Не искавшие приключений (СИ) - Яблоня Дикая

— Захворала моя подруга. Похоже, дела плохи, — она тяжело вздохнула и поднялась из-за стола:

— Я поеду к ней и, скорее всего, останусь на ночь. Авла, дорогая, ты ведь не откажешься по пути домой отнести Мэтти записку?

Разумеется, я была готова немедленно отнести кузену записку, посылку, мешок кирпичей, что угодно — лишь бы подальше от тетушки с ее заботой.

Улица встретила меня визитной карточкой ранней весны — дождем и холодным ветром. Прохожие спасались от него за поднятыми воротниками и зонтами, то и дело шарахаясь от брызг из-под колес экипажей. Я тоже открыла зонт — большой и черный, когда-то принадлежавший отцу. Пусть он не дамский и немодный, зато успокаивающе-надежный: вывернуть его спицы под силу только урагану.

Спрятавшись таким образом от дождя и большей части дорожной грязи, я отправилась разыскивать кузена — пешком, разумеется. Клянчить у тетушки деньги на экипаж, даже в плохую погоду, — не в моих привычках. Да и было бы из-за чего огорчаться, ведь от Искусных Ремесленников до Холмов совсем недалеко.

Я шла, исполняя па из балета несчастных пешеходов: "прыгнуть через лужу — шарахнуться от брызг — прыгнуть — шарахнуться — прыгнуть — шарахнуться — ой, навоз! — обойти — прыгнуть", и потихоньку моя дорога поднималась все выше. Чем ближе к Холмам, тем чище становился тротуар и деликатнее возницы. Забыв о балете, я глубже и глубже погружалась в свои мысли.

Когда-то, до смерти отца, фактически — в прошлой жизни, я уже бывала в Холмах. Не думаю, что хоть одна из моих высокородных сокурсниц из педагогического колледжа стала или станет учителем. Среди них это было всего лишь модное веяние, как до того — повальное увлечение дрессировкой магических жаб. Но, так или иначе, у меня появился шанс рассмотреть Холмы поближе и я приняла несколько приглашений в гости. Жалею ли я, что не живу, как они? Ложью будет сказать, что не жалею совсем, особенно в день оплаты счетов за квартиру. Зато у меня есть хоть какая-то свобода. Точнее — свобода минус тетушка минус деньги, но это не так уж и страшно. У сокурсниц свободы нет вовсе. Тот, кто родился в Холмах, остается в Холмах. В крайнем случае — перебирается в Холмы какого-нибудь другого города.

Ой. Иногда я погружаюсь в свои мысли слишком глубоко — есть у меня такая неудобная черта. Обычно все заканчивается хорошо, но не обязательно.

На этот раз из воспоминаний меня выдернули буквально за шкирку. И очень вовремя — я уже убрела на проезжую часть. В мое персональное одиночество под зонтом вторглась сердитая физиономия. Пришлось вернуться в реальность и попытаться узнать спасителя. Увы, не получилось, зато спаситель вдруг узнал меня и сменил гнев на милость:

— Барышня Авла? Я — Руфус, друг вашего кузена. Помните прошлогодний зимний бал?

Бал я помнила. Руфуса не помнила ни на йоту, но огорчать его не хотелось, и я кивнула. Спаситель галантно предложил опереться о его руку. "Тоже мне — полиция, делать вам больше нечего," — подумала я. "Благодарю вас, вы очень любезны," — эта версия прозвучала вслух, и вскоре кузен уже читал записку.

— Ветер усиливается, барышня Авла. Позволите сопроводить вас домой? — все так же галантно спросил Руфус. — Моя смена окончена.

Погода и в самом деле ухудшилась, к тому же вечерело. Фонарщики уже вышли на работу, зажигая гордость Холмов — газовые фонари, о которых менее состоятельные жители города могли только мечтать, довольствуясь масляными. Я почти решилась ответить "Буду очень признательна", но тут заметила краем глаза, как Мэтти сигнализирует приятелю: кивает, подмигивает, только что флагом не машет. Кузен в роли свахи? Это уж слишком!

— Право, не стоит беспокоиться, — ответила я с милой улыбкой. — Еще совсем рано, а вам после смены следует отдохнуть. Ах… — я не слишком естественно уронила зонтик, и, пока Руфус поднимал его, успела состроить кузену зверскую рожу.

