Десант в настоящее - Владимир Яценко

— Болото, двигаются они медленно, на северо-запад. Так что тебя выбросят поближе к этой точке, а дальше — по следам.

Я минуту морщу лоб, старательно изображая работу мысли, потом важно киваю:

— Я смогу обсудить это с пилотом. Нельзя ли подробнее о самой экспедиции? Чем они занимаются?

— Вот найдёшь их и спросишь.

Не любит наш Шеф подробностей! Нет ему дела до деталей и всё тут. Ещё пара-другая вопросов, тут же начинает закипать. Проверить?

— На чём они едут?

— Они идут. Пешком. Специфика местности. Я говорил. Пустошь. Болото.

— А разве нельзя было на вертолёте?

— Ну да, все такие умные, — он перебрасывает несколько страниц своей записной книжки. — Восемь рабочих-гробокопателей, профессор со своим сыном. Кстати, обрати на парня внимание: как и ты, знает кучу языков, но, в отличие от тебя — миллионер. Правда, у него там что-то с желудком… Катерина, и ещё трое высоколобых бездельников. Питание, инструмент, аппаратура… и всех на нашей двухместной стрекозе?

— Я к тому, как экипироваться? Оружие…

— Ничего тебе не нужно. Они гербарий собирают, а ты — оружие! Вот так со своим плащом и отправляйся. Погуляй там денёк-другой, отдохни. А как их встретишь, — позвонишь, спонсоры экспедиции что-то занервничали.

Он швыряет мне через стол мобильный телефон.

— Оплачено на сто лет вперёд! И поэкономнее, спутниковая связь недёшева…

— Кстати, об оплате… — кладу трубку телефона в свободный карман плаща.

— Какая ещё оплата? — ну вот, вскипело.

Раскаты его голоса заставляют противно вибрировать стёкла в оконных рамах: плотники здесь никудышные, это я тоже заметил.

— Я тебя на пикник за счёт фирмы отправляю, а ты мне "оплата"? Скажи спасибо, что мне нет дела до твоих "ля мур" с клиентками перед их отправкой на тот свет, извращенец…

В коридоре меня ждёт чернобровый, вечно чем-то недовольный Васо:

— Ну, ты давать, Шарки, — он хватает меня за локоть. — Ходить надо быстро. Одежда. Груз.

Не хочет венгр Васо учить русский язык. Но его ломанные фразы иногда можно принять за шедевры лаконичности.

В раздевалке он бросает мне тугой узел и хмуро смотрит, как я с ним управляюсь. По крайней мере, сейчас свой недовольный вид мог бы и оставить, поскольку переодеваюсь в рекордно сжатые сроки. Ощупываю новую одежду. Обычная слойка: х/б-полиуретан-х/б. Всё в приятных фиолетовых с зелёными разводами тонах. Пахнет каким-то ядом. Наверное, чтобы отпугивать насекомых. Запах резкий, но не привязчивый. В больших нагрудных карманах куртки — по плоскому пластиковому пеналу. В одном микроаптечка, в другом — спецпитание: три ряда серых таблеток с ноготь большого пальца величиной. Знакомый харч: по таблетке в день, и месяц можно протянуть, была бы вода…

Но воды-то у меня тогда и не было.

Химмельблау, будь ты проклят!

В малых боковых кармашках тоже что-то есть. В правом — зажигалка и кассета с ампулами самовоспламеняющейся жидкости, в левом — компас, часы и набор из пяти платков. Рассматриваю часы, "ТISS0T 1853, PR50", Швейцария. Стоящая вещь. Как раз для дипломатических приёмов… на болоте.

"Отто, — одёргиваю себя, — да ты никак становишься брюзгой! Не рановато ли"?

Надеваю часы. Браслет плотно охватывает запястье. В правом кармане брюк обнаруживаю противомоскитную сетку, в левом — пластиковый конверт с салфетками. Ну и ну! Вот это забота! Может, ещё шахматный столик и кофеварку попросить?

— Васо, не спи, давай оружие.

— Шеф без оружия.

Чувствую беспокойство:

— Вы меня в пустошь безоружным отправляете?

Он недовольно закатывает глаза, и что-то шепчет в переговорное устройство. Потом прислушивается к ответу. Морщится.

— Шарки, пусть брать мешки и не морочит голову, — кивая в сторону брезентовых рюкзаков, довольно чисто воспроизводит чью-то речь Васо. — Работать болото, жизни нет, людей нет. Пусто.

