«Под этим небом черной неизбежности…» - Юрий Трубецкой

Сергей Маковский.

Шарманка старая, печали тайной ящик,Ты плачешь вечером над жизнью настоящей.Средь каменных дворов и сонной толкотни,Когда в домах дрожат урочные огни.

Ты на одной ноге, как инвалид военный,Поешь о памяти и грусти сокровенной.Ты детских слез укромный уголок,Чердачной нищеты дрожащий огонек.

В баварском городке, проездом, ненароком,Пишу я о тебе как будто бы с упреком.С протяжной хрипотой ты выдуваешь звук —Наука горечи и алгебра разлук.

«Что пишу — никому не нужно…»

Что пишу — никому не нужно.И заря догорает зря.Гроздь винограда на ужин,Крепкий чай и два сухаря.

Мне все снится: я в странном каком-тоБелом городе без людей.А рядом, в прохладной комнате,Райский поет соловей.

«…И опять всё то же — пустая…»

…И опять всё то же — пустая,Германская тишина.Льдиной медленной день растаялУ бессмысленного окна.

Если хочешь — молись. Не можешь?Там в закате сияет крест.Разве сердце свое положишьВ этот черный чужой подъезд?

Вновь задымленный день уходит.Одиноко стучит клюка,Изо всех надоевших мелодий,Надоедливее — тоска.

«Ахматова, Блок, Гумилев, Мандельштам…»

Ахматова, Блок, Гумилев, Мандельштам…Сожженные годы. Сожженные люди.Серебряный век начинается там,А век золотой? Не мечтанье ль о чуде?

Какие стихи и какие слова!Полет лихача по снегам голубеющим.Кровавый закат отражала Нева…Теперь только ветер, забвением веющий.

«Ненужный свет залег давно…»

Ненужный свет залег давноИ месяц просится, ныряяВ подслеповатое окноПолузабытого сарая.

Там не лежит уже никто,Соломы клок остыл и высох.И только ветхое пальтоШевелят, пробегая, крысы.

Проходит мимо и свиститНеумудренный обыватель.Он должен ровно к десятиУлечься дома, на кровати.

Кому сказать и чем помочь?Уткнувшись головой в подушку,Он слышит, как колотит ночьВ сторожевую колотушку.

«В пустоте, в темноте, в мелочах…»

В пустоте, в темноте, в мелочах,В этом мире, что кровью пропах,

В этом вот человеке в пальто,Нечто есть? Не знает никто.

В этих синих морозных ночах,В обожженных колючих кустах,

В боли сердца и в звуке далекомЧто-то спрятано глухо, глубоко.

Может — музыка, может быть свет,Может — этому имени нет.

«И поздний дождь, над миром, как тогда…»

И поздний дождь, над миром, как тогда,И все такое жалкое и злое.Поет, бормочет за окном водаО нежном о пленительном покое…

И дождь ночной, как прежде, как тогда,И дом плывет в безвестные пустыни.В разрыве туч холодная звезда —Такой же свет мучительный и синий.

«Церковка, заросшие пригорки…»

Ирине Яссен

Церковка, заросшие пригорки,Суздальское небо и тоска.К сонным травам, к луговинам горькимМчится мелководная река.

Родина. Летят касатки, свищут,Пропадая в предзакатной мгле.Я иду, потерянный и нищий,Поклониться Матери-Земле.

Мальчик босоногий с дудкой звонкойГонит стадо в ветровую синь.На воротах древняя иконка,А внизу — терновник да полынь.

Юрий Трубецкой. Терновник. Сборник стихов (Париж, «Рифма», 1962)

«Голос пел мне про те долины…»

Голос пел мне про те долины,Где терновник и тишина,Где высокий клик журавлиныйИ предутренняя луна.

Там синеет сентябрьский воздух,Как лампады мигают звездыИ забвеньем пахнет трава.

Помню, помню — через забвеньеТех стихов померкшие тениИ ласковые слова.

«…особенно русское небо…»

…особенно русское небоИ русские облака.Давно, как давно ты там не был,Какая там, к черту, тоска!

Все выверты, декадентщина,Уж лучше, мой друг, помолчи…Мимо вагонов женщиныИдут под дождем. И грачи.

…особенно, может быть, Пушкин,Всего вероятнее — Блок.Уткнуться скорее в подушкиИ звать. Но не слышит Бог.

«Говорить о смерти страшно…»

Говорить о смерти страшно,Но еще страшнее умиратьМедленно, от горечи всегдашней,Тошной, как больничная кровать.

Но еще страшней смотреть на небо,Слушать ветер, кутаясь в пальто:Нет конца. Неразрешимый ребус.Белый холод. Черное ничто.

«Веет ветер. Вьется снег…»

Там — лишь черная вода,Там — забвенье навсегда.

А. Блок

Веет ветер. Вьется снег.Погибает человек.

Птицы черные летают,Звезды розовые тают.

Шепчет черная вода,В ней забвенье навсегда.

Воет пес. В дремучем небеШарит луч — колючий стебель.

Ветер в поле клонит хвощ,Выпадает черный дождь.

А с монгольской рожей роботПротянул над миром хобот

И наставил автомат.Нет спасенья, нет преград.

Птицы черные пророчат,Стаей вьются, клювы точат.

Шепчет мутная вода —В ней забвенье навсегда.

«Этой нежной глицинии…»

Ольге Перхорович

Этой нежной глицинииЛепестки чуть дрожат.Небо чистое, синее,Желтоватый закат.

Как же быть с этой горестью,Вянет цвет навсегда —В чашке глиняной, пористойУбывает вода.

1. «Все так тускло и пошло…»

Все так тускло и пошлоИ конца ему нет —Разговоры о прошломИ о будущем бред.

Все ненужно-нелепым,Грубым кажется мне —Это серое небо,Этот дождик в окне.

2. «Чем я живу? Какая пустота…»

Чем я живу? Какая пустота…И даже днем так дремлется и спится.Как надоела эта суетаИ книг однообразные страницы.

Встает весна. Бледна и холодна.Пылит шоссе и небо розовеет,А эта жизнь, что свыше мне дана, —Как этот день, бессмысленно тускнеет.

«Когда-нибудь увижу наяву…»

Когда-нибудь увижу наявуТо, что во сне так часто, часто вижу:Пахучий ветер ляжет на травуИ все вокруг нежнее станет, ближе.

Но вряд ли… Может быть осенним днемПройдут вагоны мимо с тихим шумом,Уедет кто-то… может быть о комВсю жизнь продумал неотвязной думой.

Когда-нибудь… Предгрозье. Облака.В саду тюльпаны ветер обрывает.И равнодушно времени рекаМечты мелькнувшие смывает.

1. «Кажется мне, что увижу…»