Жизнь замечательных братьев - Redhat

— Даже позавтракать не изволили, сэр, даже газету не раскрыли, сэр, — кручинился домовик, печально таращась на незваного гостя.

— А, понятно… слушай, а ты не дашь мне чего‑нибудь поесть? – с надеждой в голосе спросил Рабастан.

— Не было приказа кормить попрошаек, сэр, — пробубнил эльф, щелчком запирая дверь.

Сев в позе мыслителя на чемоданы, Раба принялся рассуждать логически. Нарцисса наверняка успела отправить предупреждения всем женатым Пожирателям: значит, стучаться к Яксли, Гойлам или Крэббам было бесполезно. Из хороших товарищей холостяками являлись Амикус, Грейбек, Снейп и Долохов. Выяснять отношения с приставучей сестрой Амикуса совершенно не хотелось, Грейбек наверняка бесился, ведь завтра полнолуние, а Снейп сидел в Хогвартсе; врываться же в домик на Спиннерс–Энд в отсутствие хозяина было бы верхом неприличия. Оставался только один вариант, и Раба, отчаянно надеясь на то, что Тони у себя, а не дрыхнет в каком‑нибудь трактире, аппарировал к неказистой лачуге в неблагополучном районе Хогсмида.

К счастью, Долохов оказался дома – правда, отозвался он лишь тогда, когда потерявший терпение и вконец расстроившийся Лестрейндж стал колотить в дверь ногами. Хозяин, шатаясь, добрел до входа, пробормотал «Алохомора» и, не удержавшись на пороге, упал в объятия Рабастана.

— Тони, я тут…

— Товарищ дней моих суровых! Каналья… слизеринский мой! – вместе с перегаром выдохнул Долохов, троекратно целуя друга в колючие щеки. – Какими судьбами?!

— Боюсь, тебе это не понравится…

— Да как же так? Да проходи, проходи… это надо отметить! – засуетился радушный хозяин; из кладовой уже неслась по воздуху бутыль бесцветного дурмштрангского огневиски.

Приятели выпили и за встречу, и за изгнание, и за здоровье Темного Лорда, и за победу, и за все остальное, что пришло на ум Долохову. Выпив и закусив, Рабастан воспрянул духом и даже выпустил Цыпу из клетки; коршун с клекотом покружил по комнате, а потом сел хозяину на плечо, грозно щелкая клювом.

— Нет, ну ты представляешь себе? – в десятый раз повторил Лестрейндж – язык у него несколько заплетался, а в голове словно носился смерч. – Она меня… выставила… ведьма! – Раба ударил кулаком по шаткому столику, стаканы чокнулись с бутылкой. – Зарабатывай, говорит! А как?

— Сложный воп–прос, н–н–но решаемый, — Антонин наставнически поднял дрожавший указательный палец. – Пр–р–ридумаем что‑нибудь. Не боись, можешь жить у меня сколько хошь.

— Ох, спасибо, выручил! Твое здоровье! – гаркнул Рабастан, поднимая почти пустой стакан.

Проболтав до позднего вечера над маггловскими журналами, соратники, наконец, утомились: Долохов сдвинул две длинные лавки, застелил их походным плащом и пожелал Рабе спокойной ночи. «Как хорошо, когда есть настоящие друзья!» — была последняя мысль Лестрейнджа перед тем, как он погрузился в крепкий сон, по привычке положив палочку под жесткую подушку.

Утро ворвалось в затуманенное алкоголем сознание вместе со странными дребезжащими звуками. Глухо ругаясь, Раба разлепил веки, нашарил палочку и послал себе в висок Отрезвляющее. Напротив него за столиком сидел Антонин – положив ногу на ногу, он настраивал гитару.

— И тебе доброго, — буркнул Рабастан, откидывая колючее одеяло и раздраженно косясь на Долохова. – Что это такое? Зачем?