"Вот именно, что "пусто…"

Подхожу к вещмешкам. Содержимое первого успокаивает: плащ-палатка, две бухты капронового троса, наборы крючьев, два ножа, топор, фляга, металлическая кружка, миска, ложка. А ещё солидный, на все случаи жизни, большой аптечный набор… всё лёгкое, блестящее, пахнущее маслом, тальком и свежей резиной. Всё в новеньких чехлах с прочными, титановыми карабинами, чтоб, значит, на все случаи жизни и для удобства крепления к поясу. Всё с пониманием разложено по бесчисленному множеству отделений, карманов и кармашков. Все клапана, застёжки, змейки аккуратно застёгнуты. Ничего себе! Может, и в этой стране когда-нибудь порядок будет? Я доволен. С такой экипировкой можно и на северный полюс…

"Какие глупости! У меня в кармане целое состояние, куда меня несёт?! Ведь можно всё бросить и бежать прямо сейчас. Катерину выкуплю позже. Зато уже сегодня можно будет принять ванну в шикарном отеле, в ресторане заказать что-нибудь экзотическое, такое, чтобы несколько официантов объясняли, с чем это едят, а главное, как к этому подступиться…

И забыть! Всё забыть и никогда не вспоминать…"

Трясу головой. Не надо. И в самом деле, день-два роли не играют. Сгоняю на болото, выдерну Катерину, и послезавтра будем в этой ванной вдвоём сидеть.

"Впрочем, вряд-ли, — думаю, вспоминая карту, — двумя сутками не отделаюсь. Неделя, а то и две, не меньше".

Но без Катерины невозможно. Кроме того, из фирмы тоже надо исчезнуть красиво. Навредить они могут крепко. На всю оставшуюся жизнь".

Заглядываю во второй мешок и вопросительно смотрю на Васо. Он не отводит взгляд. Но и не отвечает.

Внутри рюкзака лежит пластиковый полупрозрачный пакет, сквозь стенки которого отсвечивают жестью консервные банки.

— Что это?

Васо с минуту раздумывает, потом снова шепчется с микрофоном.

— Ядрёные лимонки, поздняя селекция, — едва ворочая языком, вещает Васо. Замолкает. Думает. Уточняет: — Лимонки с ядрышками. Проф заказал. И сын.

— Может, с косточками, Васо?

Васо двигает бровями. Васо думает.

— Нет, — говорит Васо. — С ядрышками. Ядрёные лимонки. Последняя работа.

— Понятно… — впервые вижу консервированные лимоны. Похоже, у этой парочки последняя стадия авитаминоза.

Приподнимаю мешок с консервами правой рукой и слегка встряхиваю.

— А носильщика они не заказывали?

Васо смотрит на часы. Куда он всё время торопится?

Отпускаю мешок, тот с грохотом падает на пол. Васо подпрыгивает, приседает и заметно бледнеет. Его усы чёрными гусеницами вот-вот уползут по своим делам:

— Шарки, какого чёрта?

Вот, как язык учить надо! И чего это он вскинулся? Что-то сегодня все такие нервные!..

Перекладываю телефон в пустующий боковой карман куртки, тщательно застёгиваю клапан и запихиваю плащ в мешок с консервами.

— Плащ. Зачем?

Гляди-ка, сфинкс заинтересовался!

— Шеф. Приказал! — я тоже знаю, что такое лаконичность.

Васо немедленно советуется со своим переговорным устройством. Что бы ему там ни ответили, он остался недоволен. Впрочем, как всегда.

Ещё раз проверяю шнуровку, несколько раз подпрыгиваю: ботинки поджимают, но это допустимо — разносятся. Вещмешок с консервами забрасываю на спину, а большой джентльменский набор беру в правую руку.

Венгр немедленно поворачивается спиной и, даже не думая мне помочь, выходит. Едва успеваю поставить ногу на порог прежде, чем дверь закроется. Протискиваюсь в коридор, даже не думая обижаться. Наоборот, молю Бога, чтобы Васо не обернулся. Контролировать своё лицо уже нет никакой возможности. Меня переполняет счастье. Я добился своего.

Этим коридором я иду в последний раз.

А там будь, что будет…

II

Выброска прошла удачно.

Отто мягко опустился на пружинистую почву и отпустил карабин троса, который тут же змеёй улетел наверх. Следом подняли трос, на котором опустили мешки. Вертолёт, отжимая траву, по короткой дуге развернулся, и, наполняя округу свистом и грохотом, быстро набирая высоту, умчался на юго-восток.

Отто поднял свой рюкзак, подошёл к мешку с консервами и огляделся. Перед ним расстилалась дикая, совершенно плоская местность. Солнце чуть клонилось к западу. Воздух был совершенно прозрачным, и однообразный с редкими деталями ландшафт просматривался до горизонта: трава по колено, небольшие группы деревьев, по-соседски обступающие округлые валуны, синее, не по-летнему холодное небо, слабый, едва слышный вой ветра, порывы которого доносят сладковато-удушливый запах падали, и… всё, больше ничего не было. Край мира, в существовании которого Отто никогда не сомневался, наверняка выглядит вот так же: дико, пусто и одиноко.

Степь, одним словом.

Отто втянул носом воздух и покачал головой. Пахло травой и влагой. Но чего-то не хватало. Не дотягивал воздух до степного. Не было какой-то ничтожной, но, по-видимому, важной составляющей, чтобы запах открывающейся перед ним местности был по-настоящему степным.