Путь одиночки - Никас Славич

Пролог

– Так, кто там у нас ещё остался из соискателей? – сердито спросил Борис. – Заканчивать пора, и на банкет.

– Некий Мирослав Корнев, – проворчал угрюмый Сергей.

– Это ещё что за имечко? Или псевдоним? – язвительно поинтересовалась Марина.

– Судя по паспортным данным, его так и зовут, – Сергей устало и лениво смотрел на рукопись, ему, равно как и другим сидящим за столом, уже надоела обязанность знакомиться с произведениями участников конкурса. Но раз уж решили выступить в качестве жюри, приходилось терпеть – ведь за это им обещали банкеты и поощрения.

– Интересно, в какой же деревне такие имена ещё сохранились? – пока Марина произносила эти слова, её лицо выражало скорее отвращение, чем любопытство.

– Обратный адрес стоит «село Лазо, Приморский край», – Сергей ближе придвинул стопку распечатанных листов, рассматривая данные автора. – И, судя по фото, это типичный деревенский паренёк.

– Я смотрю, в писатели в последнее время лезут вообще все, неважно, есть у них филологическое образование или нет, – Борис сердито сдвинул брови и зачем-то подкрутил левый ус.

– И про что же пишет сей самородок? – Марина устало откинулась на спинку удобного стула, слушая собеседников вполуха.

– Если честно, я осилил только половину романа и ещё немного, – Сергей протянул несколько листов собеседнице, но та не взяла их в руки. – Итак, это произведение о жителях их села, отстаивающих памятники архитектуры, ведь вместо них кто-то собрался строить современные особняки. Где-то ближе к середине романа сельчане добиваются того, чтобы сохранить древние дома, но не собираются останавливаться на этом, настаивая на создании в своём крае такого органа власти, как народное вече…

– О боже, – Борис закатил глаза, – какой архаизм всё ещё существует в двадцать первом веке…

– Я тоже об этом подумал, когда дочитал до этого места. Дальше мне стало неинтересно. Сюжет, если честно, никакой.

– И плагиат к тому же на «Аватара», – высказала свою мысль Марина, вызвав тем самым удивлённые взгляды мужчин. Она сделала выразительную паузу, прежде чем объяснить: – В фильме ведь тоже жители Пандоры отстаивают свои древние традиции и добиваются определённого успеха. Только в кино масштаб галактический, а тут – сельский, потому и неинтересно. Неужели это кто-то собрался публиковать?

– Как ни странно, да, – кивнул Сергей, – какое-то мелкое издательство выпускает серию про жизнь в глубинке. Но даже если сей роман и напечатают, у него нет никаких шансов на нашу премию.

– Естественно, с таким сюжетом я не собираюсь присуждать ему приз – даже поощрительный, – решительно заявила Марина.

– Вот на этом и закончим, а то всё без нас съедят и выпьют, – подытожил Борис, поднимаясь из-за стола и не обращая внимания на то, что задел и уронил листы с рукописью.

Никто из уходящих участников жюри, представителей литературной элиты не потрудился поднять с пола отрывки из произведения, которое лишь спустя много лет станет классикой литературы. И лишь уборщица, зашедшая через полчаса, сначала поворчала, а затем заинтересованно взяла в руки упавшую распечатку романа. Она со слезами на глазах вспомнила свою прежнюю жизнь в подмосковном селе, прежде чем решила поселиться в столице. С тёплой ностальгией и щемящей грустью в сердце она села читать роман.

Глава первая. Писатель

…Вдохновение Мирослав искал в природной стихии. Каждый день в свободное время, как правило, вечером, он уходил за пределы своего родного села Лазо, сворачивал с просёлочной дороги и гулял в тайге. Там он шёл всё время разными путями, но всякий раз так или иначе выходил к речушке Пасечной. Там Мирослав, тридцатилетний мужчина с лёгкими, первыми проблесками седины в рыжеватых волосах, разувался, присаживался на самой кромке берега и, побалтывая ногами в прозрачной воде, обдумывал сюжет очередного произведения – рассказа, повести или романа, это уж как получится. Иногда он брал с собой стопку листов и небольшую ручку, а затем записывал всё, что подарило вдохновение, прямо там, на берегу, вслушиваясь в спокойное, плавное течение воды и мягкий шелест листьев в кронах, колеблемых лёгким ветром. Несмотря на близость тайги, Мирослав ничуть не боялся хищных зверей; он любил местную природу, и знал, что без особой причины ни тигр, ни медведь нападать на человека не станут.

Острое зрение позволяло Мирославу писать увлечённо, не замечая сгустившихся сумерек. Но, едва совсем темнело, он лёгким движением поднимался и прямо так, не обуваясь, возвращался домой с ботинками в одной руке и рукописью в другой. Ему нравилось чувствовать прикосновения трав, камешков, корней деревьев к своим стопам, он словно сливался с природой в эти моменты. Немногочисленные вечерние гуляки из местных поначалу косо посматривали на босого мужчину, идущего домой, но затем привыкли и не обращали особого внимания на его чудачества.

С ранних лет для Мирослава лучшим занятием стало искусство. Будучи мальчиком, он имел нежный дискант, и он хорошо пел; после ломки сформировался сочный баритон. Рисование тоже удавалось ему. Но больше всего привлекало сочинительство: в голове постоянно мелькали образы, и он хватался за них, с интересом описывая персонажей, их поступки. Свой первый рассказ Мирослав написал в двенадцать лет, и с тех пор всегда старался уделить время писательству. Правда, был в его жизни и мрачный период, когда стало совсем не до творчества: его родители однажды не вернулись домой. Пятнадцатилетний подросток с ужасом в сердце услышал на следующий день новость о том, что автобус, на котором они ехали домой из Находки, перевернулся. Выжить удалось немногим, и родителей Мирослава среди счастливчиков не оказалось. Как выяснилось, водитель находился в нетрезвом состоянии, и с той поры юноша возненавидел пьянство и алкоголь.

Подростку, с трудом пережившему горе, пришлось не только спешно доучиваться в школе, но ещё и работать по вечерам, чтобы хоть как-то выжить в одиночестве. Мирослав в те годы был угрюмым и мрачным; его не интересовали молодёжные развлечения. Он ходил по окрестностям каждый вечер, выискивая работу – кому дров наколоть, кому ещё чем подсобить. Благо, силой его природа не обделила.

…А потом была трудная служба в армии, пришедшаяся как раз на тяжёлые годы перед новым тысячелетием. Мрачность новобранца сразу стала причиной для ненависти как среди ему подобных зелёных юнцов, так и в кругу офицеров. Все два года службы в Биробиджанской военной части, куда его определили, над Мирославом издевались как могли: часто били его, давали наряды вне очереди, заставляли выполнять тяжёлую и грязную работу. Лишь с трудом преодолев всё это и отслужив, парень узнал, что его, сироту, по идее, не должны были сразу отправлять в армию, но кто-то в военкомате совершил ошибку, проверяя документы.

Вернувшись в родное село, он обнаружил дома запустение. Повсюду скопилась пыль, паутина красовалась в каждом углу. Но, привыкнув к уборке во время военной службы, Мирослав быстро сумел навести дома порядок. Хорошо