Убийство на пивоварне. Дело мерзкого снеговика - Николас Блейк

Взаимоотношения этих двоих людей, очевидно, были наилучшими. Никаких раздражительных замечаний одного в адрес другого с намеками на собственное превосходство, что так характерно для плохо подобранных семейных пар, когда они оказываются среди посторонних людей. Ни какого соперничества в попытках привлечь к себе внимание гостя. Найджел праздно размышлял, чего это ради София Каммисон с ее темными волосами и яркой кожей одета в такие безжизненные пастельные тона, вместо того чтобы носить что-нибудь бросающееся в глаза, когда и всплыло опять имя Банкета. Каммисон спросил, что Найджел предпочитает: виски или пиво. Он выбрал пиво. А пока крутил в пальцах бутылку, увидел на ней этикетку: «Пивоваренный завод Баннета. Майден-Эстбери. Дорсет».

– Это как-то связано с человеком, с которым я встречаюсь вечером? – спросил Найджел и внезапно ощутил за столом какую-то напряженность.

– Да, он владеет местной пивоварней, – настороженно, тщательно подбирая слова, ответила миссис Каммисон, а затем быстро, без запинки продолжила, обращаясь к мужу: – Мистер Баннет пожелал встретиться с мистером Стрэнджвейсом, поэтому я пригласила его и еще несколько человек заглянуть к нам после собрания.

– О, – произнес Герберт Каммисон, – я понимаю.

На первый взгляд этот разговор мог показаться вполне обычным, но Найджел почувствовал в тоне миссис Каммисон как бы указание: «Не выказывай удивления, Герберт. Предоставь мне управиться с этим». А ответ ее мужа прозвучал как неохотное согласие.

– Ну, – провозгласил Каммисон своим обычным мрачным тоном, – за удачу! – Он поднял бокал и погрозил пальцем Найджелу – жест, внезапно перекинувший мостик между Оксфордом и Майден-Эстбери, – и добавил: – Я вот беспокоюсь, не пьем ли мы сейчас беднягу Траффлиса.

– Пьем… Траффлиса? – в изумлении переспросил Найджел.

– Герберт! – возмутилась миссис Каммисон. – Не будь столь вульгарным! В любом случае, то пиво еще не дозрело.

– Я бы не возражал. Это лишь добавило бы крепости.

– Да о чем таком вы толкуете? Какой-то старый дорсетский рецепт пива?

– Не совсем так, – пояснил Каммисон. – Две недели назад в один из чанов упал Траффлис – собака Юстаса Баннета. Счастливое избавление для отвратительной маленькой зверюшки – я бы так назвал это происшествие. Но Баннет делает из этого черт-те что.

– «Счастливое избавление»?

– Да, – отчеканил Каммисон. – Я подозреваю у Юстаса Баннета наличие садистских наклонностей. Среди прочих «достоинств».

– Герберт! – воскликнула жена. Причем в ее восклицании слышалось нечто большее, чем упрек шокированной женщины.

Герберт мрачно отозвался:

– Ну, возможно, «подозреваю» не совсем верное слово. Мы все знаем…

– Вы не возражаете против вопросов в ваш адрес? – поспешно перебила мужа София, обратившись к Найджелу.

Тот поморщился.

– Боюсь, это часть нашей сделки, – ответил Найджел.

После обеда они направились в городской зал – пыльное, старомодное, унылое место, пахнущее лаком и стылым чаем, или, как вообразил Найджел, центр всех наиболее склочных и бестолковых действ Майден-Эстбери, от дешевых распродаж до дознаний. Так сказать, интеллигенция городка там уже собралась. Найджел бы представлен туго затянутой женщине агрессивного вида, которая в своем облачении вполне могла бы олицетворять богиню Общественного Благоденствия («Это мисс Меллорс, наш президент»), после чего последовал у нее в кильватере к помосту.

Богиня Общественного Благоденствия тяжело на него дыхнула, извлекла флакон одеколона, щедро полила себя и пробасила:

– Рада, что вы пришли. Удачного вам начала! Волнуетесь?

– Скорее, парализован, – откликнулся Найджел. – Однако надеюсь обрести в себе силы, после того как нагрузился великолепным пойлом вашего мистера Баннета. Хорошая, бодрящая влага, не так ли?

– В самом деле? «Хорошая» – слово, которое мне не подобает использовать применительно к пиву. Я вице-президент Общества Голубой ленты. Наша цель – запретить все спиртные напитки, наступить, так сказать, ногой на шею алкоголя.

– Ох, – только и нашелся что сказать Найджел, осознавая – все, на что наступит нога мисс Меллорс, имеет весьма малый шанс выжить. Он повозился со своими бумажками и начал рассматривать аудиторию.

