Американский герой - Ларри Бейнхарт

Внутри агентства никаких стен, одни перегородки. Стандартные столы, кресла и телефонные аппараты. Флюоресцентные лампы. Никакой роскоши, но и без убогости. И я считаю, что в этом достоинство нашей компании. Именно это располагает к нам среднего обывателя. Сама обычность обстановки придает ей свежесть и новизну.

Я говорю обо всем этом для того, чтобы вызвать у вас доверие, потому что история, которую я собираюсь рассказать, совершенно невероятна. Немыслима. Я работаю уже десять, если не пятнадцать, лет на одну и ту же компанию. Каждые два года в моем удостоверении обновляется фотография. У меня подписано долговое обязательство. Можете взглянуть на список наших клиентов — это ведущие юридические фирмы, студии и звукозаписывающие компании.

Что касается меня, то я тогда только что закончил расследование кражи в одной из крупнейших брокерских контор. Разбирал бумаги и переносил свои записи в базу данных компании.

И тут ко мне входит Мэгги Крэбс. Мэгги принадлежит к десятке самых красивых женщин мира: это официальная точка зрения. Опубликована в журнале «Пипл». Также известна под именем звезды экрана Магдалины Лазло. Но я ее знаю как разведенку Мэгги Крэбс. Я помог ей развестись и при этом сохранить состояние.

Появление знаменитостей в наших скромных кабинетах не такое уж событие, хотя и происходит нечасто. Множество звезд созданы визажистами, стилистами, модельерами и пластическими хирургами. А в каком-то смысле нашим воображением. Однако Мэгги даже в обыденной жизни излучает нечто этакое. Она идет к моему кабинету, и все — и мужчины, и женщины — провожают ее взглядом.

— Привет, Джо, — говорит она, глядя мне прямо в глаза, и улыбается. И ее голос, в котором можно прочесть все что угодно — именно так она говорит в фильме «За чертой», — просто сбивает меня с ног. Я стараюсь не показывать этого, но, думаю, она догадывается, какое впечатление может произвести ее «привет, Джо». Как она может это не знать? Это ее профессия — лишать силы сильных мужчин и придавать ее слабым.

— Привет, Мэгги, — отвечаю я. Говорю тихо и размеренно. И не потому, что считаю себя, скажем, Джоном Вейном, а просто чтобы не дать петуха, как четырнадцатилетний юнец.

Она оглядывается по сторонам и наклоняется ко мне:

— Джо, мы не могли бы с тобой где-нибудь поговорить?

— У нас есть конференц-зал, — говорю я. Речь уже не стоит мне таких усилий: дыхание восстанавливается, и ко мне возвращается самообладание.

— Послушай, — продолжает она, — а у тебя есть полтинник?

— Да.

— Тогда почему бы тебе не пригласить меня на чашечку кофе?

— Мэгги, для тебя — все что угодно.

А теперь позвольте мне пояснить этот короткий диалог. Во-первых, здесь он приведен дословно. Я обладаю фотографической памятью, только не на печатный текст, а на устную речь. Поэтому, когда я буду говорить, что такой-то сказал то-то, а ему ответили то-то, это будет столь же достоверно, как стенограмма, которую мы получаем из нашего отдела расшифровки аудиозаписей.

Во-вторых, в реальной жизни наша болтовня не всегда бывает такой отрывочной.

И наконец, я не представляю, где в Америке, я уже не говорю о Лос-Анджелесе, можно купить чашку кофе за 25 центов. Проще найти место, где она продается за пять долларов. Похоже, Мэгги так пошутила. Впрочем, как выяснилось позднее, все, что она говорила, было уже написано в сценарии, над которым она в этот момент работала. Есть определенная прелесть в том, что настоящая кинозвезда репетирует с вами свой текст, словно вы ее партнер. Думаю, большинство мужчин будет помнить о таком до самой смерти.

И еще не знаю, догадывается ли она о том, что все наши конференц-залы прослушиваются с еще большей дотошностью, чем Белый дом. И все, что происходит в помещении «Юниверсал секьюрити», записывается на пленку. Это обычное дело. Все можно просматривать как в записи, так и в реальном времени. А также осуществлять голосовой анализ.

Личные кабинеты и телефоны также прослушиваются, но записываются разговоры не всегда. Все подчиняется принципу «Поступать по отношению к себе так же, как по отношению к заказчику». Мы являем собой яркий пример подконтрольного существования.

Оставив мою развалюху на стоянке, мы садимся в ее «кадиллак». Не удивляйтесь, что звезда такой величины ездит на обычном кадиллаке, — это подарок. Сделанный в пропагандистских целях. Они считают, что новая «севилья» может конкурировать с «мерседесом», «БМВ», «лексусом» и «инфинити». Очень симпатичная машина с откидывающимся верхом. Она садится за руль и опускает верх.

