Два лотерейных билета - Ион Лука Караджиале

болгары, а наименее стойкие — цыгане, цыганки же сдаются раньше всех, чуть зажмёшь их в корсете посильней: «Погоди, скажу, ну тебя!»

По этой причине он прекратил допросы, но оставил цыганок в камере голодными, чтобы им лучше думалось: а вдруг?… но он не верил в это.

Пока г‑н Туртуряну говорит, капитан Панделе читает вечернюю газету, а г‑н Лефтер рассеянно слушает. Вдруг г‑н Попеску бледнеет: в пивную заходит человек и проходит мимо их стола вглубь заведения. Это его начальник из министерства, очень мрачный и невероятно суровый тип. Г‑н Лефтер встаёт и здоровается, начальник едва кивает и садится за стол чуть дальше.

— Смотрите, — говорит капитан и показывает остальным заметку в газете:

«Как известно, на днях были разыграны две крупные лотереи. Номера билетов, выигравших самые большие суммы в 50 000 лей, следующие: лотерея университета в Констанце — 076.384, лотерея Бухарестской обсерватории — 109.520.

Любопытно, что до настоящего времени никто из счастливых обладателей выигрышных номеров не заявил о своем праве. Нашим многочисленным читателям и нашим добрым читательницам, среди которых мы искренне желаем видеть победителей, напоминаем, что по истечении шести месяцев с даты розыгрышей, вы уже не сможете претендовать на выигрыш. Невостребованные до финального срока суммы переходят в фонды организаторов соответствующих лотерей».

При всем уважении, которое г‑ну Лефтеру внушал его начальник, время от времени кидающий на него из-под бровей полный укора взгляд: «Господин дёргает нас за ниточки, пишет, что заболел и отлынивает от обязанностей, а сам прохлаждается в пивных… Браво!» — при всём законном уважении, г‑н Попеску не смог сдержаться и на последней фразе из газетной заметки расхохотался гомерическим смехом.

— Ха-ха-ха! А знаешь, дядюшка Туртуряну, мы их найдем, но ровно на следующий день после крайнего срока… Я свою удачу знаю!.. Ха-ха-ха!

Смех и слова г‑на Лефтера заставили капитана Панделе подпрыгнуть на месте. Тому, кто до сих пор сохранял завидное спокойствие, в конце концов, тоже пришло время взорваться… Посыпались горькие обвинения в халатности, равнодушии, беспечности!

Когда у кого-то есть такие ценные бумаги, разве можно позволять им валяться где попало… Верно, у кого-то в голове пусто! Так и получается, когда имеешь дело на сотню тысяч франков c тупицей! И т. д… С этими словами капитан уходит, плюясь ругательствами, как нижний чин. Г‑н Лефтер как будто ничего не слышал; он задумчиво барабанит пальцами по мраморной столешнице.

Вскоре, начальник расплачивается за свою кружку пива, встаёт и идёт к выходу, проходя мимо стола, за которым сидит г‑н Лефтер, он роняет:

— Г‑н Попеску, если ты больше не желаешь появляться на работе, то потрудись хотя бы прислать завтра ключ от ящика, где у тебя заперты просроченные публичные акты.

— Я был болен, господин начальник.

— Вздор!

— Даю слово, господин начальник: завтра я буду непременно.

— Постарайся! — обрывает начальник и выходит, не попрощавшись.

Г-н Туртуряну смотрит на часы… Поздно! Ему пора отправляться на ночное дежурство: через час в отделение прибудет инспектор. Выходит, г-н Лефтер идёт следом. Садится в бричку, г-н Лефтер бросается за ним.

— Поеду и я в отделение, дядюшка Туртуряну, поговорю с воровкой ещё раз.

Г-н Туртуряну соглашается только после того, как его приятель торжественно клянётся, что не будет буйствовать и причинять вред арестованным женщинам. По дороге г-н Попеску обещает приятелю увеличить его долю выигрыша с пяти до десяти процентов, если билеты найдутся.

