Мысли вслух - Голиб Саидов

– Слушай, Витя – внезапно вспомнил я. – А я ведь, не захватил с собой удочку?!

– Там все уже есть. – улыбнулся моей наивности Виктор и, коротко переглянувшись с водителем, громко расхохотался.

Мы прибыли на какой-то совершенно безлюдный полуостров, в середине которого сиротливо ютилась небольшая рыбацкая хижина, покрытая вместо крыши тростниками камыша. Немного поодаль стояла машина-автолавка ГАЗ-53. Возле хижины суетились несколько человек, которые завидя нас, выстроились как по команде в ряд, улыбаясь и приветствуя, по-восточному скрестив руки на груди и прижав их к сердцу. Судя по тому, как почтительно они разговаривали с Витей, я понял, что все уже было обговорено и продумано заранее. Я тут же сник. Все это мне напомнило фильм «Особенности национальной рыбалки», который только-только вышел на экраны кинотеатров. Естественно, до меня наконец дошло, почему на мой вопрос об удочке, Витя так рассмеялся.

Тем временем шофер, достав из багажника ящик водки, натужно пыхтя, пронес его мимо меня вглубь хижины. Несколько в стороне, мой взгляд зафиксировал наспех сооруженный из глиняных кирпичей очаг, на который двое молодых людей устанавливали большой казан емкостью в тридцать литров. Витя жестом пригласил меня под навес, примыкавший к хижине. Здесь располагался длинный узкий стол, с обеих сторон, уставленный деревянными лавками. Под навесом было удивительно прохладно. Всюду, куда бы я ни бросил взгляд, меня окружало бескрайнее озеро. Поверхность «зеркала» была спокойной, но спокойствие это было величественным и умиротворяющим.

– Да-а, – подумалось мне в тот момент, – здесь никуда не надо спешить: ни тебе метро, ни «час пик». Господи, хорошо -то как!

– Ну что, начнем? – вернул меня Витя на грешную землю.

Зная, что сопротивляться бесполезно, я лишь беспомощно и покорно кивнул головой в ответ.

Один из парней подошел к «автолавке» и открыл дверь. Моему взору предстал такой ассортимент свежей рыбы, что ему позавидовал бы не один директор фирменного рыбного ресторана.

– Сейчас специально для тебя приготовят тройную уху. – сказал Витя, разливая в стаканы охлажденную водку.

Вначале в кипящий котел были спущены небольшие (с ладонь) караси. Когда они сварились, повар выловил их и, уложив на блюдо, отправил угощение куда-то вглубь хижины. Затем в казан отправились сазаны средних размеров. Когда и они были сварены, я с удовольствием стал потирать руки, предвкушая отведать карпа, но товарищ меня остановил.

– Нет, наше блюдо еще впереди – пояснил он мне.

Наконец, настала очередь жереха. Через некоторое время нам вынесли большое плоское блюдо, на котором были уложены в ряд несколько рыбин, спровоцировавшие своим внешним видом обильное выделение из слюнных желез. Рядом в касушках2 подали бульон, в котором варилось три вида рыбы. Что и говорить: слова тут бессильны выразить то наслаждение, которое я получил, запивая его после очередной стопки холодненькой водочки.

Одним словом, «порыбачили» мы славненько…

Не так давно в моей квартире раздался телефонный звонок. Звонил Витя. Из Германии. Теперь он живет там. Правильнее будет сказать, что там присутствует только его тело. А сам он живет, судя по его разговорам, в далекой, но близкой его сердцу Бухаре. Там, где осталась частица его души, не смирившаяся ни с социальными, ни с политическими катаклизмами, происшедшими за тот относительно короткий промежуток времени, что останется в истории как «постперестроечное» время. Потому, что душа человека живет по своим законам, в совершенно ином измерении, где главными ценностями являются такие «малозначащие» и незаметные (на первый взгляд) вещи, как детство и старый родительский дом, дворовые игры и озорные проделки, бегство с уроков в кинотеатр и вечный футбол до поздних сумерек, и еще многое-многое другое из того сладостно-щемящего прошлого, что так согревает наши души теперь, когда мы стали взрослыми. А, следовательно, помогает нам жить и оставаться людьми.

Лаба дена

Именно так поприветствовал я Асту Вутвилайте в фойе шикарной гостиницы «Драугисте» («Дружба»), впервые попав на литовскую землю по приглашению моей знакомой в 1982 году.

– Добрый день, – ответила хозяйка мне по-русски, – добро пожаловать в Литву.

