Замуж за принца - Элизабет Блэквелл

Мама даже не замедлила шага, но неодобрительно поджала губы и покосилась на меня. Я подобралась, приготовившись к взбучке, но вместо того, чтобы отчитать меня, она с неожиданной прямотой ответила на мой вопрос.

— Мои желания никого не интересовали, — произнесла она. — Замок был самым изумительным местом на земле, и я была готова жить в нем всегда. Но мужчина, ставший твоим отцом, не пожелал сделать меня честной женщиной, и меня с позором выгнали. Меня обманули, как и многих других глупых и доверчивых женщин, и я дорого за это заплатила.

Я поняла не все. Природу отношений между мужчинами и женщинами девочке моего возраста постичь было сложно. Но я до сих пор помню суровость в ее голосе. Она винила себя за то, что произошло, возможно, даже больше, чем отрекшегося от нее мужчину. Как мне хочется перенестись в прошлое и снять с ее плеч тяжкий груз вины! Если бы я была постарше и могла ей посочувствовать, она, возможно, рассказала бы мне все и утешилась бы этой исповедью. Но, наверное, даже лучше, что тайна моего происхождения так и осталась нераскрытой. Что было делать девочке моего возраста с таким опасным знанием? Однако я все еще была ребенком, и больше всего меня интересовало мое собственное место в этой истории.

— Значит, я родилась не в замке? — спросила я.

Мама покачала головой.

— Нет, ты родилась в городе. В Сент-Элсипе.

— У твоей сестры?

Моя тетя Агна была женой торговца мануфактурой и загадочной личностью, каждое Рождество присылавшей нам рулон шерсти, что позволяло нам шить себе новую одежду, когда старая начинала расползаться от беспрерывной носки. Но я ее ни разу не видела. Ей удалось достичь какого-то положения в обществе, и она предпочитала держаться подальше от нищеты своих родственников.

— Агна сделала все, что было в ее силах, — отозвалась мама. — Она дала мне денег и немного ткани на пеленки. Но она не могла пустить меня в свой дом. Она была добропорядочной замужней женщиной со своими собственными детьми. Я не хотела, чтобы из- за моей ошибки пострадала ее репутация.

— И что ты сделала? — спросила я.

—  Я нашла меблированные комнаты, которые содержала женщина, некогда оказавшаяся в таком же положении, — ответила мама. — Она была по-своему добра и помогла тебе явиться в этот мир. Без нее ты не прожила бы и нескольких дней. Там я и встретила твоего отца.

— Ты имеешь в виду мистера Далрисса?

—  Отца, — прошипела она. — Вы будете называть его отцом, мисс. Не забывай, что он спас нас от голодной смерти. Ты должна благодарить его всякий раз, беря в руку кусок хлеба.

— Да, мама.

Я испугалась, что настолько рассердила ее и остаток пути до дома она проделает в молчании, и вздохнула с облегчением, когда она продолжила свой рассказ.

—  Тебе исполнилось два года. Я сшила несколько платьев для хозяйки пансиона, чтобы оплатить наше проживание, но вскоре не осталось ничего, что я могла бы ей предложить. Она позволила нам спать в ее кухне при условии, что я буду помогать готовить еду.

Мистер Дал рисе приехал в город за новой лошадью и прослышал, что у моей хозяйки очень чистые комнаты. Он увидел меня, когда я подавала обед, и стал обо мне расспрашивать. Видимо, он решил, что может привезти домой еще и жену. Он впервые заговорил со мной, чтобы предложить мне выйти за него замуж. Я мгновенно и с благодарностью согласилась. Немногие мужчины возьмут в жены девушку без единого пенни за душой, да еще и с ребенком- ублюдком. А у него была собственная ферма и земля. Я уже была готова принимать и гораздо менее почетные предложения.

Возможно, тогда его еще не угнетали разочарования и несбывшиеся надежды, и он был добрее. Но я все равно не могла представить себе, что мистер Далрисс когда-либо представлял собой заманчивую перспективу. Видимо, мама совсем отчаялась, если приняла его предложение.

—  Я работала изо всех сил, чтобы показать ему, что он сделал правильный выбор, — продолжала мама. — Когда через четыре месяца нашего брака я сообщила ему, что жду ребенка, я впервые увидела на его лице улыбку. Он сказал мне: «Я знал, что ты плодовита». Я никогда этого не забуду, потому что это были самые добрые слова, которые я от него когда-либо слышала.

Он выбрал мою мать, как будто она была племенной коровой. Она уже доказала, что способна выносить здорового ребенка, поэтому он был уверен, что она родит ему кучу детей, способных работать на ферме. И мама оправдала его ожидания. Сожалела ли она когда-нибудь о принятом тогда решении?

— Тот мужчина, мой настоящий отец... — начала я.

Мать резко обернулась и сильно ударила меня ладонью по щеке.