— Ручаюсь всей своей жизнью и честью, дядя Туртурене!

Приехали… О, горе!.. Инспектор только что прошёлся по отделению, заглянул в камеру, что-то сердито записал в своей папке и отпустил всех трёх узниц, увещевая их словами о недоразумении.

— Впутал же ты меня в историю, дядя Попеску, со своей ипохондрией, — говорит комиссар.

Г-н Лефтер принимается стенать.

— Что нам остаётся, если вы, полиция, не защищаете нас от бандитов? А понимаю, в чём дело! Десять процентов не устраивают? Сколько вы хотите, сколько вам нужно? Семьдесят? Девяносто? Сто?

Далее следует водопад, лавина оскорблений в адрес власти, состоящей из мошенников, и дуболомов-полицейских, действующих заодно с преступниками, например, г-н комиссар, который сговорился с цыганками…

— Прекрасно! Великолепно! — добавляет, переведя дух, г-н Попеску тоном горькой иронии.

И в следующую секунду гремит во весь голос:

— Позор на рубеже веков! Трижды позор!

Благоразумие и дружеские чувства помешали г-ну Туртуряну составить положенный протокол об оскорблении власти при исполнении, хотя, возможно, он бы его всё-таки составил, если бы г-н Лефтер, сказав своё последнее слово, не выбежал, как сумасшедший, с криком, что пожалуется в прокуратуру.

Уже светало, пора была петь третьим петухам, когда г-н Лефтер, после долгого блуждания по окраинным трущобам, наконец, добрался по улице Эмансипации до пустыря, а затем и до хижины, откуда прошлой ночью забрали трёх цыганок…

Что если… возможно мольба сумеет то, чего не удалось добиться насилием… и г-н Попеску застенчиво стучит в дверь бедняцкого жилища… Нет ответа… Снова стучит, так же осторожно… Безрезультатно… Нужно постучать храбрее! Но у него нет больше храбрости… Он тянется к окошку на цыпочках и прислушивается к тому, что делается внутри… В сырой предрассветной тишине до него доносится храп… После всех пережитых злоключений цыганки крепко спят.

Г-н Лефтер присаживается на край деревянного крыльца и закуривает… Сидя так, он обдумывает благонамеренную речь, чтобы убедить кивуц, что некоторые трудолюбивые женщины могут заработать состояние честным путём, не разоряя человека, от дома которого они всегда имели кусок хлеба… Это было бы непростительно! А затем он даст понять, что билеты аннулируются; но десять, пятнадцать процентов, о, да! неисчислимое состояние, падает с неба им в руки: они богаты, независимы и… честны, и далее в том же духе…

Вдруг в доме раздается лёгкий шум… наконец, проснулись… Проситель поднимается на ноги, кашляет и кладёт руку на край шляпы. В тот же момент дверь открывается, и в проёме показывается нечёсаная голова девочки:

— Ой, мама! Скорей! Он опять пришёл!

Женщины выскакивают на порог:

— Опять притащился, чокнутый? — кричит Цика.

— Опять за былетами? — подхватывает старуха.

Не успел г-н Попеску и поздороваться, как прямо ему в глаза плюх! миска разваренных слив!

— На тебе былеты!

— Думал уморить нас, невинных, в полиции, да? Разбойник!

Ослепив его, они как давай его ладонями и кулаками, а после чем под руку подвернулось: старуха — кастрюлей, девочка — головёшкой, а Цыка — метлой, и под конец, ну его в грязь.

— Вот тебе былеты! Вот тебе былеты!! Вот тебе былеты!!!

Когда кивуцы выбились из сил, г-н Лефтер, тоже очень уставший, поспешил уйти, так быстро, как только мог, даже шляпу забыл надеть, а вслед ему неслось:

— Хо-хо! Больше не хочешь былетов? Приходи