Превалирующая часть лиц выглядела так, что Найджел не на шутку забеспокоился: а будет ли удобоварима для них лекция о поэтах послевоенного периода? Хотя теперь уже было поздно что-либо менять. Первый ряд занимали – рассматривая слева направо – две леди с огромными слуховыми трубками, похожими на рога изобилия; мальчишка, сосущий леденец и выглядевший мятежником (а как же иначе, рассудил Найджел, если его сюда насильно затащили?); сельского вида женщина – предположительно его мамаша, которая явно чувствовала бы себя более комфортно, если бы здесь обсуждались цены на крупный рогатый скот, а не трескучие рифмы; старый джентльмен, заранее уже поднесший согнутую ладонь к уху, и две монашки. Далее три стула оставались пустыми, а на последнем восседал, излучая сияние, помощник священника.

– Разве… э… все эти люди – члены литературного общества? – робко спросил он у мисс Меллорс.

– О нет. Мы объявили, что лекция проводится для широкой публики. По окончании всем обещаны кофе и сандвичи.

«Ясно, – подумал Найджел, – вот почему и кворум. Однако она могла бы изложить мне все это в более тактичной манере. «Хлеба и зрелищ» – как говорили в древнем Риме. Причем я здесь, разумеется, в качестве «зрелища».

– Конечно, сюда допущены только респектабельные люди, – подсластила пилюлю мисс Меллорс.

– Ну разумеется.

Когда мисс Меллорс встала, чтобы представить его (отнюдь не в нескольких словах и подобранных не совсем удачно), Найджел продолжил изучение аудитории. Его внимание привлек джентльмен в третьем ряду, холодно разглядывающий лектора через стеклышки пенсне. Найджел внезапно ощутил к нему сильную неприязнь: его круглое лицо и маленький недовольный рот удивительно сочетались со скаредностью, аскетизмом и невежественностью, отражающимися в глазах. Не отрывая пристального взгляда от Найджела, этот человек что-то сказал увядшей, жалкой на вид женщине, презрительно скривив при этом рот. Та повернулась к нему и ответила, не поднимая глаз, выражая полную покорность, словно она была его собакой. Позади них, на некотором расстоянии, сидели знакомые люди: как всегда сдержанный, без тени улыбки Герберт и его жена, лукаво улыбающаяся Найджелу. Справа от них устроился молодой человек с бакенбардами в запятнанном твидовом пиджаке и рубашке хаки. Он явно пытался отстраниться от всего происходящего. Презрительная складка его губ Найджелу кого-то смутно напомнила. Но вот кого? Рядом с ним другой молодой человек, по-видимому, уже спал. «Несомненно представитель местной прессы», – решил Найджел.

Мисс Меллорс, погоняя себя в хвост и гриву, добралась до заключительной части речи и заговорила совершенно другим тоном, который, очевидно, приберегала для разглагольствований в особых случаях, дабы продемонстрировать свой интеллект. Найджел предпочел бы ее нормальный, неисковерканный бас.

– …И я уверена, нынешним вечером все мы чувствуем себя привилегированными, удостоившись чести увидеть столь выдающегося автора. Нам хорошо известно и другое поприще мистера Стрэнджвейса. Нет сомнения, что, будучи выдающимся сыщиком, сегодня он даст нам ключ к пониманию современной поэзии, а я знаю, что большинство из нас в этом нуждаются. – («Ха! Ха! Слушайте! Слушайте!» – неожиданно проревел старый джентльмен, с ладонью, поднесенной к уху.) – Ну, вы явились сюда не затем, чтобы любоваться мною, поэтому без лишних слов я хочу попросить мистера Стрэнджвейса прочитать нам его замечательную лекцию. Итак, мистер Стрэнджвейс!

Найджел встал и осчастливил присутствующих своей лекцией…

Когда с этим было покончено и собравшиеся расправились с кофе и сандвичами, мисс Меллорс предложила задавать вопросы.

Какой-то джентльмен с белыми усами внезапно встал и разразился филиппикой против якобы большевистских тенденций молодых поэтов. Свою речь он закончил на вопросительной ноте, умудрившись при этом ни о чем не спросить. Поэтому Найджел счел возможным отделаться таким же ответом – мол, многое из сказанного оратором действительно имеет место.

Затем встала довольно хорошенькая молодая женщина, покраснела и заявила, что, как ей кажется, в современной поэзии нет музыки.

Найджел процитировал несколько пассажей, чтобы доказать обратное.

Другая, менее привлекательная особа, с выступающими вперед зубами и теософистским блеском в глазах, поинтересовалась:

– А как насчет музыки сфер?

В чисто грамматическом смысле это был первый вопрос, но так как Найджел не знал на него ответа, он предпочел отмолчаться. Во время возникшей неприятной паузы его выручил молодой человек в рубашке хаки.