Мысли вслух - Голиб Саидов

– Э-э, бибижон… Ин намешўд, ин хам – «пўрри» («Э-э, бабуль… Эта не подойдёт, эта тоже – «порева»)

– Йе-е! Хез, йе-е! (неодобряемое междометие, приблизительным аналогом которого может служить: «Да пошёл ты…» /Г. С./) – не выдерживает более бабушка. – Манам «пўрри» будам – чи шуд? Онетам «пўрри» буд – чи аз вай? Барибир дадет гирифт ку! Хеч чизи ганда нест… («Я тоже, „поревой“ была – ну и что? Твоя мать из „порев“ вышла – что из того? Тем не менее, твой отец её взял! Ничего страшного в этом нет…»

Дебри медицины

Иваново, 1976 год, студенческий стройотряд. Сидим в вагончике и обсуждаем за медицину.

За каждым отрядом прикреплен специальный доктор. Чаще всего, из числа своих, таких же молодых студентов.

«Наш», по приезду в Россию, почему-то, превратился в «Сашу». Типичный узбек, не очень хорошо изъясняющийся по-русски, но очень любящий порассуждать на отвлеченные философские темы. Наверное, скорее всего, какой-нибудь, Садриддин. К слову: Славик – кореец, Дамир – татарин и я – таджик. Советская дружба народов.

Спор начался из-за пустяка: что-то, вроде, о болезнях при неправильном питании.

Мы с Дамиром уже давно умолкли, а неугомонный Славик, предпочитающий во всём ясность и упрямый доктор продолжают словесный поединок.

– Если ты такой умный, скажи – что предписано давать больному при поносе? – хвастливо пытается блеснуть своими познаниями «Саша».

– Ну, предположим, не при поносе, а – диареи… – не без сарказма, язвительно поправляет врача Славик. – Кажется, так вас там учат говорить, в мединституте?

– Э-э, Славик, – устало машет рукой будущий медик, как бы подводя черту и показывая всем видом, что бесполезно спорить на эту тему с далекими от медицины людьми. – Да ты хоть, знаешь, дорогой мой, что медицина – это «темный лес»?

– Ну и не х#я, в таком случае, туда входить! – окончательно ставит точку наш сокурсник.

Корейский счёт

Желая польстить своему товарищу-однокурснику (корейцу по национальности), решил похвастаться, выучившись предварительно у одной знакомой корейскому счету:

– Славик, хочешь я тебе, без запинки сосчитаю от одного до десяти?

И, не давая ему опомниться, скороговоркой выпаливаю:

– Хана, тури, сой, ной, тас, ясы, ирку, яды, аху, ер. Ну, как?

– А#уел…

Сто метров

Иногда, случайные сценки из жизни, служат довольно убедительным и наглядным примером, подтверждающим неразрывную связь теории с практикой. Нам с Гришей, удалось в этом удостовериться воочию.

Лекции по возрастной физиологии и пластической анатомии проводились в старом здании истфака, расположенном недалеко от Арка – цитадели последних правителей бухарского ханства. Читал нам их профессор Линскис – чрезвычайно язвительный и колкий на язык старик. Впрочем, на «старика» он совсем не «тянул». Несмотря на почтительный возраст, выглядел он вполне импозантно: подтянутый, энергичный и очень мобильный, невзирая на предательски раздавшееся с годами солидное брюшко. Одевался всегда «с иголочки»: скромненько, но со вкусом. Словом, настоящий литовский аристократ.

Студенты уважали и побаивались его. И было за – что. Милый, общительный и добродушный с виду, он обладал воистину дьявольским оружием – острым и разящим наповал язычком. Не язык, а – настоящее жало! Ко всему прочему, он в совершенстве владел актерским мастерством, а потому, свою «жертву» он умервщлял не сразу (какой же, в этом интерес?), а исподволь, не торопясь, вначале «маринуя» до такого состояния, пока «приговоренный» сам не станет умолять о скорейшем приведении приговора в исполнение. Словом, «Шекспир отдыхает»…

Он на дух не выносил пьяных мужчин и… жующих жвачку женщин. Поймав за подобным занятием одну из наших сокурсниц, он стал со свойственным ему садистским наслаждением, развивать тему мимики, на примере конкретной студентки, проводя параллели с животным миром и наглядно демонстрируя – к чему это приводит:

– Вы когда-нибудь обращали внимание на жующих в поле коров? – обращался он к покрасневшей от стыда девушке. – И задавались ли вопросом: «Отчего у них отсутствует мимика»?

И тут же, гениальнейшим образом перевоплотившись в корову, изображал, как она жует: монотонно, с безразлично-отсутствующим взглядом. Действовало ошеломляюще.

