Камень, Tristia - Осип Мандельштам

Сломалась милая соломка неживая,

Не Саломея, нeт , соломинка скорeй.

В  часы безсонницы предметы тяжелeе,

Как  будто меньше их  -- такая тишина -

Мерцают  в  зеркалe подушки, чуть бeлeя,

И в  круглом  омутe кровать отражена.

Нeт , не соломинка в  торжественном  атласe,

В  огромной комнатe над  черною Невой,

Двeнадцать мeсяцев  поют  о смертном  часe,

Струится в  воздухe лед  блeдно-голубой.

Декабрь торжественный струит  свое дыханье,

Как  будто в  комнатe тяжелая Нева.

Нeт , не Соломинка, Лигейя, умиранье -

Я научился вам , блаженныя слова.

II

Я научился вам , блаженныя слова,

Ленор , Соломинка, Лигейя, Серафита,

В  огромной комнатe тяжелая Нева,

И голубая кровь струится из  гранита.

Декабрь торжественный сiяет  над  Невой.

Двeнадцать мeсяцев  поют  о смертном  часe.

Нeт , не соломинка в  торжественном  атласe

Вкушает  медленный, томительный покой.

В  моей крови живет  декабрьская Лигейя,

Чья в  саркофагe спит  блаженная любовь,

А та, соломинка, быть может  Саломея,

Убита жалостью и не вернется вновь.

1916

x x x

-- Я потеряла нeжную камею,

Не знаю гдe, на берегу Невы.

Я римлянку прелестную жалeю -

Чуть не в  слезах  мнe говорили вы.

Но для чего, прекрасная грузинка,

Тревожить прах  божественных  гробниц ?

Еще одна пушистая снeжинка

Растаяла на вeерe рeсниц .

И кроткую вы наклонили шею.

Камеи нeт  -- нeт  римлянки, увы.

Я Тинотину смуглую жалeю -

Дeвичiй Рим  на берегу Невы.

1916

x x x

Собирались эллины войною

На прелестный остров  Саламин .

Он , отторгнут  вражеской рукою,

Виден  был  из  гавани Афин .

А теперь друзья-островитяне

Снаряжают  наши корабли.

Не любили раньше англичане

Европейской сладостной земли.

О, Европа, новая ?ллада,

Охраняй Акрополь и Пирей.

Нам  подарков  с  острова не надо,

Цeлый лeс  незваных  кораблей.

1916

x x x

I

Мнe холодно. Прозрачная весна

В  зеленый пух  Петрополь одeвает 

Но, как  медуза, невская волна

Мнe отвращенье легкое внушает .

По набережной сeверной рeки

Автомобилей мчатся свeтляки,

Летят  стрекозы и жуки стальные,

Мерцают  звeзд  булавки золотыя,

Но никакiя звeзды не убьют 

Морской воды тяжелый изумруд .

II

В  Петрополе прозрачном  мы умрем ,

Гдe властвует  над  нами Прозерпина.

Мы в  каждом  вздохe смертный воздух  пьем ,

И каждый час  нам  смертная година.

Богиня моря, грозная Афина,

Сними могучiй каменный шелом .

В  Петрополе прозрачном  мы умрем ,

Здeсь царствуешь не ты, а Прозерпина.

1916

x x x

1

Не вeря воскресенья чуду,

На кладбище гуляли мы.

-- Ты знаешь, мнe земля повсюду

Напоминает  тe холмы

.................

.................

Гдe обрывается Россiя

Над  морем  черным  и глухим .

2

От  монастырских  косогоров 

Широкiй убeгает  луг .

Мнe от  владимирских  просторов 

Так  не хотeлося на юг ,

Но в  этой темной, деревянной

И юродивой слободe

С  такой монашкою туманной

Остаться -- значит  быть бeдe.

3

Цeлую локоть загорeлый

И лба кусочек  восковой.

Я знаю -- он  остался бeлый

Под  смуглой прядью золотой.

Цeлую кисть, гдe от  браслета

Еще бeлeет  полоса.

Тавриды пламенное лeто

Творит  такiя чудеса.

4

Как  скоро ты смуглянкой стала

И к  Спасу бeдному пришла,

Не отрываясь цeловала,

А гордою в  Москвe была.

Нам  остается только имя:

Чудесный звук , на долгiй срок .

Прими ж  ладонями моими

Пересыпаемый песок .

1916

x x x

?та ночь непоправима,

А у вас  еще свeтло.

У ворот  Ерусалима

Солнце черное взошло.

Солнце желтое страшнeе.

Баю, баюшки, баю,

В  свeтлом  храмe Iудеи

Хоронили мать мою.

Благодати не имeя

И священства лишены,

В  свeтлом  храмe Iудеи

Отпeвали прах  жены.

И над  матерью звенeли

Голоса израильтян .

-- Я проснулся в  колыбели,

Черным  солнцем  осiян .

1916

Декабрист 

"Тому свидeтельство языческiй сенат  -

Сiи дeла не умирают ."

Он  раскурил  чубук  и запахнул  халат ,

А рядом  в  шахматы играют .

Честолюбивый сон  он  промeнял  на сруб 

В  глухом  урочище Сибири

И вычурный чубук  у ядовитых  губ ,

Сказавших  правду в  скорбном  мiрe.

