Ведьмина дорога (СИ) - Феверс Анита

Я побежала к двери и быстро отомкнула замок. Мужчина ввалился внутрь; его лицо прочертили полоски слез, но я испугалась даже не этого, а того, как он стал судорожно хватать меня за руки и бормотать что-то, давясь словами и хрипя.

- Послушайте, я ни слова не поняла. Идите сюда. Сядьте. Вот так, - я пинком подогнала табуретку под ноги ночного визитера, и он не то что сел – рухнул на нее как подкошенный. Я повернулась к столу и выхватила два пузырька. Мужчина снова попытался мне что-то объяснить, но я прервала его жестом. В кружке быстро смешала по пять капель каждой настойки, плеснула туда воды и быстро взболтала снадобье. Сунула кружку мужчине в руки и заставила выпить все. Телесная дрожь прекратилась почти сразу, но страх из его глаз никуда не делся.

- Вот теперь говорите, что у вас стряслось.

- Жена моя... Женка... Она в тяжести, должна была родить только через месяц. Сходила поутру на базар, вернулась – лица нет. Прилегла, сказала, что поспать хочет. А к вечеру ее скрутило так, что ни вздохнуть, ни охнуть. Я хотел сразу за знахарем бежать, а она останавливала. Я, дурак, послушался! – с неожиданной злостью выпалил мужчина и дернул себя за волосы. – Ай, дурак я, дурачина, что ж я наделал...

- Так, не отвлекайтесь! Что с женой?

- Кровь из нее хлынула, - простонал мужик, и я нахмурилась. Плохо дело. – Много, словно озеро расплескалось. Я кровь видывал, но то в драке или когда нечисть задерет, а тут – баба брюхатая... беременная. Неправильно это. Жутко! Помогите, пани знахарка! Заклинаю вас богом и богиней, помогите! Все, что угодно, для вас сделаю! – мужик неловко свалился со стула и вцепился в край моего платья. Я отшатнулась и вырвала ткань из его пальцев. В голове бешено скакали мысли. Целый год я прожила в Полесье спокойно, точно дозируя свою силу. За все это время мне удалось избежать внимания дейвасов и чьих-либо подозрений. И помочь сейчас несчастной роженице значит рискнуть всем. Вот только и отказать я не могла. По разным причинам.

Мужчина, по-видимому, не знал, что я не знахарка, а только травница. Он уже не умолял, а тихо плакал, уткнувшись лбом в пол у моих ног.

- Эй, - я наклонилась и тронула его за плечо. – Ребеночек-то у вас какой по счету будет?

- Первый, - всхлипнул несчастный. Я мысленно выругалась, потом подумала и повторила вслух. Не помогу сейчас – может статься, у них вообще никогда детей не будет. Хорошо если роженица выживет. И до утра ждать времени нет.

- Да что ж за жизнь у меня такая, - простонала я и принялась собирать все необходимое. Мужик наконец отклеился от пола и следил за мной лихорадочно блестящими глазами, шмыгая красным распухшим носом. Похоже, он не сразу поверил в то, что я действительно собираюсь помочь. Я и сама не верила. Но быстро обулась, подхватила корзинку и кивнула.

- Показывайте дорогу, пан. И хватит рыдать, сделаю что смогу.

Выйдя на улицу, я поежилась и плотнее запахнула плащ. Густой липкий туман завладел ночью и ощупывал – оглядывал каждый уголок, куда только могли дотянуться его белесые пальцы. Вдалеке коротко взвыли собаки, но быстро смолкли. Долетели обрывки ругани и визг – верно, хозяин спросонья прошелся хворостиной по хребтам. Зря. В другой раз не залают, и вор уйдет безнаказанным.

Улицы были пустынны. Мужчина, так и не назвавший своего имени, шел впереди, то и дело оборачиваясь. Наверно, проверял, не передумала ли я, не развернулась ли обратно в лавку. Я только крепче стискивала ручку корзинки, где вздрагивали бутыльки, и ободряюще улыбалась ему в ответ. Не знаю уж, что ему виделось в серебристом свете луны, но после каждой моей улыбки он вздрагивал и почти переходил на бег.

