Белая сирень в декабре - Валерия Вербинина

И Мария Ивановна довольно свирепо покосилась на белую веточку, приколотую к корсажу графини Елизаветы.

Таким образом, все получило свое объяснение, и сказка, как ей и полагается в реальности, обернулась вульгарнейшим коммерческим трюком. Поневоле князь почувствовал разочарование.

– Я думаю, – многозначительно промолвила Мария Петровна, обмахиваясь веером, – что итальянец скоро разорится. Представляете, во сколько ему должны были обойтись эти цветы?

– А я думаю, – отозвалась Мария Ивановна, делая плачущее лицо, – что будет просто ужасно, если все придут с белой сиренью. Смотрите, Софи Карамзина тоже с ней!

– И что ей дома не сидится, зачем она ездит по балам? – покачала головой графиня Елизавета. – Ей же ведь уже за семьдесят!

О том, что ей самой столько же, причем сама она тоже находится на балу, графиня почему-то запамятовала. Впрочем, в ее возрасте вполне простительно.

Князь Мещерский оглянулся на госпожу Карамзину и увидел возле нее еще одну даму почтенных лет, украшенную белой сиренью. Тут князю стало не хватать воздуха, он поспешно пробормотал какое-то извинение и бросился прочь.

На лестнице столкнулся с графиней Головиной и ее сестрой, которым на двоих исполнилось как раз сто лет. Графиня Головина потом рассказывала, что ужас, выразившийся на лице ее супруга, когда она подала ему очередной счет за платья, был сущим пустяком по сравнению с тем, что изобразился на лице достойнейшего князя Мещерского. Даже не поздоровавшись, тот промчался мимо, выхватил из рук лакея свое пальто и выбежал во двор. В крайнем недоумении графиня Головина обернулась к сестре, которая кисло улыбнулась, и победно объявила:

– Я же говорила, тебе не стоило делать такую прическу!

Что же до князя, то он пробежал мимо богатой кареты, из коей в тот момент выходила очаровательная молодая особа, закутанная в соболя, сел в свой экипаж и велел кучеру что есть духу гнать домой.

Если бы князь, подобно мадам Этуаль, обладал даром ясновидения, не исключено, что он бы смог разглядеть под соболями, в волосах незнакомой прелестницы, веточку белой сирени. Но, к счастью (а может быть, совсем наоборот), князь вовсе не был ясновидцем…

– Тут появляется госпожа Карамзина… – сконфуженно закончил свой рассказ князь. – И я просто не выдержал.

Баронесса Корф улыбнулась и осведомилась:

– Надеюсь, вы не собираетесь жениться ни на ком из перечисленных вами дам? Не говоря уже о том, что большинство из них замужем и вам пришлось бы драться на дуэли с их мужьями, чтобы…

Князь Мещерский шутливо замахал руками.

– Боже упаси, сударыня! Нет, я начинаю думать, что вы все-таки были правы. Госпожа Этуаль превосходная женщина, но… В конце концов, каждый может ошибиться.

– И я так думаю, – невинно согласилась баронесса Корф. – Потому что было бы поистине жестоко принуждать к браку столь почтенную особу, как графиня Елизавета, и все только для того, чтобы предсказание мадам Этуаль оправдалось.

– Сударыня! – жалобно вскричал князь.

– Или графиню Головину, или госпожу Карамзину, или…

– Сударыня, я сдаюсь!

И они оба рассмеялись. Странным образом, однако, князь почувствовал, что у него и в самом деле отлегло от сердца.

– Можно спросить? – поинтересовалась Амалия. – Чем именно вы намерены заниматься в ближайшие дни?

– По правде говоря, еще не знаю, – сознался князь. – Мне прислали столько приглашений… Может быть, пойду на вечер к Ласточкиным – у них очень приятный дом, а госпожа Ласточкина замечательно поет. Или загляну к Покровскому. Хотя, по правде говоря, богема – это не совсем мое.

– Покровский – художник? – спросила баронесса Корф. – Который живет на Монмартре?

– Да, – сказал князь. – Ужасно утомительно туда наведываться. На холме улочки такие крутые, и живут там… сущие пролетарии. Покровский обещал мне еще в ноябре закончить реставрацию одного портрета, которую я ему поручил.

– Вашего портрета? – спросила баронесса.

– Нет. Моей матери.

Амалия знала: мать князя умерла, когда он был еще мальчиком.

– Вы не прогадали, Покровский очень хороший реставратор, – кивнула баронесса. – А вот художник уже не столь замечательный.

– При том образе жизни, который он ведет, удивительно, что у него еще вообще остается какой-то талант, – проворчал князь.

Собеседники еще немного поговорили о художниках и живописи, и князь стал прощаться.

Едва он ушел, как в дверь кто-то еле слышно поскребся.

