскивать холсты в другую комнату, благо, там нашлось для них свободное местечко. «Не ценит у нас народ искусство, – подумалось Мирославу. – Все только о деньгах думают».

Так его жизнь резко изменилась. Теперь он каждый день просыпался не от петушиного звонкого крика в соседском дворе, а от резких звуков дрели. Бригада молдаван-строителей по воле Владимира поселилась прямо в той комнате, где и работала. Пятеро парней тут же превратили помещение чуть ли не в свинарник, и Мирославу оставалось только удивляться, как они могут жить в грязи и пыли. Сам хозяин дома старался со строителями особо не общаться. Владимир уже подсуетился, чтобы его брат больше не числился на унизительной должности дворника, и теперь Мирослав каждый день старался уйти от этого бедлама подальше, как обычно – на природу. Поэтому с утра он, прихватив с собой немного еды, крепко запирал двери в остальные помещения дома, чтобы молдаване туда не пробрались, и уходил в лес на прогулку.

В первый же день после столь коренного изменения жизни на смену душевной боли пришло вдохновение. Так Мирослав начал писать свой роман, где он несколько изменил смысл произошедшего. Обычный дом стал памятником архитектуры, а вместо магазина решили возвести особняк. Дальше фантазия отправилась в свободный полёт, и за два месяца стройки половина романа уже была готова. Мирослав увлечённо писал о том, как жители его села решили защищать старые здания, не только памятники архитектуры, и добились определённого успеха. Увы, в реальной жизни дело обстояло совсем по-другому…

Но вот молдаване наконец уехали, сдав работу. Мирослав вошёл в комнату… и не узнал её. Теперь вместо ветхих досок на полу лежала красивая узорчатая плитка. Напрочь прогнившие шкафы строители выкинули, на их месте стояли высокие, до побеленного потолка, стеллажи. На стенах они выложили замысловатую мозаику. Вместо лампочки, висевшей на проводе, теперь наверху расположились несколько массивных ламп, мягко светивших сквозь узорчатые плафоны.

Владимир, приехав с очередным визитом и увидев всё это, просто не мог нарадоваться, постоянно хваля строителей. Видимо, последних он очень сильно подгонял, поскольку от соседей по секрету Мирослав узнал, что та же самая бригада почти год делала ремонт в здании почты.

Конечно, комната преобразилась, но вид у неё стал словно какой-то безжизненный. Мирослав совсем не был рад тому, что в этом помещении ему придётся теперь стоять за прилавком до вечера. Но делать нечего, работа есть работа.

Молдаване сделали вход в магазин со стороны двора, пристроив небольшое крылечко. Вскоре завезли первые товары. К удивлению Мирослава, ожидавшего, что магазин будет продуктовый, в коробках оказались канцелярские товары, посуда, сувениры и детские игрушки. «Но ведь всё это не нужно жителям села, ну разве что дети будут приходить», – подумалось Мирославу. Как выяснилось, он ошибся. В первый же день торговли у него приобрели много посуды и различных ручек, бумаг, скрепок и прочей офисной мелочи. Поскольку Мирослав раньше ничем подобным и не интересовался, то он даже и не знал, что у них в селе уже есть пара юридических офисов и экономических контор.

Но работа удовольствия не доставляла, к тому же, теперь оставалось совсем мало времени для романа. Подступала зима, смеркалось всё раньше, а магазин работал до семи вечера. Кое-какое время удавалось поймать в обед, но вдохновение редко приходило к Мирославу, когда он сидел дома. А на природу ему удавалось теперь выбраться всё реже и реже.

Выпал первый снег. Раньше Мирослав с удовольствием каждый вечер надевал лыжи и отправлялся в тайгу. Теперь такие прогулки он мог совершать только по воскресеньям. Набегавшись как следует, он останавливался где-нибудь в живописном месте, присаживался, доставал из заплечного рюкзака листы и продолжал писать роман, который хотя бы понемногу, но всё же продвигался.

Поначалу Владимир довольно часто гостил у кузена, и всякий раз во время его визитов плюс пара дней после них у Мирослава случался творческий кризис. Ни рукописями, ни картинами кузен так и не заинтересовался, попросту не обращая на них внимания. Что же касается третьего увлечения – пения – то Мирослав уже и забыл, когда в последний раз мог чисто, от всей души что-нибудь пропеть. Работа хоть и приносила больше денег, но практически полностью подавляла творческое начало, в который раз подтверждая, что её название происходит от слова «раб».

Потом гость из Владивостока, убедившись, что торговля идёт полным ходом, и что магазин приносит прибыль, стал приезжать всё реже и реже, в основном лишь для того, чтобы получить полагающуюся ему часть выручки. Мирослав не особо охотно разговаривал с кузеном, поскольку Владимир почти всё время вёл речь только о деньгах. Как-то раз Мирослав попытался уговорить брата, чтобы поторговать немного и книгами, но тот сказал лишь следующее:

– Нет, это в наши времена не даёт прибыли. Неактуальны стали и поэзия, и проза.

Переубедить Владимира оказалось невозможно, он понимал лишь язык цифр и денег, а последние говорили явно не в пользу искусства и культуры.

Единственной радостью в жизни для Мирослава стал его роман, который потихоньку всё же подходил к финалу. К весне автор уже поставил последнюю точку, но вместе с ней ушла и радость творчества. Роман написан, а сил на что-то новое у Мирослава не осталось. Ведь так происходит со многими настоящими писателями: после долгого труда над произведением наступает затишье, когда выплеснуты все творческие силы, и их невозможно сразу восстановить. Поэтому Мирослав не считал писателями тех, кто умудрялся написать чуть ли не пять романов в год, поскольку с такой скоростью можно писать лишь несерьёзные, развлекательные вещи.

Кроме прочего, терзало Мирослава и одиночество. Однажды он даже написал стих, надеясь, что когда-нибудь встретит свою половинку:

Есть ли призрачный шанс разогреть мою нежность

И почувствовать горенье сердец?

Неужель застилает глаза мне безбрежность,

Та, которой имя «слепец, гордец»?

Да, отвергаю порой позолоту,

Но под ней – та же ржавая чернь,

Ищу крылья, что готовы к полёту,

Не люблю, у кого в душе зверь.

Где же ты, моя милая молния,

Что ударит – и душу зажжёт?

Где мечта, словно яркое полымя?

Нет пока – словно душу под гнёт.

Но я знаю – найду обязательно,

Отыщу вдох неистовой свежести,

И расстелется белою скатертью

Мир моей разгоревшейся нежности!

Иногда то, что написано, сбывается. В мае произошло ещё одно событие, после которого вдохновение вернулось, и появилось желание написать нечто прекрасное.

Гости в село Лазо заглядывали редко, однако иногда всё же останавливались возле живописных уголков, чтобы сфотографироваться или просто погулять на природе. Так уж получилось, что воскресным днём Мирослав неспешно прогуливался вдоль речки Киевка, надеясь, что творческие силы вскоре всё же вернутся.