— Да так, — беспечно цокнул языком Тони, проверяя противно звеневшую струну, — я тут покумекал, как бы тебе деньжат заработать… Ты ведь неплохо поешь, да? Я слышал – неплохо.

— Ну и что? – с подозрением спросил Лестрейндж.

— Бери вот, учи наизусть – душевные песни, — Антонин кивнул головой на стол, с которого в руки Рабастану полетело несколько листочков пергамента. – Я сам сочинил; когда писал, слезы на глаза наворачивались.

— «Вдоль по Дрянн–аллее», «Постой, паровоз»… это какой паровоз – Хогвартс–экспресс, что ли? «Очи черные», «Лесной олень» — нет, оленя не надо! – запротестовал Рабастан. – И вообще, зачем мне эти песенки?

— Учи! – отрезал Долохов; струна под его пальцами натянулась и лопнула.

Алекто опустила палочку, и пакеты с покупками (мясо, овощи и зелень – в одном, тритоньи глаза, законсервированные слизни и толченые тараканы – в другом) плюхнулись на тротуар. Сняв с головы грязный платок и вытирая им вспотевшее лицо – день выдался на удивление жарким – Пожирательница заметила возле перекрестка какое‑то скопление людей. Наделенная нездоровым любопытством, Алекто подхватила сумки и заспешила вперед, локтями расталкивая мешавших ей прохожих. Мало ли – может быть, бакалейная лавка удосужилась в кои‑то веки устроить скидку? Из толпы возле перекрестка доносилось надтреснутое бренчание и заунывное пение. «А у мужика приятный голос», — отметила про себя Алекто, бесцеремонно отпихивая зевак. – «Только что ж он так душу надрывает?»

— Постой, паровоз, не стучите, колеса! Кондуктор, нажми на тормоз–з‑за–а–а!! – выл кто‑то баритоном; пожилые ведьмы в толпе не стеснялись ронять на мантии слезы, а в брошенную на тротуар шапку – кнаты и даже сикли. Пожирательница полезла в карман за мелочью, но тут колдун перед ней посторонился – Алекто обомлела и застыла с открытым ртом.

— Я в Хогвартс дека–а–ану с последним приветом…

— Э–э–э… кх–х–х… – только и смогла выдавить Алекто; она даже не заметила, как из сумки исчезли сначала маринованные слизни, а потом и толченые тараканы.

— Спешу показаться на глаза–а–а–а!!

— О–о–ох–х–х… – выдохнула Пожирательница, как ошпаренная выскочив из толпы. Воровато озираясь, она свернула в тень переулка и дезаппарировала.

— Ты с ума сошел?!! – гремел на весь замок Родольфус; палочка в его воздетых к потолку руках полыхала багровым пламенем. – Какой позор!! Что мы теперь будем делать? Салазар великий, да это хуже Азкабана!!

— Ну что ты разорался? Всего пара песен, и уже куча денег! – ухмыляясь, оправдывался Рабастан.

— Никогда! Никогда Лестрейндж не протягивал руки!!

— Ты же сам сказал…

— Я не имел в виду попрошайничество!

— Я не попрошайничал! Я заработал это честным творческим трудом! – вдохновенно парировал младший брат.

— Все… все, у меня сейчас откажет сердце, и я умру. Все, Раба, ты меня довел. Отправляйся в свою комнату, и чтоб духу твоего… в моем кабинете… не было… Ох, Беллочка! – застонал старший Лестрейндж, опускаясь в кресло. – Я этого не переживу! Накапай мне, пожалуйста… то, что Северус принес, в верхнем ящичке…

Беллатрикс засуетилась и разбила несколько склянок.

Тем временем Рабастан наверху раскрыл чемоданы и с довольным видом левитировал свои вещи обратно в шкаф, на котором уже устроился не менее довольный Цыпа. Вернув все на свои места, Раба прямо в сапогах рухнул на кровать и достал из кармана сложенный вчетверо листок. Пробежав глазами текст, младший Лестрейндж усмехнулся и взмахнул волшебной палочкой.