Кларкенвельские рассказы - Питер Акройд

— Господи, молю Тебя, вразуми рабу Твою, подскажи верное решение. А ты пока ступай.

Той же ночью сестра Клэрис, поднявшись с постели, расплакалась так горько, будто кто-то невидимый бранил ее на все корки; казалось, некая неодолимая сила выталкивает монахиню из спальни и гонит в церковь, на клирос, несмотря на отчаянное сопротивление несчастной. Там она полуприлегла на сиденье и негромко заговорила. Вокруг собрались встревоженные черницы, прибежала врачевательница, а за нею и помощница преподобной Агнес. Наутро они передали настоятельнице слова Клэрис: «Водою пробудит он расточителя. Не минет и пяти годов, как грянет страшный голод, ибо потоп и непогода сметут плоды крестьянского труда. Так он меня предупредил. И не найдя на небе солнца, зато увидев головы двух монахов и деву у кормила власти, все умножайте на восемь. Тут и приидет смерть, и Дейви-землекоп в отчаянье умрет».

Всего за девять лет до этих событий в Англии свирепствовала чума, или «черная смерть». Не мудрено, что пророчество Клэрис настолько напугало слушательниц, что две монахини забились в рыданиях. Остальные, окаменев от ужаса, молча наблюдали, как Клэрис, задрав одной рукою рясу, другую на виду у всех сунула себе между ног.

— Первый дом воскресенья принадлежит Солнцу, а второй — Венере, — возвестила она и потеряла сознание. Ее отнесли в лазарет, где она провела целых шесть дней кряду.

Вся обитель пришла в волнение. Простершись пред высоким алтарем, настоятельница несколько часов безмолвно молилась. Ее подопечные собрались в здании капитула и там шепотом спрашивали друг друга, уж не грехи ли самой обители явились причиною видений и прорицаний. Слова «фантазия», «фантасмагория», «фантастический», «фантазмы» тихо шелестели вокруг, однако нашлись среди монахинь и такие, кто не исключал, что сестре Клэрис было подлинно божественное озарение и она изрекала настоящие пророчества.

Через два дня после событий на клиросе настоятельница решила вечером посоветоваться с монастырским исповедником, молодым бенедиктинцем по имени Джон Даклинг, знакомым с искусством врачевания; впрочем, по его собственным словам, он не чуждался и прочих искусств.

— Чтобы предотвратить безумие, можно вскрыть ее лобную вену, — предложил бенедиктинец.

— А не височные?

— Височные помогают только при мигренях. Главнейший желудочек мозга, извольте видеть, расположен здесь. — Он легонько постучал пальцем по своему лбу, гладкому, как у молодой монахини. — Тут, собственно, и гнездится воображение, оно порождает разные фантастические образы. Известно ли вам, что мозг, подобно полотну художника, белого цвета? Именно его белизна позволяет разуму и восприятию раскрашивать ее в разные цвета.

— А правда, что все вены берут свое начало в печени?

— Конечно. — Явно озадаченный, священник на миг смолк. — Но там, преподобная матушка, резать нельзя: слишком велик слой плоти. Слишком толст.

— В ее мозгу, Джон, мы вряд ли обнаружим много вещества, — улыбнулась Агнес.

— Разумеется. Перед кровопусканием дайте бедняжке поджаренного хлеба и вина. Вену вскрывайте позолоченным инструментом. Так принято. После кровопускания заверните ее с головы до ног в синее полотнище и проследите, чтобы и в постели, и вокруг все тоже было синего цвета. Пусть больная спит только на правом боку, а в ее ночном колпаке непременно должна быть дырка — для выхода испарений.

Не склоняя головы и не пряча рук в рукавах рясы, Даклинг расхаживал взад и вперед по келье настоятельницы.

Но поскольку дело не терпело отлагательства, Агнес решила закрыть глаза на неучтивость священника.

— А что, если ее жизненные соки взбунтуются? — спросила она.

— От конвульсий хорошо помогает шалфей. Отсюда вывод: зачем человеку умирать, если в огороде растет шалфей? Смешайте его листья с экскрементами воробья, ребенка и собаки, питающейся исключительно костями, и дайте ей.

— Я уж думала напоить ее настоем чемерицы, чтобы очистить организм.

— Нет-нет, не надо. Чемерица — растение горькое, очень сильного действия и настолько сухое и острое, что пользоваться им нужно с большой осторожностью. Я своими глазами видел, как люди, приняв чемерицы, впадали в такую вялость, что их можно было счесть за покойников.