Проблема пьянства, похоже, волновала рафинированного аристократа ничуть не меньше. И это было тем удивительнее, что встретить на Востоке пьяного человека, явление, скажем, не совсем обычное. Во всяком случае, в пору нашей молодости.

– В чем существенное отличие человека от животного? – обращался к аудитории профессор, и тут же, не дожидаясь ответа, пояснял. – В том, что человек наделен РА-ЗУ-МОМ! А что делает алкоголь с клеточками мозга? Правильно: разрушает их, приводя, в конечном счете, гомо-сапиенса к скотскому состоянию!

Мы с Гришей невольно съёжились и передёрнули плечами: как раз сегодня, после «пары», у нас была назначена встреча с друзьями, где мы намеревались оттянуться, что называется, «по полной».

– Красиво, а главное – доходчиво излагает, собака… – прошептал мне приятель, сосредоточенно и серьёзно глядя на профессора, в совершенстве изучив скверный и коварный нрав старикана.

В ответ, я ограничился коротким, но чувствительным пинком под столом, давая понять, что сейчас не до шуток: уж, больно мало приглядной выглядела перспектива, попасть под профессорский прицел, с вытекающими неприятными последствиями. К счастью, лекция вскоре подошла к концу и мы с приятелем одними из первых рванули из стен «альма-матер» на свежий воздух. Погода стояла отличная, настроение приподнятое, в предвкушении предстоящего застолья. Глянув на часы, мы поняли, что нужно спешить: ребята нас ждать не будут…

Не доходя метров пятьдесят до автобусной остановки, совершенно неожиданно натыкаемся на забавную редкую «картинку»: на обочине тротуара, в зарослях кустарника, безжизненно валяется пьяный «в стельку» мужичок. Над ним склонился его собутыльник и, раскачиваясь из стороны в сторону, напряженно соображает – как помочь своему приятелю.

– О, смотри: наглядный экспонат от Линскиса в действии! – толкаю я в бок товарища.

Гриша расплывается в улыбке, усмехаясь себе под усы. В это время, стоящий на ногах мужик, поднимает свою голову и, завидев нас, машет рукой, медленно выбираясь на тротуар.

– Брат, дорогой! – обращается он к Грише, прижав правую руку к груди. – Прости, пожалуйста… будь другом… помоги поставить на ноги товарища!

В другой ситуации, мой друг охотно бы послал его куда подальше. Однако, врожденная отзывчивость, чуткость и сострадание заставляют его замедлить шаги и остановиться. На Востоке не принято напиваться, а уж тем более – валяться «трупом». Подобное зрелище осуждается всеми и является непростительным позором! Вероятно, войдя в положение слёзно умоляющего мужика, который ни за что на свете не оставит своего товарища, Григорий проникается мужской солидарностью, смягчается и, подойдя к бесчувственному телу, пытается приподнять последнего. В ответ, тот чего-то мычит невнятное, плюется и недовольно размахивает руками. Его приятель, ловит одну руку и закидывает её себе за шею. После чего, пытается подняться вместе с другом.

Я тоже осторожно пристраиваюсь сзади, стараясь принять в этом благородном деле активное участие. Наконец, нам удается установить тело вертикально, мы отряхиваем свои руки, собираясь поскорей покинуть эту «сладкую парочку». Но, не тут-то было…

– Друг! Братан!! – вновь умоляюще обращается тот самый мужик и смотрит на Гришу, как на спасителя. – Не бросай! Я тебя прошу! Мне его не донести…

– Ты же просил меня только помочь, поднять его?! – удивляется Григорий. – И потом: мы очень торопимся…

– Друг!!! – отчаянно вкладывает в это короткое слово всю свою душу и сердце бедный алкаш, и, махнув рукой перед собой, показывает. – Братка! Вот… только пару шагов… совсем близко…

Короткая внутренняя борьба сменяется жалостью к несчастной паре. Глубоко вздохнув, Гриша покорно подставляет свою шею, брезгливо косясь на грязную «ношу», от которой исходит омерзительный смрад перегара и мочи. Мой товарищ вбирает в легкие как можно больше воздуха, задерживает своё дыхание, и «святая троица» начинает свое неторопливое шествие. Я плетусь сзади, изредка вскидывая вперед свои руки и делая вид, что помогаю. Периодически, Григорий, тяжело выдыхая и поправляя на переносице свои очки, тактично интересуется у «ведомого»:

– Ну, что – пришли?

На что, ушлый мужик, всякий раз, коротко заверяет:

– Всё… почти пришли! Вот… ещё немного… чуть-чуть…

Незаметно, мы оказываемся почти у самой остановки. Терпение моего товарища иссякает и он раздраженно осведомляется снова:

– Ну, теперь – всё?!