Секрет Жермены - Луи Буссенар

Он любил трех девушек как сестер, но шутя иногда называл Берту будущей женой и с явной нежностью смотрел на милое личико. При этом и мадам Роллен снисходительно улыбалась и думала: «А почему бы и нет! Через три-четыре года он станет очень хорошей партией для дочки, честный, работящий, совсем не гуляка и владеет прекрасным ремеслом».

Жан Робер, по прозванию Бобино, работал в типографии «Молодая республика». Мастер высокой квалификации, он занимался версткой газетного листа и по праву гордился этой специальностью, приличным заработком, часть которого откладывалась для исполнения заветной мечты – покупки велосипеда. Ради этого Бобино отказывал себе в маленьких удовольствиях – рюмочке перед завтраком, хорошем табаке, в покупке книг, в обновлении одежды. И как же он радовался, когда наконец мечта осуществилась. Молодой человек как гонщик летел в типографию на новенькой машине! Он так гордился приобретением, что, кажется, сам президент Франции и все монархи мира уже не возвышались над ним. Было необыкновенно приятно нестись с ветерком, и Жан даже жалел, что типография находится не на другом конце города и он не успевает достаточно насладиться быстрой ездой за время пути.

ГЛАВА 4

Ночь на восьмое октября, такая долгая для Жермены, тянулась еще более томительно для ее матери, с нетерпением ожидавшей возвращения дочки. Мадам Роллен не ложилась, она все время прислушивалась, ожидая услышать звонок в дверь, голос Жермены, отвечающей консьержке, а потом ее легкие шаги по лестнице. После двух часов беспокойство начало расти с каждой минутой, и, когда будильник пробил три часа, тревога дошла до предела.

– Еще не вернулась? – послышался сонный голос Берты из соседней комнаты, где она спала вместе с Марией.

– Нет, девочка, – ответила ей мать, чуть не заплакав.

– Я не слышала, чтобы вернулся Жан.

– Да, ведь правда, – равнодушно сказала женщина, всецело поглощенная мыслью о дочери.

И в самом деле, почему надо беспокоиться о Бобино, ведь он мужчина! А Жермена – восемнадцатилетняя девушка и такая красивая… Идет так поздно и так издалека по Парижу, полному опасных ночных прохожих.

У мадам Роллен оставалась последняя надежда, что Жермену до утра задержали на работе. Есть у нее совесть, у мадам Лион, так изводить молоденьких трудолюбивых бедняжек? И несчастная мать дала себе слово запретить Жермене сверхурочные часы.

Решив пойти рано утром в мастерскую, мадам Роллен легла, но заснуть не смогла ни на минуту. В половине седьмого встала и, как всегда, постучала Бобино, чтобы разбудить, однако против обыкновения молодого человека не оказалось дома. Она очень удивилась. Поцеловала девочек и сказала:

– Больше не могу ждать… Побегу к мадам Лион. Если Жермена придет раньше меня, скажите, что я скоро вернусь.

Берта и Мария сделали все необходимое по хозяйству и с тяжелым сердцем сели за работу.

Пробило десять, потом одиннадцать, наконец, полдень. Скромный завтрак семьи остыл. Девушки даже не решались говорить между собой, боясь разрыдаться.

Раздался звонок в дверь.

– Это они! – Берта бросилась открывать.

Но вошла консьержка спросить плату за квартиру. Берта достала семьдесят франков мелкой монетой, дала их ей и вежливо сказала:

– Мадам Жозеф, напрасно вы трудились подниматься за ними, я бы принесла чуть позже.

Консьержку, разумеется, распирало желание поговорить, но Берта учтиво проводила ее до дверей.

И снова они сидели в тяжелом ожидании, когда в дверь опять постучали, появился мужчина в черной форменной одежде с золотыми пуговицами, на околыше фуражки сияли буквы: О. и Б., что означало, – и это знали все парижане, – «Общественная благотворительность».

Пришелец поклонился с печальным и смущенным видом, отказался присесть и нерешительно спросил:

– Я не ошибся?.. Мадам Роллен… Это здесь?

– Да, месье. Что вам угодно?

– Я – служащий «Общественной благотворительности», Послан по поручению директора госпиталя Ларибуазьер.

– Госпиталя Ларибуазьер… – в недоумении и страхе повторила Берта.

– Да, мои девочки, – сказал незнакомец, испытывая искреннее сострадание. – Я должен вам… Будьте мужественны, милые… Известие тяжелое.

– Сестра!.. Жермена!.. – вскричали в один голос обе. – Поскорее, что с ней?!

– Весть не о сестре, – сказал служащий, он уже догадывался о цепочке несчастий, – а о вашей маме.

– Мама! – Берта пошатнулась.

– Мужайтесь, дети мои, – повторил служащий, поддерживая Берту. – Маму сбила лошадь. Директор госпиталя послал меня сообщить об этом несчастье и разрешит вам повидаться с ней.

– Но она не умрет?! Мама!.. Нет, это невозможно… Она не умрет! Скажите, ведь она ранена не серьезно?..

Человек сказал просто:

– Едем скорее!

В ателье мадам Роллен заставили долго ждать, наконец вышла старшая мастерица мадемуазель Артемиз. Она показалась в дверях, словно министр, одолеваемый просителями.

– Здравствуйте, мадам, – сказала девица обычным неприятным голосом. – Что случилось? В чем дело?

– Мадемуазель, моя дочь не вернулась домой… Я подумала, ее задержали здесь… Я пришла…

– Жермена ушла в час ночи, – прервала ее Артемиз. – Я ей дала два франка на извозчика.

– Ушла! В час ночи, – проговорила совершенно ошеломленная женщина. – Вы точно уверены?

– Да за кого вы меня принимаете? – ответила первая мастерица и зло добавила: – Она, наверное, кого-нибудь встретила по дороге… Этого давно следовало ожидать, такая хорошенькая девушка. Не беспокойтесь, найдется.

– Вы лжете! – возмущенно воскликнула мадам Роллен. – Моя дочь не такая, и, если она не вернулась домой, значит, произошло несчастье.

– Я лгу! – чуть ли не взвизгнула первая мастерица. – Сделайте милость уйти отсюда, и поскорее. Больше ноги Жермены не будет в нашем ателье, к тому же она наверняка нашла работу, которая лучше оплачивается.

Вдова, вся в слезах, вышла. У вокзала Сен-Лазар она не успела посторониться от тяжелого фургона, ее сшибло грудью лошади. Возчик не мог остановить тройку, и упавшей переехало колесами ноги, раздробив бедренные кости. Несчастная только и кричала:

– Мои дети! Мои бедные дети!

Ее тут же отвезли на «скорой помощи» в госпиталь Ларибуазьер, находящийся поблизости, сразу положили на стол. Обе ноги пришлось отнять. Операция прошла благополучно, но доктор считал положение пострадавшей безнадежным. Больную поместили в одноместной палате. Она тяжело страдала, чувствуя, что умирает, и только просила, чтобы ей дали попрощаться с детьми.

Директор госпиталя, уважая последнее желание умирающей, послал на улицу Поше служащего «Общественной благотворительности».