Шумeли в  первый раз  германскiе дубы,

Европа плакала в  тенетах ,

Квадриги черныя вставали на дыбы

На трiумфальных  поворотах .

Бывало, голубой в  стаканах  пунш  горит ,

С  широким  шумом  самовара

Подруга рейнская тихонько говорит ,

Вольнолюбивая гитара.

Еще волнуются живые голоса

О сладкой вольности гражданства,

Но жертвы не хотят  слeпыя небеса,

Вeрнeе труд  и постоянство.

Все перепуталось, и некому сказать,

Что, постепенно холодeя,

Все перепуталось, и сладко повторять:

Россiя, Лета, Лорелея.

1917

Меганом 

1

Еще далеко асфоделей

Прозрачно-сeрая весна,

Пока еще на самом  дeлe

Шуршит  песок , кипит  волна.

Но здeсь душа моя вступает ,

Как  Персефона в  легкiй круг ,

И в  царствe мертвых  не бывает 

Прелестных  загорeлых  рук .

2

Зачeм  же лодкe довeряем 

Мы тяжесть урны гробовой

И праздник  черных  роз  свершаем 

Над  аметистовой водой?

Туда душа моя стремится,

За мыс  туманный Меганом ,

И черный парус  возвратится

Оттуда послe похорон .

3

Как  быстро тучи пробeгают 

Неосвeщенною грядой,

И хлопья черных  роз  летают 

Под  этой вeтреной луной,

И, птица смерти и рыданья,

Влачится траурной каймой

Огромный флаг  воспоминанья

За кипарисною кормой.

4

И раскрывается с  шуршаньем 

Печальный вeер  прошлых  лeт 

Туда, гдe с  темным  содроганьем 

В  песку зарылся амулет .

Туда душа моя стремится,

За мыс  туманный Меганом ,

И черный парус  возвратится

Оттуда послe похорон .

x x x

Когда на площадях  и в  тишинe келейной

Мы сходим  медленно с  ума,

Холоднаго и чистаго рейнвейна

Предложит  нам  жестокая зима.

В  серебряном  ведрe нам  предлагает  стужа

Валгаллы бeлое вино,

И свeтлый образ  сeвернаго мужа

Напоминает  нам  оно.

Но сeверные скальды грубы,

Не знают  радостей игры,

И сeверным  дружинам  любы

Янтарь, пожары и пиры.

Им  только снится воздух  юга,

Чужого неба волшебство.

-- И все-таки упрямая подруга

Откажется попробовать его.

1917

x x x

Среди священников  левитом  молодым 

На стражe утренней он  долго оставался.

Ночь iудейская сгущалася над  ним ,

И храм  разрушенный угрюмо созидался.

Он  говорил : Небес  тревожна желтизна,

Уж  над  Евфратом  ночь, бeгите, iереи.

А старцы думали: Не наша в  том  вина.

Се черно-желтый свeт , се радость Iудеи.

Он  с  нами был , когда на берегу ручья

Мы в  драгоцeнный лен  субботу пеленали

И семисвeщником  тяжелым  освeщали

Iерусалима ночь и чад  небытiя.

1917

x x x

1

Золотистаго меду струя из  бутылки текла

Так  тягуче и долго, что молвить хозяйка успeла:

Здeсь, в  печальной Тавриде, куда нас  судьба занесла,

Мы совсeм  не скучаем , -- и через  плечо поглядeла.

2

Всюду Бахуса службы, как  будто на свeтe одни

Сторожа и собаки. Идешь -- никого не замeтишь.

Как  тяжелыя бочки, спокойные катятся дни.

Далеко в  шалашe голоса: не поймешь, не отвeтишь.

3

Послe чаю мы вышли в  огромный, коричневый сад ,

Как  рeсницы, на окнах  опущены темные шторы,

Мимо бeлых  колонн  мы пошли посмотрeть виноград ,

Гдe воздушным  стеклом  обливаются сонныя горы.

4

Я сказал : Виноград  как  старинная битва живет ,

Гдe курчавые всадники бьются в  кудрявом  порядкe.

В  каменистой Тавриде наука ?ллады -- и вот 

Золотых  десятин  благородныя ржавыя грядки.

5

Ну, а в  комнатe бeлой, как  прялка, стоит  тишина,

Пахнет  уксусом , краской и свeжим  вином  из  подвала.

Помнишь, в  греческом  домe любимая всeми жена,

Не Елена -- другая -- как  долго она вышивала.

6

Золотое руно, гдe же ты, золотое руно -

Всю дорогу шумeли морскiя тяжелыя волны,

И, покинув  корабль, натрудившiй в  морях  полотно,

Одиссей возвратился, пространством  и временем  полный.

1917

x x x

В  тот  вечер  не гудeл  стрeльчатый лeс  органа.

Нам  пeла Шуберта родная колыбель,

Шумeла мельница, и в  пeснях  урагана

Смeялся музыки голубоглазый хмель.

Старинной пeсни мiр  коричневый, зеленый,

Но только вeчно-молодой,

Гдe соловьиных  лип  рокочущiя кроны

С  звeриной яростью качает  царь лeсной.

И сила страшная ночного возвращенья,