* * *

Ночь стояла безветренная, и прогнать туман было некому. Начало листопада еще было пропитано сухой летней жарой с ароматом свежего сена и поздних яблок, но в темное время от тепла не оставалось и следа. Близился праздник Лешего, и суровые холодные ветры дули почти беспрестанно – тем жутче было сегодняшнее безмолвие. Словно затишье перед бурей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Нам никто не встретился, и я порадовалась, что не придется отвечать на ненужные сейчас приветствия и объяснять, куда я так спешу. Конечно, всегда можно было махнуть рукой и крикнуть: «После скажу!», но вот только полесенцы такие обещания никогда не позабудут. Припрутся в лавку, начнут расспрашивать, а там и до ушей знахаря дойдет – проблем не оберешься. Нет уж, сейчас я должна помочь новому человеку придти в мир, и это важнее любых досужих разговоров.

Мужик остановился перед домом, неуверенно сминая шапку в руках. Он тяжело вздохнул и крупно вздрогнул, глянув на меня шальными глазами, когда я положила руку ему на плечо. Он не спешил войти, а когда изнутри донесся полный мученической боли стон, и вовсе отступил на пару шагов.

Я стиснула его плечо, не давая сбежать, и спросила:

- Туда пришли?

Он кивнул, потом решил ответить и вслух, видно, для надежности.

- Т-туда.

- Здесь стойте. Если я выйду и скажу, побежите по дороге, ведущей к Медным горам. Там старший знахарь будет проезжать – встретите и поторопите, расскажете, что случилось.

Впервые на лице мужика отразилось сомнение. Он наморщил лоб, но прежде, чем успел задать вопрос, я легонько его оттолкнула и пошла в дом. Поставив ногу на крыльцо, все же обернулась и бросила:

- Я сделаю все, чтобы ей помочь.

Роженица лежала на кровати. Ее лицо было бледно, воздух с присвистом выходил из приоткрытого рта. Я думала, что живот будет огромным – одной из причин мог стать крупный ребенок – но ее животик, напротив, был маленьким и ладным. Со спины наверняка и не догадаться было, что женщина в тяжести.

Рядом с ней сидела местная повитуха. Я мысленно чертыхнулась: надеялась, что никого не встречу, сделаю свою работу и уйду. Но, видимо, муж роженицы сначала побежал за повитухой, и только потом, когда она не справилась, бросился к знахарю. Повитуху звали Жанина, и она прекрасно знала, кто я такая. Игнотий раз в месяц лично смешивал большую партию зелий для Жанины и отправлял меня их отнести.

Жанина вскинулась на звук шагов и недоуменно нахмурилась при виде меня. На ее лбу блестели капельки пота; прядки волос цвета соли с перцем прилипли к коже. Странно – мне, напротив, показалось, что в избе холодно. Но, возможно, повитуха вспотела от постоянного движения вокруг роженицы. Жанина выпрямилась и отерла лоб рукой. Несмотря на простоватый вид, у этой женщины был сметливый ум – она не стала меня расспрашивать. Бросила только:

- Надеюсь, ты успела чему-то научиться у Игнотия.

И отодвинулась, давая мне доступ к кровати.

Жанина не знала, что я и без его умений могу помочь несчастной женщине. Вот только для меня это обернется огромной бедой.

Я поставила корзинку на пол, омыла руки в тазу с горячей водой, на который указала Жанина, и подошла к кровати. Присела и тронула лоб женщины – он и вправду был холоден, словно лед. В комнате висел запах трав, маленькая жаровенка возле кровати едва курилась сизым дымком. Я откинула одеяло и огладила маленький животик, напевая легкий заговор. В ответ в мою ладонь слабо толкнули, как будто ребенок внутри повернул головку на звук. Я продолжила петь, чуть изменив тональность – и по коже разбежались тонкие огненные нити, сплетающиеся в ручейки. Тело роженицы ровно посередине вспыхнуло, словно мерцающие угли. Жанина сдавленно ахнула и закрыла рот фартуком, во все глаза глядя на происходящее. Женщина на кровати застонала и выгнулась дугой, уставившись в потолок незрячими глазами.

Роды и без того работа нелегкая. Но когда рожаешь от блазеня, они и вовсе превращаются в действо, непреодолимое для человеческого тела. Вряд ли кто-то рассказал женщине, жаждущей младенца, что она не сможет родить навье дитя. Оно просто разорвет ее в попытке выбраться на свет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Боги милосердные, защитите... Ясмена! Что делать-то? – выдохнула Жанина, не отнимая фартук ото рта, как будто пыталась защититься им от присутствия нечистого духа. Как-то враз она словно уменьшилась, от растерянности ее лицо помолодело и поглупело. Я не ответила, продолжая водить руками и касаться то лба, то сердца, то живота несчастной, слишком хотевшей стать мамой. От каждого моего прикосновения по огненным ручейкам пробегала волна света, как будто в них билась живая кровь.