Пока мы едем, она почти ничего не говорит. Звуки издает лишь радио. Кантри и ковбойская музычка. Это специально для меня. Свидетельствует о хорошей памяти и воспитанности этой дамы. Еще в период своего бракоразводного процесса она как-то спросила, какая музыка мне нравится. Я сказал ей: Хэнк Уильямс, Мерль Хаггард, Джонни Кэш, Эрнст Табб и Пэтси Клайн — они помогли мне пережить войну. И это истинная правда. Все ребята из моего взвода, слушавшие рок-н-ролл, погибли. Осталось только двое. Майк Галина, лишившийся зрения и ног, — он до сих находится в госпитале ветеранов — и Пол Фредерик Хайт, также лишившийся не только разных частей тела, но и значительной части души и умерший через пять лет после возвращения домой. Не то самоубийство, не то несчастный случай, кто знает. Еще уцелело трое черных. Но они тоже не слушали рок-н-ролл. Двое стали наркоманами, и я потерял их из виду. И лишь Стив Уэстон вернулся домой здоровым и невредимым. Время от времени мы с ним встречаемся и выпиваем. Он слушает или кантри, как я, или соул, как его собратья. Однако больше всего он любит госпел.

Она снова смотрит на меня, улыбается и прикасается к моей руке.

Она останавливается в квартале от взморья. Мы выходим из машины и дальше идем пешком. Она берет меня под руку. И я начинаю ощущать себя красавцем ростом в шесть футов. На углу — открытое кафе, где можно выпить эспрессо и капуччино, а заодно полюбоваться человеческой комедией, разворачивающейся на бульваре. Не надо быть Анжелино, чтобы знать, что на Винис-бич люди выглядят наиболее комично. Именно здесь обычно снимаются сцены с девушками в бикини на роликах и с крутыми накачанными парнями.

Однако мы следуем мимо и выходим на побережье. Она на мгновение останавливается и снимает с себя туфли. Что заставляет ее это сделать? Мы определяем киносюжеты, или они диктуют нам наше поведение? Эта поза, когда она опирается на мое плечо, снимает туфли и берет их рукой за ремешки, полна женственности, и когда я смотрю, как она это делает, то не могу избавиться от ощущения, что это сцена из фильма. Вы понимаете, что я имею в виду? Она научилась этому из тех же самых фильмов, которые смотрел я, или это действительно органичное для женщин движение, подсмотренное режиссерами и актрисами и перенесенное ими на экран?

Крупный план ее руки, опирающейся на мое плечо.

Мы идем дальше, туда, где разбиваются волны прибоя. Она босиком, я в своих ботинках фирмы «Флоршайм». Я в костюме и галстуке, что является обязательным в нашей компании, за исключением тех случаев, когда требуется другая форма одежды. Поэтому у меня возникает ощущение, что я играю в своем собственном фильме. Мне начинает казаться, что ее привело ко мне нечто личное. Однако не дремлющий во мне профессионал знает, что это не так. Очень многие клиенты предпочитают обсуждать свои проблемы в самых необычных местах. По разным причинам. Неловкость, стремление к уединенности, а иногда они тоже разыгрывают свое собственное кино или пьесу плаща и шпаги.

Когда мы подходим к самой воде, где песок влажен и плотен, она произносит:

— Джо, мне нужна помощь.

— Для этого мы и существуем, — отвечаю я.

— Мне не нужны все. Мне нужен только ты, — говорит она.

— Расскажи мне, в чем дело, — прошу я. Я следую корпоративной этике. Я научился этому. Мы получаем ежегодную премию за выслугу лет и прибавку к пенсии. Почему бы мне не предпринять что-нибудь по собственной инициативе?

— Ты должен кое-что пообещать мне, — говорит она.

— Что именно?

— Что ты выслушаешь меня. И если сочтешь, что не можешь взяться за дело, не ставя в известность компанию, то забудешь об этом разговоре, словно его и не было. Тогда ты вернешься обратно и скажешь, что я хотела отблагодарить тебя, так как у меня годовщина развода, или что-нибудь придумаешь.

И я уже собираюсь пообещать ей это. Именно так положено делать, прежде чем приступать к объяснению, почему компания должна быть поставлена в известность. Занятие скучное, но обязательное.

— Нет-нет, — прерывает она меня, — посмотри мне в глаза.

И я поднимаю взгляд. Мне не раз приходилось смотреть людям в глаза. Конгрессменам, психам, игрокам, адвокатам и президентам компаний. Не верьте тем, кто утверждает, что глаза — зеркало души. Такое встречается очень редко. Разве что глаза парня, который знает, что ему суждено умереть. Вот тогда вы действительно можете увидеть, как отлетает его душа. Это правда. Но зеркало тут же мутнеет снова. Словно кто-то подошел, дохнул на него, и оно запотело; стекло, которое только что было прозрачным, становится тусклым. А еще — когда вы смотрите в глаза женщины, которую желаете больше всего на свете. И речь здесь не только о сексе. Я имею в виду внутренний голод, эту идиотскую ненасытность. Она поднимает на вас взгляд, и ее глаза говорят: «Загляни внутрь». И даже в том случае, если это актриса и разум вам подсказывает, что, согласно последним пресс-релизам, она получает за картину по полтора миллиона плюс доход с проката за то, что делает то же самое перед камерой, ваши глаза все равно распахиваются ей навстречу и становятся зеркалом вашей души, а она, поняв, что вы собой представляете, уже с легкостью берет вас на крючок. И думаю, это вполне естественно. Наверно, природа нарочно подстроила, чтобы мы время от времени попадали в такие ситуации.