Рыба в чайнике - Эльвира Барякина

Фантазии на страшное наказание у нее не хватило, и она всего лишь приказала «герою» две недели подряд дежурить в кабинете. Потом дрожащими руками написала на доске тему сочинения «Что выбирает мое поколение» и ушла курить.

А на перемене к ней подбежал учитель физкультуры Лев Сидорович, весь в нервных пятнах и с бешеными глазами. Он утверждал, что либо Шнурков, либо Генкин из 6 «В» плюнул ему на голову со второго этажа. Когда же он, ворвавшись в класс, грозным голосом закричал: «Кто из вас это сделал?», то сначала никто не признавался, а потом признались сразу двое: Шнурков и Генкин.

Лев Сидорович был так расстроен, что Светлане Захаровне пришлось отпаивать его валерьянкой. Тем временем обоих нарушителей привели к ней в кабинет. Они долго смотрели в пол и в раскаянии шмыгали носами. Светлана Захаровна посадила их за стол, выдала каждому бумагу и ручку и заставила писать объяснительную.

Теперь, отправив их назад в класс, она рассматривала листочки с корявыми почерками. На одном рукой Шнуркова было написано: «Я плюнул на Льва Сидоровича нечаянно. После урока математики у меня во рту выделилось много слюны, и я побежал к окну, не подозревая, что под ним в этот момент идет наш физрук Лев Сидорович. Простите меня, пожалуйста, я больше так не буду».

А Генкин как всегда был краток: «Я плюнул на Льва Сидоровича по уважительной причине пожалуйста не вызывайте в школу папу», — написал он без знаков препинания.

Похоже, плевал именно он и таким образом за что-то мстил. Да, Генкин был злопамятным, и это не исправлялось даже вызовом родителей.

— Сил моих больше нет! — пожаловалась Светлана Захаровна портрету Льва Толстого. — Завтра же уйду на больничный.

Но Толстой знал, что завтра она снова явится на работу и снова будет жаловаться. Во-первых, из-за педагогической сознательности, а во-вторых, из-за комиссии. Беда, как известно, одна не ходит. Поэтому на несчастную голову Светланы Захаровны свалилась еще и комиссия из РОНО. Почему-то именно завтра ей хотелось проверить состояние внеклассной работы. А проверять-то, собственно говоря, было нечего…

Внезапно в директорский кабинет кто-то постучал.

— Войдите, — сказала Светлана Захаровна без всякого энтузиазма и подумала, что еще одного ЧП она не перенесет.

Но это было не ЧП, а Лиля Рощина.

— Здравствуйте, Светлана Захаровна! — произнесла она пионерским голосом.

— Здравствуй, — печально сказала директриса.

Лиля ей нравилась: веселая, жизнерадостная, вечно что-то придумывает… Очень хотелось такого завуча по внеклассной работе, но на эту должность претендовали только учителя-пенсионеры, творческий потенциал из которых был полностью изгнан какими-нибудь Коровиными. А кто еще пойдет при такой зарплате?

— Ой, у меня к вам важное дело, — начала Лиля заговорщическим голосом.

Но Светлана Захаровна аккуратно перебила собеседницу, потому что в ее голову вдруг пришла прелестная идейка. Она вспомнила о предстоящей комиссии и решила показать ей хоть какую-никакую внеклассную работу. Естественно, с помощью Лили. Нужно было просто уговорить ее устроить занятия модельного агентства во время путешествия комиссии по школе. Ну чем не внеклассная работа со старшеклассниками? Девчонки все молодые, а комиссия присматриваться не станет. Конечно, все это — очковтирательство, но с другой стороны, директора тоже хотят премий и не намерены лишаться их только потому, что государство за внеклассную работу почти не платит, а ее наличия почему-то требует.

Светлана Захаровна решила начать без обиняков:

— Слушай, Лиль, мне очень нужна твоя помощь завтра в первой половине дня. Ты свободна?

Лиля чуть не упала на месте. «Завтра? В первой половине дня? О, господи, только не это!»

— А можно не завтра? — робко пролепетала она. Конечно, ради Марко можно было поссориться со Светланой Захаровной, но где тогда репетировать? Ведь только школа № 6 согласилась предоставлять ей актовый зал за чисто символическую плату…

Светлана Захаровна тоже испугалась. Было сразу ясно, что у Рощиной что-то запланировано на это время. И что же теперь, из-за этого не покупать сыну Вовочке зимнюю обувь? Ведь коли не будет премии, не будет и сапог.

