Золотой выстрел - Фридрих Незнанский

Алексеев, губернаторский срок которого заканчивался в ближайшие месяцы, вовсе не собирался оставлять свой важный и в экономическом, и, разумеется, в политическом смысле пост. У президента же, если верить пиаровским слухам, были на этот счет совсем иные планы. И борьба тут, судя по всему, обещала быть весьма драматичной.

С другой стороны, не совсем понятен был в данный момент и пафос Панкратова. Ведь, опять же по слухам, вероятно не без оснований циркулировавшим в здании министерства на Житной улице, а кроме того – в Думе на Охотном ряду, не говоря уже о Белом доме на Краснопресненской набережной, нынешний министр внутренних дел и петербургский губернатор были связаны крепкой и давней дружбой. Чуть ли не учились вместе. Но слухи слухами, а вот факты – вещь упрямая. И было доподлинно известно, что во время прошлогоднего скандала, возникшего в северной столице, когда в прессу были сброшены сведения о привлечении бюджетных денег во время предвыборной кампании Алексеева, боровшегося за губернаторское кресло, не кто иной, как Виктор Анатольевич Панкратов, срочно оказавшийся тогда в Петербурге, сумел как-то повлиять на думскую комиссию, занимавшуюся расследованием этого грязного дела. После чего оно само собой и заглохло. Как было сказано, оно оказалось спровоцированным злостными измышлениями, активно распространяемыми оппонентами действующего губернатора. В общем, довольно темная история, которая на фоне происходящего в России выглядит обычными предвыборными пиаровскими играми. Пиар, как объяснил Грязнову племянник Денис, – от английского «паблик релейшнз», то есть связь с общественностью. А тут – та еще связь и с той еще общественностью…

«Засоряют родную речь черт-те чем!»– возмущался Грязнов, понимая в то же время, что их маразм уже давно вторгся в российскую жизнь и, накладываясь на маразм отечественный, однажды выдаст такой букет, что кое-кому мало не покажется…

После уничтожающего выступления министра, помянувшего, по известному выражению, всуе и все руководство региона – вот тебе и лучший друг губернатора Алексеева! Ну просто думай что хочешь! – пришлось выступить начальнику Петербургского ГУВД, который уже понял, что дни пребывания его на генеральской должности сочтены. Речь его была вялой, оправдывающейся, констатирующей всем давно известные факты. Ничего нового или конкретного он не предложил, в основном ссылался на объективные трудности, как то: отсутствие средств на агентурную работу, на следственные мероприятия, даже на топливо для транспортных средств, не говоря уже хотя бы о малом повышении окладов действующим сотрудникам. Вещи не новые, всем надоевшие и решаемые, главным образом, в постановлениях, а не на практике. Одним словом, сказано было немало, а по существу – ни о чем.

Грязнов с сожалением слушал безликое и абсолютно некритичное выступление, но думал не о судьбе начальника, а о Викторе Петровиче Гоголеве, которого, под общую косу, может достать руководящий гнев. Питерскому угро тоже особо нечем было похвастаться, хотя сыщики – и это отлично знал Грязнов по собственному опыту – там работали практически на износ. А что касается заказов, то тут вовсе нет никакой необходимости иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что все громкие убийства последних лет являются в той или иной степени результатом криминальных разборок, в которых участвуют уже не просто воры в законе или криминальные авторитеты, а бери гораздо выше – большой бизнес, не успевший переделить якобы бесхозную государственную собственность, и государственные чиновники, оседлавшие такой высокий уровень, до которого иному сыщику и в жизнь не добраться… Вот Витьку будет жалко.

Однако вопреки ожиданию большинства присутствующих на министерской коллегии никаких незамедлительных оргвыводов Панкратов делать не стал. Напротив, будто проникшись безмерными заботами питерских товарищей, он снизил тональность разноса, подведя общий смысл жесткого разговора к тому, что, по мнению президента и его собственному, питерцам придется очень много поработать, чтобы восстановить к себе доверие и лично президента, и Министерства внутренних дел.

Опять, значит, общие слова… Гора родила мышь… Нет, сказал в завершение министр, прежде чем перейти к другим вопросам, помощь питерцам будет несомненно оказана. По указанию генерального прокурора, с которым министр имел встречу накануне, в Питер будет направлена бригада следователей из Генпрокуратуры, которые и покажут местным кадрам, как надо работать в современных условиях, когда почти повсюду в стране идет процесс сближения криминала с госчиновничеством на политической и экономической основе.

Грязнов дождался Гоголева в вестибюле здания министерства. Виктор был мрачен.

