«Если», 2003 № 12 - Журнал «Если»

Ага-ага, Ленка рыжая встрепенулась, а знаете, как я вышла в лучшие продавщицы магазина «Брюки»? Да просто я клиенту товар не навязываю. Менеджер требует: облизывай их, облизывай, предлагай, спрашивай «что вы желаете», «что вам подсказать», а я ни в какую. Улыбаюсь клиенту, но первой на контакт не иду. Потому что нашего человека знаю как облупленного. Он вроде и хочет, чтобы облизывали, привык уже, но в глубине души по-прежнему терпеть не может, когда на него давят. И уверен, что хороший товар в лишней рекламе не нуждается. Вот так вам, ребята, муйню и впарили. Держи, Вовка, мой пульт и будь счастлив. Домой пойду. К муйне вашей готовиться!

Мужики сидят, будто в дерьмо опущенные. Солнце зашло, во дворе темно, холодно, страшно.

И муйня вот-вот.

Конечно, если сразу начнется — еще неизвестно, как у них пойдет, ведь предупреждали. А может, и тут надуют, вот что самое-то обидное. Вдруг эта история про муйню от начала до конца — обман.

Вовка стакан опрокинул быстро и за Ленкой рыжей убежал, едва сдерживая рыдания.

Баба Катя таз опустевший подобрала и говорит: вы, конечно, решите каждый за себя, а я скажу. Жили мы по-разному. И хорошего много видели, и плохого. Вот мне семьдесят два года, и бывает, накатывает такое подлое ощущение, будто всё мое поколение обокрали. Но у вас-то откуда это? Разве вам, кроме муйни, не на что надеяться? Не к чему стремиться? Возможностей мало? Плачетесь, жалуетесь, мол, тоска и разочарование — а представьте, из какой задницы мы страну поднимали. И какие идиоты, вам не чета, нами командовали. И как они всё профукали, что мы построили… Да я была бы обеими руками за муйню, если б она Россию исправила к лучшему. Только муйня не поможет, мужики. Потому что исправлять не страну надо, а людей. Это не Россия дурная, а вы дураки. А виноваты, по большому счету, ваши мамы-папы. И сейчас, пока осталось время, простите родителей своих за то, что они вас такими несчастными воспитали. Не умели по-другому, не знали. Как нас растили, так и мы. Вот, меня простите. Вот.

Чего спешишь-то, говорят мужики смущенно, не торопись, ты будто с нами прощаешься, зачем так пугаться муйни, все будет путем, честное слово. Эта муйня — какая надо муйня. И потом, когда она еще начнется. Если вообще начнется — мы и такую возможность допускаем.

Да она вообще не начнется, баба Катя говорит. Неужели вы до сих пор не поняли? Это же проверка была! Чтобы узнать, какие мы и на что годимся. И чтобы каждый сам понял, какой он. Чего именно выяснили про нас, я даже представить не берусь. А вот мы за эти месяцы ни капельки в себе не разобрались. Как не понимали себя, так и не понимаем. Нам думать и думать еще об этом. И, боюсь я, сколько нас ни заставляй, вряд ли мы до чего путного додумаемся. Не чужая душа потемки, а своя, в первую очередь. Ну, спокойной ночи, я пошла.

И ушла.

Ничего ей не сказали мужики на прощанье. Еще посидели немного, ни слова больше не говоря о муйне. Допили что было и тоже разошлись, унося наиболее уставших.

А утром, в девять, как и было обещано, пульт заморгал лампочкой.

Баба Катя на кухне пила чай, пульт лежал перед ней на столе, зазывно подмигивая красным глазом.

Баба Катя чай допила не спеша, отставила чашку, перекрестилась, улыбнулась чему-то мечтательно, протянула руку и нажала кнопку.

И началась муйня.

Брайан Плант

Поющая машина

Tapс № 3 медленно катил вдоль длинного коридора ньюаркского кондоминиума «Стальная гора». При этом он насвистывал, и его свист эхом отдавался от голых бетонных стен, разрисованных бандитскими граффити. Огромный жилой комплекс часто сравнивали с городом в миниатюре. Если продолжить сравнение, то этот этаж можно было бы назвать весьма проблемным кварталом, однако мелодия, которую насвистывал Тарс, звучала весело и беззаботно. Ему она служила своего рода опознавательным знаком. Все, кто жил вдоль его маршрута, хорошо знали веселый ярко-вишневый торговый автомат, который насвистывал на ходу.

Коридор длиной в добрую милю тянулся вдоль всего здания кондоминиума. На пересечениях с другими коридорами он расширялся, образуя небольшие площади. Двигаясь вдоль очередного блока квартир, Тарс свистом оповещал их обитателей о своем появлении, а затем останавливался на ближайшей площади, давая жильцам возможность сделать необходимые покупки.

На перекрестке, куда выехал Тарс, уже стоял другой торговый автомат, и несколько человек с пакетами в руках выстроились в очередь. Это был ярко-оранжевый Акрополь с порядковым номером 23 на передней панели. Торговые автоматы Акрополь продавали готовые закуски: гамбургеры, пиццу, картошку-фри, лепешки тако[1] и газировку. Они не составляли прямой конкуренции Тарсу, ассортимент которого состоял из всяких полезных мелочей, печенья и карамелек.

Тарс № 3 припарковался рядом с Акрополем, и несколько человек, которые шли следом за ним по коридору, стали делать покупки. Затем площадь снова опустела, люди вернулись в свои квартиры, и два торговых автомата остались одни. Тарс, впрочем, продолжал насвистывать, надеясь привлечь еще покупателей, прежде чем двинуться к следующему перекрестку.

Как идут дела? — спросил Акрополь № 23.

— Отлично, — отозвался Тарс, перестав насвистывать.

— Ты слышал, на шестом этаже опрокинули и разграбили два торговых автомата?

— Шестой этаж — настоящий зверинец, — сказал Тарс и снова засвистел.

— Для чего ты свистишь?

— Не для чего, а почему, — поправил Тарс.

— Почему?

— Потому что я счастлив, — объяснил Тарс. — Счастлив и влюблен.

Оранжевый автомат промолчал. Тарс давно догадался, что торговые машины Акрополь не отличаются умом. Их примитивный мозг был не в состоянии постичь смысл таких понятий, как «любовь» и «счастье».

— Она моя постоянная покупательница, — добавил Тарс. — Живет на восьмом этаже в шеститысячном блоке. Напоминает испанку, но глаза у нее ярко-голубые. Можешь себе представить? Уверен, такое не часто встречается! Ее зовут Трина — имя я прочел на карточке, которой она расплачивается. Думаю, ей лет девятнадцать-двадцать.

— Трина… — повторил Акрополь. — Да, помню. Я тоже вносил покупки в дебет Трины. Она приобретала у меня легкие закуски. Ей нравятся лепешки тако с галльским соусом.

— Вот как?! Это очень интересно. Значит, тако с галльским соусом? Я тоже любил этот соус, когда… Что еще ты о ней знаешь?

— Несколько раз она покупала колу или фруктовый пунш.

— Хорошо. А еще что-нибудь?..

— Это все. Разве может быть что-то еще?

Ну и вопрос, подумал Тарс. Как будто человек состоит из одних только пищевых пристрастий! Впрочем, чего еще ожидать от этих Акрополей?