— Нет, Лиль, — сказала она решительно. — Надо завтра. Уж приведи своих девочек, пусть нам хоть полчасика по актовому залу погуляют. У нас завтра комиссия по внеклассной работе…

Лиля уже открыла было рот, чтобы решительно возразить, но тут же его закрыла. Ибо сражение было выиграно без единого выстрела.

Но тут сомнение закралось ей в голову.

— А разве по внеклассной работе можно проводить модельные показы? Обычно же это какие-нибудь лепки из пластилина или делание скворечников…

Светлана Захаровна тоже задумалась, но выход нашла очень быстро.

— А мы скажем, что это у тебя бальные танцы!

Лиля согласно кивнула. Ей было все равно, пусть комиссия думает, что она проводит занятия хоть по прыжкам с парашютом, лишь бы ей дали на завтра зал.

Далее Светлана Захаровна напоила ее чаем с печеньем «Рассвет» и рассказала обо всех своих горестях. Лиля внимала, кивала и благодарила в душе родное государство, которое только что поддержало культуру путем выставления жестких требований к образованию.

А еще Светлана Захаровна расщедрилась и снизила ей арендную плату на четыре рубля в день. Что тоже было приятно, хотя и маловато.

Нарисованный Павлик Морозов присутствовал на штукатурке актового зала уже добрых 50 лет. Всякое вставало перед его предательскими глазами: приемы в пионеры, смотры строя и песни, концерты в пользу детей Африки… Но того, что творилось нынче, не было никогда.

Происходящее действительно отдаленно напоминало смотр строя (без песни): двадцать высоченных девушек, изящно переставляя исключительные ноги, ходили по сцене то по одиночке, то стройными рядами, фиксировались, колбасились и улыбались.

В кресле первого ряда сидела Лиля, разгоряченная от волнения и досады, и управляла. Иногда в порыве страсти она вскакивала, забиралась на сцену, показывала, как надо двигаться, и изображала, как не надо. Девушки смеялись, соглашались и опять делали все наоборот.

Ванечка в тридцатый раз перематывал пленку на магнитофоне и включал музыку.

Лиля напряженным взглядом следила за действом. Было уже десять часов вечера, есть хотелось неимоверно, завтра была контрольная по «Безопасности жизнедеятельности»… Ванечка потихонечку принялся намекать, что было бы не худо податься домой… Лиля и сама понимала, что не худо. Да как покажешь Марко этот табун? Это ж какая-то самодеятельность! Вон, Жанна никогда почему-то не ошибается. Правда, она сама себя звездой считает и жвачку все время жует, но зато как ходит! И сколько угодно! С утра до вечера ходила бы, фиксировалась и колбасилась, лишь бы на нее хоть кто-то смотрел. А потом у нее еще два больших достоинства есть — глаза… Ее-то не стыдно показывать! А вот Форточкину… Лиля была уверена, что рано или поздно Ира Форточкина сведет ее с ума. В ее внешности было даже больше достоинств, чем у Жанны, но чего-то еще явно не хватало. Мало того, что она сама всегда шла не в ногу, не с того такта и не в ту сторону, так она еще и других за собой увлекала!

— Общий выход! — скомандовала Лиля, хлопнув в ладоши.

Ванечка включил магнитофон. Девочки пошли… Вообще-то, если их нарядить подобротней, то было бы красиво, даже очень. Ну и освещение, конечно, надо другое, и подиум… И Павлика Морозова лучше убрать.

С лучезарной улыбкой Форточкина нарушила линию и вышла к самому краю сцены. Остальные потянулись за ней. Силы Лили пришли к концу.

— Я убью тебя, Форточкина! — только и смогла произнести она.

Ванечка выключил музыку. Ира стояла, смущенно обмахиваясь огромными ресницами.

Лиля поняла, что если опять набросится на нее, то Форточкина непременно разревется, и тогда вообще нельзя будет ничего поделать. Поэтому досталось остальным девушкам.

— Так, девки! — сказала Лиля строгим голосом. — Я хочу есть, спать и у меня завтра контрольная. Даю директиву: всем быстро и четко осуществить последний выход. Думаем головой. Понятно?

— Понятно! — нестройно ответили девушки.

— Хорошо. А если кто ошибется, не будем показывать пальцем кто, то не надо повторять за ней. Я, конечно, понимаю, что «вместе весело шагать по просторам», но соображение все-таки должно быть. Одна ошиблась, другие не обращаем внимания и стараемся замять инцидент.

На этот раз Форточкину чуть не затоптали.

До общежития Лиля добралась без пятнадцати одиннадцать. Дядя Вася-охранник — в камуфляжной форме и с полевым биноклем на груди (его личной гордостью и объектом насмешек обитателей общежития) — ворча и негодуя, отпирал один за другим три здоровых засова на дверях.