– Входи, Франсуа, – сказала Амалия.

Едва ее сообщник показался на пороге, она сразу же заметила, что он чем-то встревожен. Между бровями Франсуа пролегли морщинки, он хмурился и казался чем-то всерьез озабоченным.

– В чем дело, Франсуа? – спросила Амалия.

– Эта лавка, мадам… Я не знаю, что с ней делать, – признался мошенник с несчастным видом.

Баронесса пожала плечами.

– Я помню твои опасения по поводу того, что мы разоримся на белой сирени в разгар зимы, но посуди сам: должны же мы были спасти князя от грозящей ему участи! А из двух десятков дам, которым мы выслали сирень, несколько все-таки пошли с нею на бал, так что нельзя счесть, будто наши труды пропали зря. Зато князь теперь с юмором смотрит на свое положение, и если какая-то ловкая особа и впрямь решила стать княгиней Мещерской, ей придется не так легко, как она рассчитывала.

Следует признать, что ловкая особа действительно недооценила коварство баронессы Корф. План баронессы был весьма оригинален: она объявила Франсуа, что отныне его зовут Франческо и он итальянец, и послала его выкупить цветочную лавку на площади Побед. После чего помощник баронессы по ее распоряжению выписал за баснословные деньги белую сирень из Ниццы и разослал ее старым дамам, которые могли присутствовать на традиционном ежегодном вечере у русского посла. Амалия знала, что князь никогда не пропускает это торжество, и предполагала: возможно, неизвестная особа именно там попытается произвести на него впечатление. Но если бы она даже попалась ему на глаза, она бы неминуемо затерялась в толпе других дам с белой сиренью, ни одна из которых ни при каких обстоятельствах не смогла бы стать его женой.

– Ах, мадам, честное слово, это не то, о чем вы думаете, – вздохнул Франсуа.

– А что же?

– Ужасно, мадам! – простонал Франсуа. – Наш широкий жест имел просто бешеный успех. Теперь день и ночь все ломятся в лавку и требуют цветов. Я выписал у Анжело чуть ли не целый сад роз, орхидей, тюльпанов и фиалок, так его смели за несколько часов! Мне пришлось закрыть лавку и сбежать. Кроме того, – Франсуа понизил голос, – Анжело предлагает нам новые, более выгодные условия сотрудничества. Если мы будем брать у него еще больше цветов, он согласен снизить цену. Он даже согласен отодвинуть сроки платежа! Я не знаю, что мне делать, мадам!

Амалия не выдержала и рассмеялась.

– Так что, мы не разорены?

– Я никогда в жизни не занимался торговлей, – сокрушенно признался Франсуа. И тут же быстро поправился: – Я хочу сказать, честной торговлей… И то, что творится, просто выше моего понимания. Но… Мы заработали много денег, мадам! Если дело будет так продолжаться дальше…

Баронесса Корф вздохнула. Признаться, она совершенно упустила из виду коммерческий аспект своей затеи, и успех ее случайного предприятия оказался для нее полным сюрпризом.

– Лавка твоя, – сказала она, – делай с ней что хочешь. И, конечно, цветы – то, с чем всегда приятно иметь дело.

– Тогда я напишу Анжело, что согласен на его предложение? – с надеждой спросил Франсуа.

– Разумеется, Франсуа. Только не забудь, что после Нового года цветов будут покупать меньше, так что не введи нас в убыток.

Франсуа расцвел, заверил баронессу, что сделает все наилучшим образом и проследит за тем, чтобы лавка приносила прибыль, как и сейчас.

– А что с той особой, которая захотела окрутить князя? – спохватился он. – Вы нашли ее, мадам? Она действительно в сговоре с этой, с ясновидящей?

– Нет, я ее пока не нашла, – с сожалением призналась Амалия. – Но, думаю, она как-нибудь проявится, вряд ли заставит себя долго ждать. Новый год уже совсем скоро.

– Думаете, непременно захочет познакомиться с князем? – Франсуа, как и все, кто работал с баронессой Корф, схватывал ее мысли на лету.

– Это одно из условий, – напомнила баронесса. – Знакомство до Нового года, белая сирень и зеленая лошадь. Только не стоит упускать из виду, что белая сирень может быть, к примеру, вышивкой на платье или даже названием какого-нибудь заведения, как и зеленая лошадь. Поэтому я и сказала тебе, что мы не найдем в Париже по этим признакам нашу авантюристку. Конечно, если бы мы знали, кто она такая, нам было бы значительно проще ее обнаружить. Я почти уверена, что дама навещала мадам Этуаль незадолго до князя, но…

– А может быть, мне стоит втереться в доверие к горничной мадам Этуаль? – предложил Франсуа. – Ей-богу, ради нашего дела я на все готов! И потом, разве вы сами не говорили, что если кто и знает все о господах, так именно слуги?