Взгляд. Заметить Христа в творении - Владимир Зелинский

невидимое-немыслимое предстает нам родным, более близким, чем мы сами себе. Его Лицо запечатлено не столько в семейных традициях или в извилистой логике, достающей до Бога и принуждающей Его быть таким, каким мы Его определяем, сколько в настойчивых свидетельствах Его бытия, исходящих из глубины человека. Потому что – и в этом я убежден – малое, невидимое зерно Божие вложено в нас еще до рождения. И у нас есть призвание дать этому зерну подняться, «принести много плода». Плода благодарности, молитвы, удручения совести, – но и покаянного страха перед Ним вплоть до невозможности быть рядом, того ощущения, которое заставило Петра сказать: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный (Лк. 5:8). Но Он не уходит, Он остается с нами.

В ответ на Его дар бытия-для-нас мы оборачиваемся, приносим наше обращение бытия-к-Нему. Оно начинается со взгляда, обращенного к Лицу, пусть пока неведомому. Потом взгляд перерастает в размышление, а размышление – в дознание. Вглядываясь в Него, мы узнаём и себя. Чем глубже вглядываемся, тем больше узнаём.

Я изъясняюсь со слушателями, в которых предполагаю найти друзей, фрагментами, импульсами мыслей, следуя по сполохам догадок, чтобы не тратить времени на связки, каждому оставляя свободу сложить их вместе по своему разуму и усмотрению. Не потому, что это невозможно сложить, вырастить из всех этих едва пробившихся ростков устойчивое дерево трактата, где одна и та же стройная мысль бежит по стволу от корней до листьев, скликая их в единство. В этой книжице ни собственного ствола, который всё держит и в себе несет, ни добротных, освященных традицией корней, которые всё бы собой держали, честно сказать, нет. И потому я отказываюсь от соблазна системы, в том числе и той, которая могла бы притязать называться «богословием детства».

В этой книге не излагается какое-то «учение», опирающееся на авторитеты, не предлагается нечто назидательное под видом нравоучительных историй. Здесь нельзя будет найти крупиц душеполезной мудрости и ни капли социальной озабоченности, как и церковной проблематики; все это в данном случае придется отложить в сторону. Не выстраивается здесь и надежное, догматическое знание о религии, уложенное в общепонятные формулы. Но почему бы не попробовать проследить за первоначальным взглядом веры, за детским ее изумлением? Из него пробивается тот поток открытий, догадок, исповеданий или «отчетов» мысли, которые рождаются в ответ на призыв Петра.

Слово стало плотью

Некогда в дальней стране Бог открыл глаза и посмотрел на мир Божий глазами Ребенка. И вслед за Ним все Его создания начали открывать глаза и обретать зрение, возвращаясь к первоначальному изумлению.

ПАСХА-ПЕСАХ

Каждый, кто побывал на Святой Земле, мог видеть в Назарете немногие сохранившиеся еврейские жилища времен Иисуса. Загон для скота, рядом комната с земляным полом, единственная для всего семейства, две-три лежанки, очаг, чаша для умовения, стол, за которым отец семейства произносил молитвы.

«Благословен Ты, Господь Бог наш, сотворивший плод земли…»

«Благословен Ты, Господь Бог наш, Который избрал нас из всех народов и возвысил нас над всеми языками и освятил нас заповедями Своими…»

«Благословен Ты, Господь Бог наш, Царь Вселенной, Бог Отец наш…»

Малыш, имеющий уши, вслушивался не только в звучание, но и в праздничную силу и звенящее эхо этих слов. Их сила и глубина оживали в Нем, вбирали в себе эти благословения и откликались им. Как и все отроки в Израиле, Он ждал с нетерпением пасхальной ночи, когда Иосиф на Его вопрос, вопрос младшего сына (у Марии Единственного): «Чем эта ночь отличается от всех остальных?» – отвечал литургической формулой, полной торжества и ликования о Господе, однажды и навеки освободившем Израиль от горьких египетских работ… «В тот день ты скажешь сыну твоему: Господь совершил это для меня, когда я вышел из Египта».

БЕЗДНА ИМЕН

В ту ночь Ему всякий раз казалось, пусть на какое-то ошеломительное мгновение, что избавление Божие, начавшееся в неисследимом прошлом и уже теряющееся в нем, произошло именно с Ними: Иосифом, Марией, самим Иешуа. Словно сегодня, сейчас, когда звезды заняли свои гнездовья на небе, Превечный, сойдя с высоты, вывел их из рабства рукою крепкою и мышцей простертою. Кому не исполнилось еще и пяти, непривычно думать о Запредельном, Кого никто не вправе изобразить на доске или в камне. Но и в малых Своих годах Он твердо знал, что Господь – имя Ему; да не будет оно произнесено напрасно. Но за тем непроизносимым именем открывалась живая даль, населенная множеством сказаний, произносимых с «истаевающим» сердцем, с гордостью, страхом, хвалой… За всяким благословением жило Событие, обладавшее своим, пусть еще не до конца ясным, образом и словом. Творение, Призвание Авраама, Избрание, Исход, Завет, Вождение по пустыне, Шехина-слава, Гнев, Обетование, да святится имя Твое. У Него было еще множество иных священных имен, не менее крепких, благословенных, таинственных: Свет, повелевший свету быть, Создавший Адама по образу Своему, Святой Иакова, Простерший лествицу Ангелов, Даровавший Субботу, Воспетый Давидом, Обитающий в Храме, Избравший Иерусалим городом Великого Царя… Все это исходило от Незримого, сказавшего о Себе на вопрос об имени: Я есмь Тот, Кто есть… И никакая душа живая не могла приблизиться к этому Я есмь, но могла жить во свете и правде Его, возлюбив заповеди Его, приняв милующую и карающую мышцу Закона…

ВОЙТИ В ДОМ, ВОЙТИ ВО ВРЕМЯ

Любовь Божия становилась праздником в эту ночь. И тем она отличалась от всех других ночей, что Создавший твердь посреди воды, Заставивший расступиться море и Проведший по нему Израиль как по суху входил, раздвинув ночной полог, под крышу каждого семейства в Израиле. Оно принимало Его под своей крышей с ликующей памятью, заставлявшей содрогнуться утробу всякого израильтянина, бывшего некогда странником в земле Египетской.

Словно Исход продолжался, праздник открывал его неиссякаемость, его одновременность с текущей пасхальной ночью, его сопричастность всякой семье, собравшейся за столом для благодарения. Милость Господня становилась столь близкой, что, казалось, Видящий бездны, восседающий на Херувимах (Дан. 3:54), запросто посещал дом Иосифа, садился за стол рядом с Матерью, так что Отрок мог почти видеть Его лицо, и душа Его томилась от радости. Истомились очи мои в ожидании обещанного Тобой (Пс. 118:82).

Мог ли подумать Иешуа, не говоря о том, чтобы передать другим, что Господь исполняет Свое обещание здесь и сейчас? Что, выйдя из Своего «далека», Он вошел во время, остановившееся под этой крышей? Что Слово Божие, через которое все, что есть, вступило в бытие, вскоре заговорит – и уже