На этом мы и расстались. Я отправилась вниз по улице, с каждой минутой ускоряя шаг. Не потому что боялась чего-то — просто двигаться иначе не позволяла погода: ветер тащил зонт вперед, а дождь хлестал по спине. Перспектива поголодать денька три, но добраться домой в экипаже больше не казалась скверной.

И тут я услышала плач. Плач маленького ребенка, достаточно громкий, чтоб различить за его шумом дождя и ветра. Это были не капризные вопли типа "ха-а-ачу пони и шокола-а-адку" — так плачут от боли и горя. Звуки доносились из дома, от одного вида которого автор мистических романов восторженно разрыдался бы, а торговец недвижимостью — просто повесился.

"Где же наша доблестная полиция, когда она так нужна?!"

Преподаватели в колледже часто пеняли мне, что в подобных случаях я сначала действую, а думаю после. Я же неизменно просила их порадоваться: в кои-то веки я не сижу над проблемой часами, когда прочие уже все сделали, сдали и пошли домой.

Другими словами, я закрыла зонт и полезла через забор.

Каменная ограда была столь же изъедена временем, как и особняк за ней — карабкаться оказалось легко, слезать — тоже. "Вот вам и благополучные Холмы!" — пробормотала я, выбираясь с видавшего виды газона на раскисшую дорожку. — "Над кем-то издеваются, кто к кому-то вламывается…" Снова открыв зонт, я прокралась вдоль стены до угла. Плач стал громче, вдобавок, ребенок, кажется, подавился. Осторожно заглянув за угол, едва не присвистнула от удивления: вот это оранжерея! Видала я разные, но чтобы больше дома? Плач, кашель и сердитые голоса доносились через распахнутую стеклянную дверь.

— Что ж… — сказала я Мирозданию и шагнула вперед, твердо решив во всем разобраться. Кажется, именно в эту секунду у Мироздания прорезалось чувство юмора. Довольно странное, надо сказать: и без того сильный ветер вдруг стал штормовым.

— Мама!!!

Наконец я узнала, насколько отцовский зонт прочный.

Те, кто был в оранжерее, удивились не меньше меня, когда я влетела к ним на черном зонтике.

Большинство люди считает троллей уродливыми, даже страшными. Никогда не относила себя к большинству. По-моему, в данном случае слова "страшные" или "красивые" неуместны — тролли просто другие. Едва намеченная переносица, полное отсутствие ушных раковин, круглые глаза — черты скорее ящеров, чем людей, что вообще люди смыслят в красоте ящериц? А еще мы очень мало о них знаем, до сих пор, хотя живем бок о бок четвертый век.

Фактически, единственное, что известно наверняка — до Второй Магической войны подобных существ не было. Их создали в Серых Землях, и название появилось там же — из северных мифов. Для каких таинственных целей их сотворили? Не самый насущный из вопросов, оставленных нам войной. В разные времена троллей считали паразитами и уничтожали, считали полуразумными и забирали в рабство, считали интересными и пытались изучать. И вот наконец наступило если не светлое будущее, то, по крайней мере, вменяемое настоящее: люди признали троллей полноценными членами общества.

Теперь общество возмущается: "Почему эти нелюди не испытывают к нам глубокую благодарность?!" Загадка!

Один из таких "неблагодарных" членов общества направлялся ко мне. Среднего — для тролля — роста, тонкий и гибкий, со светло-серой, почти белой кожей, он был одет в элегантный костюм, щегольские туфли и перчатки, явно сшитые на заказ — человеческие не подойдут тем, у кого по четыре пальца. Осанка гордая, вид состоятельный. "Похоже, я имею честь вот-вот познакомиться с хозяином дома." — мысленно вздохнула я. — "Очень сердитым хозяином."

По мере того, как разгневанный хозяин приближался, я замечала новые детали. Лацканы пиджака и модный галстук с бриллиантовой булавкой были испачканы чем-то белым. Эээ… Каша? Манная? Нет, судя по скипидарному аромату, манно-кедровая. Логично, кедровые орехи — любимое лакомство троллей. Обеденный стол, из-за которого вскочил тролль, стоял на поляне. Самой настоящей лесной поляне, окруженной елками и разными мелколиственными деревцами. За столом стояли три стула, один — хозяина дома, второй пустовал, на третьем сидел троллий малыш в штанишках с лямками, зареванный и перемазанный кашей. Похоже, мой прилет произвел на него впечатление: ребенок все еще хлюпал носом, но рыдать перестал.