Преподобная Агнес не случайно задавала вопросы: она опасалась, что сестра Клэрис откажется от кровопускания, и ее придется силой подвергать этой процедуре, что вызовет волнение и ропот среди молодых монахинь. Однако со стороны Клэрис никаких возражений не последовало. Казалось, на операцию она соглашается даже с охотою, будто радуясь столь пристальному врачебному вниманию к своей особе. Лицам духовного сана не полагалось отворять кровь, поэтому в обитель приглашен был известный своим мастерским умением местный лекарь по имени Хьюберт Джонсон. Усадив Клэрис верхом на передвижной стульчак, он осторожно вскрыл вену. Клэрис не шевельнулась, не издала ни звука, лишь улыбнулась, когда он поднес к ее лбу склянку и легонько нажал на вену. Клэрис ласково глядела на него и вдруг пукнула; смрад заполнил комнату. Закончив дело, лекарь погладил монахиню по голове.

— Возможно, вместе с кровью ты частично утратишь память, — предупредил он. — По утрам расчесывай волосы гребнем из слоновой кости, лучшего средства восстановить память на свете нет. А вот грецкие орехи ее губят. И лук тоже. Их лучше не есть. Старайся не ходить в дом к рыжеволосым или краснолицым людям.

— Так здесь всегда сестра Идонея, — заметила Клэрис.

Лекарь не понял ее слов и обернулся к стоявшему в углу священнику.

— Видите, какая у нее белая шея? Это признак распутства, — шепотом сообщил он. — А запашок-то почуяли?

Несмотря на все меры, предусмотрительно принятые Хьюбертом Джонсоном, Клэрис ночь спала плохо, встала к первой утренней молитве и на виду у собравшихся на хорах монахинь принялась подметать пол в нефе, громко предрекая монастырю насилие и гибель. Да и все прочие церкви будут разрушены в Англии до основания, объявила она.

Слухи о ее пророчествах скоро вылетели за стены обители и разнеслись по городу. Время было неспокойное, на троне сидел слабый, жалкий король, и народ охотно принимал на веру суровые предостережения Клэрис. Кое-кто называл ее полоумной монахиней из Кларкенвеля, но другие, коих было множество, почитали ее и величали блаженной девой Кларкенвеля. Епископ прислал священника, умеющего изгонять бесов; тот несколько раз беседовал с Клэрис и пришел к заключению, что ум ее расстроен и терзаем противоречиями.

— Кротость Богоматери пронзила мне сердце, — однажды призналась она. — Как-то раз Дева Мария явилась мне и попросила спеть О Alma Redemptoris mater.[12]

— Но преподобная Агнес говорила, что тебе, по твоим же собственным словам, снятся только проклятые.

— Больше ничего объяснить не могу. Песнопение я заучиваю, но грамматику знаю плохо.

После чего воззвала к Спасителю. Во время другой встречи она предсказала огонь и меч, но следом с радостным воем стала пророчить блаженство. Разгадать смысл ее слов экзорцист был не в силах. Он посоветовал одно: держать ее в обители и ни под каким предлогом не выпускать за пределы монастыря.

Три недели спустя после того, как Клэрис взялась подметать пол в церкви, окрестные улицы облетела молва о новом необычайном событии: люди будто бы своими ушами слышали многократные громкие вопли монастырской регентши. Монахини сбежались в здание капитула и увидели, что регентша стоит столбом, а на каменном полу, крестообразно раскинув руки, распростерлись несколько монахинь. Вокруг их неподвижных фигур были цепочкой разложены маленькие, выточенные из дерева и камня изображения Девы Марии; между телами горели свечи. Монахини негромко, речитативом выпевали литургический антифон Media vita in morte sumus;[13] регентше же почудилось, что они поют Revelabunt celi iniquitatem ludi,[14] а это слова известного колдовского заклинания. Оттого регентша и подняла крик. Тем временем одна из монахинь вскочила на ноги и швырнула свечу в своих сгоравших от любопытства перепуганных сестер; другая трижды прикусила зубами камышинки, а это знак проклятия. Многих обуял страх, что бесовщина охватит весь монастырь, и настоятельница приказала запереть нарушительниц порядка в монастырских погребах.

Как раз наутро после этого неприятного происшествия преподобная Агнес де Мордант и пошла с сестрой Идонеей в расписную келью, где назвала Клэрис матерью лжи.

— Из-за тебя здесь начались напасти, — говорила настоятельница. — Можно подумать, среди нас затесалась грязная свинья.

Клэрис пристально посмотрела на грудь Агнес.

— Кольцо на монашеском облачении — все равно, что кольцо в носу у свиноматки.