—  Не смей о нем говорить, — сказала она. — Он никогда не назовет тебя дочерью. Ему на тебя наплевать.

Именно от ее жестоких слов, а не от пощечины на мои глаза навернулись слезы. Отец, увидев, что я плачу, ударил бы меня еще раз, но мама, взглянув на мое исказившееся лицо, смягчилась. Она обняла меня обеими руками и прижала мое лицо к своей груди, чего не делала с тех пор, как я была маленьким ребенком.

—  Ну, ну, — зашептала она, — не вешай нос. Я позабочусь о том, чтобы ты выбилась в люди, независимо от обстоятельств твоего рождения.

— Ты думаешь, меня могли бы принять в услужение? В замке?

Большего достижения я и представить себе не могла и поэтому с удивлением увидела озабоченность на мамином лице. В ее нахмуренном молчании я усмотрела естественное желание матери держать своего ребенка при себе. Она не хочет, чтобы я уезжала, — подумала я. Но сейчас, по прошествии многих лет, мне кажется, что она просто хотела меня предостеречь. С учетом ее собственной грустной истории она была слишком хорошо знакома со злобными интригами, скрывающимися за изысканными придворными манерами. Возможно, она хотела что-то сказать, но я этого так и не узнала, потому что в этот момент нас нагнала грохочущая повозка и мама разомкнула объятия, чтобы в знак приветствия коротко кивнуть проезжающему мимо фермеру.

—  Пойдем, — смущенно произнесла она, одергивая рукава блузы и глядя вслед повозке. — Отцу скоро пора обедать.

У меня даже сердце оборвалось, когда я представила себе все резкие слова, которыми он станет нас попрекать, если мы опоздаем. Мама ласково провела пальцем по моей щеке.

—  От всей этой уборки урожая у тебя такое загорелое лицо, — произнесла она. — Твоим братьям пора больше помогать в поле. Я не допущу, чтобы ты выросла с кожей неотесанной деревенщины.

—  Значит, ты согласна? — нерешительно спросила я. — С тем, что когда-нибудь для меня может найтись место при дворе?

От волнения у меня все переворачивалось в животе.

—  Сейчас еще слишком рано об этом думать, — отозвалась она. — Станешь постарше, будет видно.

Мне было десять лет, и будущее расстилалось передо мной нескончаемой дорогой, на которой где-то за горизонтом скрывалась взрослость. Времени на то, чтобы обдумать все возможности и начертить план моей жизни, и в самом деле было предостаточно. Но всякий раз, когда я говорила, что хотела бы поступить в услужение, мама переводила разговор на другую тему, и со временем я перестала задавать ей вопросы.

Мы больше никогда не говорили о замке, до самого дня ее смерти.

Весной, когда мне исполнилось четырнадцать лет, неистовые ливни превратили наши поля в реки грязи, задержав посадочную, хотя запасы продуктов на зиму неумолимо подходили к концу. Отец начал поговаривать о необходимости как можно скорее выдать меня замуж, чтобы избавиться от лишнего рта. Я же так оголодала, что была готова сказать «да» любому, кто предложил бы мне горячий обед. Некоторые девушки спекулировали своей внешностью, чтобы повысить свои шансы на выгодное замужество. Я сомневалась, что подобная тактика способна принести мне успех. Глядя на свое отражение в реке, я не замечала признаков красоты, отличающей некоторых деревенских девушек. Их волосы были золотисто-белокурыми, а глаза голубыми или зелеными. Мои густые волнистые волосы были темнокаштанового цвета. Мои большие темные глаза обрамляли длинные ресницы, но, в отличие от других женщин, я так и не освоила кокетливые игривые взгляды, которыми они владели в совершенстве. Я смотрела на мир честно и прямолинейно. Впрочем, кое-что говорило и в мою пользу. У меня была гладкая светлая кожа, а изгибы бедер и груди придавали моей фигуре привлекательную полноту. Если меня правильно приодеть, из меня получилась бы неплохая супруга лавочника, а ни о чем большем я и мечтать не смела.

В конце концов, замуж вышла одна из деревенских девушек, и ее свадьба позволила оттянуть мое собственное замужество. Жена богатого землевладельца поручила маме вышить постельное белье для своей дочери, будущей новобрачной, что спасло нас если не от голодной смерти, то от полного истощения. Я помогала ей изо всех сил, до поздней ночи засиживаясь у очага, щурясь при его тусклом свете на вышитые мной красочные цветочные узоры. Жизнь в нашей однокомнатной хижине вращалась вокруг очага, единственного места, где можно было найти тепло. Мама стояла у него часами, готовя еду и кипятя воду для стирки. Когда на улице было слишком холодно, наше мокрое нижнее белье висело на веревке перед очагом, и нам приходилось сражаться за теплое местечко с раскачивающимся тряпьем. Мука, соль и овес, которыми нам платили за рукоделие, позволили нашей семье продержаться еще месяц, и мы решили, что худшее осталось позади.