– Ты хоть пообедать-то успел? – спросил Вячеслав.

– Да когда?… – отмахнулся Гоголев. – Ну как тебе наш?

– Молочный кисель. – Грязнов с детства ненавидел это блюдо. – Но, видно, все-таки попал в нужную струю. Не стал обострять и вроде бы даже принял все обвинения в свой адрес, хотя ни в одном не признался. Это, брат, большая наука, нам с тобой не по плечу.

Гоголев с сомнением посмотрел на приятеля, но промолчал.

– Надеюсь, у тебя на вечер никаких мероприятий не запланировано?

– Мы уезжаем «Стрелой», – ответил Виктор Петрович.

– Тогда плюй на свое начальство и поехали обедать, – решительно предложил Грязнов. – Если будут вопросы, скажешь, что проводил консультации с коллегами из МУРа. А я подтвержу…

Отправились традиционно в «Узбекистан», где у Грязнова был кабинетик, в котором можно было говорить о чем угодно и в абсолютно спокойной обстановке. Ну а кроме всего прочего, еще и кухня! Та еще, настоящая, из славного социалистического прошлого.

По дороге Виктор спросил:

– Так чем же тебе понравилось выступление нашего генерала?

– А разве я сказал, что понравилось?

– Тогда я не понял?…

– Мы поговорим… – Грязнов кивнул на шофера Мишу.

Обсуждать руководство в присутствии подчиненных, даже тех, кому веришь, начальник МУРа не считал необходимым. Любой человек слаб, а формула: «Слово – не воробей, поймают – вылетишь» -была как нельзя более актуальна. Гоголев посмотрел на Вячеслава Ивановича и усмехнулся.

– Помнится…

– Все было, Витя, – глубокомысленно изрек Грязнов. – А я чем дольше живу, тем вынужден все чаще прислушиваться к словам нашего общего друга Сани Турецкого, да, впрочем, и собственного племянника Дениса. Кажется, снова приходит время осторожных и послушных. Понятна формулировка?

– Еще как… Да, видимо, ты прав. Это что, новые веяния?

– Похоже, грядут изменения. Но в них мало кто верит, хотя и надеются.

– У нас тоже идут такие разговоры. Точнее, возникают. Все же он из наших.

– Угу, – пробурчал Грязнов, понимая, что Гоголев говорил о новом президенте, имевшем самое непосредственное отношение к силовикам, возглавляя одно время Федеральную службу безопасности. Будет очень жаль, если вес, который заказывает себе штангист, выходя на помост, окажется ему не по силам.

– Ну у него вроде другой профиль! – засмеялся Гоголев.

– Все так. Но чтоб выкинуть с татами тот груз, что достался в наследство, требуется не только умение, но и мужество. Дзюдо переводят как «благородный путь»… Не знаю, не знаю…

– Считаешь, для России рановато?

Грязнов не ответил, лишь пожал плечами. На этом их эзопов диалог закончился. А возобновился разговор уже в новом качестве за столом в закрытом кабинете ресторана «Узбекистан».

– Мне сегодня наш главный следак сообщил о какой-то шишке, упавшей в ваших краях, – начал Грязнов, когда взяли по рюмочке и утолили первую потребность в закуске. – Валил, между прочим, на политику. Это так? И что, это в самом деле чувствительный удар по нашему новому?

– Насколько я разбираюсь в колбасных обрезках, Слава, некая связь тут имеется. Но настолько отдаленная, что, видно, кое-кому пришла идея блефануть: а ну как пройдет! Как я понимаю это дело, наш питерский триумвират – я имею в виду тех, у кого в городе и вообще регионе на сегодняшний день в руках реальная власть, – начал зачистку перед очередными губернаторскими выборами. В этом вся соль. Дима Варавва сильным противником не был, но у него были деньги. И наверняка побольше, чем у нашего губернатора четыре года назад. Включая и те бюджетные, которые Алексееву в конце концов удалось списать. Не без московской помощи, разумеется. Ты знаешь, о ком я.

– Догадываюсь.

Гоголев не назвал фамилию Панкратова, но и без этого было понятно, что речь шла именно о нем. Неприятное это чувство – уличать собственное начальство в бесчестности. Но, к сожалению, такие понятия, как коррупция, в российском Уголовном кодексе отсутствуют, следовательно, и ненаказуемы. Поскольку мы все еще играем в ту демократию, которая к подлинной имеет такое же отношение, как… ну, к примеру, гуманизм к расстрелу Дома Советов… Ставшего затем презрительным БэДэ, а позже – холуйским Белым домом.