Она мило улыбнулась и жестом пригласила следовать за нею. Мы плавно пересекли почти безлюдное широкое фойе, оказавшись возле стойки «ресепшена». Аста тихо произнесла администратору свою фамилию, после чего мне мило улыбнулись и, пожелав приятного времяпровождения, вручили увесистый ключ от номера, где я должен был расположиться.

– Как? Ты еще не Вутвилини? – состроив на лице изумление, спросил я ее, давая понять, что разбираюсь в различиях окончаний в литовских фамилиях, которые существенно разнятся между обычными девушками и женщинами, вышедшими замуж.

Мы поднялись на самый последний этаж гостиницы, где нашему взору предстала сказочно-великолепная и завораживающая картина Вильнюса и, миновав стойку с дежурной по этажу, очутились в помпезно обставленном номере. Я предложил отметить мой приезд шампанским, бутылочку которого заблаговременно припас для этого случая, попросив дежурную принести нам хоть какое-нибудь подобие стаканов. Когда спустя две минуты она вошла к нам с маленьким подносиком и двумя изящными бокалами, я остолбенел. Сбоку, на подносе покоилась мaленькая квадратная бумажка: «За предоставление услуг». И чуть ниже – «5 копеек». Не в силах выдавить из себя что-либо членораздельное, я в смятении машинально протянул эту бумажку своей хозяйке, которая, заметив мое явное замешательство, поспешила успокоить «дикого архара», пояснив:

– Успокойся: просто, это гостиница от Совета Министров Литовской ССР…

Спустя некоторое время, я уже сидел в мягком кожаном кресле, закинув ноги чуть ли не на стол, с сигаретой «Camel» во рту, обзванивая местные ночные заведения Вильнюса, а вокруг меня суетилась неугомонная горничная, которой я неосмотрительно подарил треснувшуюся по дороге дыню и оставил «на чай» один рубль. Она усердно и добросовестно протирала давно не существующую в номере пыль, не зная – каким еще образом отблагодарить меня за столь «невообразимую щедрость».

– Ну, мне пора – поднялась Аста, убедившись, что устроила меня не хуже, чем принял её в своё время я, когда она была моей гостьей в Бухаре, – располагайся и чувствуй себя как дома, а вечером я тебя приглашаю к нам домой, на ужин. Смотри, не опаздывай, в 19—00.

Я с благодарностью посмотрел на свою сдержанную гостеприимную хозяйку и только крепко, по-дружески, пожал ей руку.

А уже вечером, находясь в чисто литовской аристократической семье, я мысленно хвалил себя за сообразительность: на мне был одет строгий темный, в еле заметную полосочку, ненавистный мне костюм, хранившийся в единственном экземпляре, а ещё – по пути я догадался купить бутылку импортного коньяка и коробку шоколадных конфет в весьма эффектной упаковке.

Глава семейства – дедушка, с независимым гордым лицом и прямой осанкой – сидя в кресле, крепко сжал мужественную руку азиатского собрата по несчастью, также страдающего от деспотического тоталитарного режима. В этом его молчаливом акте я явственно прочитал дружественную солидарность и надежду на скорое освобождение, и независимость наших народов. Ужин прошел в типично прибалтийской манере: торжественно, строго и немногословно, с малозначительными репликами. Когда мое испытание подошло к концу и я, пожав уже на прощание руку старику, вышел на улицу, то непроизвольно выдохнул от облегчения. Аста несколько виновато опустила свои глаза. Неплохо изучив меня, она прекрасно видела и понимала, какие двойственные чувства я испытывал в тот момент. Наконец, вновь глотнув свежий воздух улицы и свободы, я грустно улыбнулся ей и задумчиво произнёс:

– Кто его знает, а может быть дедушка твой и прав?

Лабас вакарас

– Лабас вакарас («Добрый вечер») – нежно шепнул я в трубку.

– Лабас вакарас – словно эхо отозвался на мое приветствие приятный женский голос на другом конце провода.

– Простите, – продолжил я по-русски, – не могли бы вы мне посоветовать самый лучший ночной бар Вильнюса?.

Мне на выбор было предложено несколько адресов с заманчивыми и интригующими названиями. Среди прочих, числились также «Дайнава» и «Эрфурт». Я выбрал «Эрфурт» и… как всегда ошибся. Мне следовало выбрать самый молодежный и демократичный бар «Дайнава». «Эрфурт» же, оказался хоть и самым дорогим на тот момент ночным заведением, но с солидным контингентом, включая почтенную в возрасте публику. Но это уже я узнал, как всегда, поздно.

– Вы будете один? – спросил меня все тот же голос. На мой утвердительный ответ, меня заверили, что постараются (если я не возражаю) подобрать мне такую же одинокую соседку по столику.