Каменное древо - Соня Марей

болтунам из Волчьей Пустоши, на все готов, лишь бы получить очередное дурацкое предсказание, – ответил я небрежно, но злость и раздражение рвались на свободу.

Варди ухмыльнулся и поскреб затылок.

– Волчья Пустошь… Хрен знает сколько туда тащиться в компании этого блаженного. Терпеть лишения, защищать его, пока старикан будет только сопеть и попердывать в седло.

– Почему отец послал с ним именно тебя?

– Если б я еще знал, – избегая прямого взгляда, он развел руками. – Лучше бы отправился с тобой в Глейриф. И то веселее.

Да уж, знать бы, кому из нас повезло. Варди бегло попрощался и отправился заниматься сборами, а я остался ждать. Скоро отец закончит с этим умалишенным? Что еще жрец ему наболтает? Я сильно сомневался в том, что у кого-то из ему подобных остался Дар. Это ведь не искатели.

Ну вот, снова вспоминаю детей гор. А еще в Антрим тянет с неодолимой силой: закрываю глаза и вижу россыпь бирюзовых звезд на стенах пещер, горящие каменные жилы, слышу неясные голоса и шорохи под землей.

Стиснув зубы, я привалился затылком к стене. Уже много дней зудит эта заноза, напоминает о себе при каждом удобном случае. И надо же было так влипнуть! Влюбился, как мальчишка, а теперь мучаюсь. Кто бы мог подумать. Такая глупость.

Я невесело усмехнулся и взлохматил волосы. Опустил веки, припухшие от недосыпа.

Несколько дней назад снял с окна Ночного Странника и бросил на дно сундука, но и это не спасло – Каменная жрица продолжала являться во снах, и наутро я готов был седлать Чалую и мчаться в Скальный город, сбивать кулаки в кровь, умоляя горы открыть мне дорогу. Несколько лет назад, покупая амулет на ярмарке у Рорана, я еще не знал, что тот зачарован его дочерью. В каждом самоцвете, в каждой звенящей подвеске я чувствовал ее магию – звонкую, как песня, и чистую, как ручей.

Чувство непоправимой ошибки мешало думать и жить. Правильно ли я сделал, отпустив ее? Глаза, полные скорби и боли до краев, еще долго будут тревожить мои мысли.

Я раскрыл ладонь и посмотрел на ненавистный браслет. Если не найду способ переубедить лорда или снять эту штуку, в крайнем случае придется отхватить себе руку. В нашу последнюю встречу эта дрянь проявила себя особенно ярко, и, кажется, начала навязывать чужие мысли. Браслет зачарован сеять зло.

Я пытался сказать Рамоне хоть что-то, предостеречь, но магия туманила разум, не давала связать и пары слов. Еще одна причина, по которой я не могу больше с ней видеться. Все равно наши встречи пора было заканчивать, я не должен ломать ей судьбу. А она…

Да молода она еще. Верит во что-то и видит меня совсем не таким, какой я есть.

Проклятье. Вроде правильно рассуждаю, но на душе так паршиво.

Кое-как отлип от стены, чувствуя, что в голове мутится. Если так и будет продолжаться, совсем растеряю форму. И так уже пропустил одну маленькую, но важную деталь.

Варди, когда лжет, никогда не смотрит в глаза. Почему этот северный пройдоха решил надурить меня?

Размышления прервали приглушенные крики отца, доносившиеся из-за закрытой двери. Я прислушался, но смог разобрать только:

«…говорил подождать!»

Я поморщился. Лорд Брейгар редко позволял себе повышать голос, чаще обжигал ледяным презрением. Интересно, чем этот жрец его разозлил?

«…этот день никогда не настанет!»

Следом неразборчивое бормотание и грохот, будто со всего размаху приложили кувшин. Стражи у дверей не повели и бровью, привычные.

«…впустую! Столько лет…»

Я нахмурился. О чем отец говорит?

Или о ком?

Глава 3. Пленник

Рамона

Полночи я не могла уснуть. Ворочалась на постели, как индюшка на вертеле. Голову переполняли мысли – они то затихали, позволяя окунуться в поверхностную дрему, то врывались ураганом, заставляя откидывать одеяло, долго всматриваться в ночную темноту, а после жадно глотать успокоительный отвар.

«Ты стала рассеянной», – говорили отец и брат.

«Ты похудела и осунулась», – твердили в один голос подруги.

«Ты витаешь где-то не здесь», – замечала матушка Этера.

Последние недели я провела в агонии. Горела и плавилась изнутри, проводила мучительные часы в лоне древних святилищ, умоляя Матерь Гор послать хоть сон, хоть знак, но богиня молчала. Молчали и камни, прежде благоволившие мне, и невольно закрадывался страх – а если я все-таки теряю силу?

Дважды я начинала собирать вещи, готовая бежать без оглядки, но бросала все на полпути, прятала в ладонях лицо и думала, думала, думала.

«Это может быть связано с тобой», – слова Верховной не оставляли ни на миг, и я знала, что должна еще раз повидать Ренна. Поделиться своим открытием, рассказать все начистоту, а там будь, что будет.

Конечно же он мне не поверит. Конечно, усмехнется краешком губ и скажет, что все это чушь. При мысли о моем лестрийце в груди становилось болезненно горячо, а следом просыпался страх, втыкался иглами под кожу. Лезли воспоминания о том странном сне, и казалось, что фигура человека в крови обретает черты Реннейра.

Они готовы убить его, если он вдруг окажется ребенком из пророчества. Попрать природу искателей и нарушить древний завет «не отнимай жизнь».

«Лицемеры… лицемеры!» – кричал в голове голос старейшины Ольда, и я видела перед собой заплаканную белокурую девочку, его дочь. Заглянув в наполненные печалью глаза, я не могла оставаться равнодушной.

Как жить спокойно, зная, что вокруг творится такая чудовищная несправедливость? Как молчать, когда страдает невинное дитя?

Я дала Коринне слово, что помогу. И, раз уж мне все равно не спится, надо действовать.

Коридоры Антрима всегда подкидывали неожиданные сюрпризы: читали мысли и показывали то, что душа желала. Однажды в детстве я хотела спрятаться от гнева дедушки. Тогда я сильно напроказничала, и он, строгий холодный старик, искал меня, чтобы наказать. Я бежала прочь, а где-то сзади грохотал голос деда – и внезапно увидела темный лаз, которого, я точно помнила, раньше не было. Внутри пахло сыростью и мхом, но чутье вело меня все дальше – без всякого страха.

Лаз вывел к подножью водопада. Ослепительно сияло солнце, а на берегу рассыпались сугробы белоснежных цветов. Это было одним из самых ярких воспоминаний детства: как я рвала их и плела венок, а потом шагала по тропинке, пока не встретила маму. Она возвращалась с прииска – вот удивления-то было! А дед так и не смог меня найти.

Уже много лет его нет с нами, а я все не могу понять, за что он не любил не