Смех и грех - Евгения Изюмова

На выходные многие отдыхающие уезжали домой «на побывку», поскольку процедурные кабинеты и бассейн не работали. Мы же с сынулей остались и никуда, кроме столовой, не выходили из номера, потому что соседи нам оставили свой прокатный телевизор, а программа в тот день была очень интересная. Мы смотрели какой-то захватывающий боевик, и вдруг услышали стук в окно.

Сам по себе такой стук - дело совсем не удивительное, но жили мы на втором этаже, а время, заметьте, было зимнее. Я откинула штору и увидела незнакомого парня на балконе.

- Чего тебе? - спросила недовольно я, нимало не удивившись весьма странному его появлению на балконе.

- Скажите, пожалуйста, где десятый номер? - донесся через форточку вежливый вопрос, и я махнула на стену, где был этот самый номер. Парень благодарственно кивнул и полез на соседний балкон. Я же преспокойно вернулась к телевизору. И тут…

«Стоп! - прокричало всё во мне. - Да ведь он постучал не в дверь, а в окно! А там - балкон, и холодно».

Я велела сыну бежать за швейцаром, а сама ринулась на балкон.

- Эй, стой! Ты кто? - заорала я парню, который миновал восьмой номер и заглядывал в окно десятого. - Стой, зараза! - и как была в одном спортивном костюме, полезла следом (и хоть бы на секунду забоялась!) за явно преступным элементом. Кем же он мог быть, шастая ночью по балконам санатория, где, между прочим, два дня назад непостижимым образом пропал из холла ковер?

Ну, как пропал - это было не так уж и непостижимо: через балконную дверь холла, куда вор «вышел» вместе с ковром, а потом спрыгнул на козырёк крыльца, а оттуда - в сугроб. Непонятным было, как удалось вору без шума открыть заколоченную дверь и удрать незамеченным с такой громоздкой ношей?

Вызванные оперативники-милиционеры поглазели на дверь, на снежную кучу, на глубокие следы на ней, походили, ухмыляясь, по зданию и то ли в шутку, то ли всерьёз высказали идею, что, дескать, кражу совершили работники санатория. Но те были так ошарашены пропажей, что трудно было заподозрить в ком-либо вора. Хотя смешная возникла ситуация: ковер спёрли под самым носом у швейцара, а он - ни сном, ни духом…

Все эти события были свежи в памяти, потому-то я так резво и бросилась за незнакомцем.

- Эй, - закричала я во всё горло. - Стой! Милицию позову, стой!

Упоминание о милиции явно не понравилось злоумышленнику, а может, он был не храброго десятка да и не ожидал, что какая-то бешеная тётка бросится за ним, улепётывал потому так шустро, что пока я перебиралась на балкон восьмого номера, парень достиг уже конца корпуса и метался на последнем балконе, не зная, куда деваться. А бешеная тётка, то есть я, переползла уже на «десятый» балкон, и нервы бедняги не выдержали: он сиганул вниз.

- Ох, ты… - застыла я, стоя на перилах балкона и вцепившись в перегородку, что разделяла смежные балконы. - Убьёшься ведь, дурак! - крикнула я запоздало.

Следом раздался мощный хор: «Ты что? Ноги переломаешь!» - обращенный неизвестно кому (злоумышленнику или мне, поскольку оба находились в рискованной ситуации) - это на балкон нашего номера влетела возбуждённая ватага персонала и отдыхающих.

Но парень уже барахтался внизу, выгребая из сугроба подальше от корпуса к дорожке. Зато ноги чуть не переломала я, потому что, чувствуя себя виноватой, ведь, если бы не бросилась за парнем вдогонку, он бы не спрыгнул вниз, я была готова ринуться вниз к нему на помощь, но вдруг подумала: «Если что, как дети?» - от мысли такой руки мои ослабли, я и в самом деле чуть не рухнула с перил.

Эта здравая мысль часто меня останавливала от многих безрассудных поступков, остановила и сейчас. Поэтому я не прыгнула вниз, но и не вошла нормально в десятый номер через балконную дверь, чтобы вернуться к себе. Ошалевшая от сих стремительных событий, я полезла обратно, вздрагивая от страха: сверзиться вниз с балконных перил можно запросто. На том, казалось бы, инцидент был исчерпан, правда, надо мной долго беззлобно посмеивались: «К тебе молодой кавалер лез, а ты перепугала парня насмерть».

А лицо злоумышленника я, как ни странно, запомнила - смуглое, чернобровое, но русское лицо: курносое, с толстыми губами. Однако я и предположить не могла, что и этот странный случай, и моё выкаблучивание на вечере танцев, выйдут мне боком, да ещё каким острым боком!..

Промелькнуло несколько месяцев, в течение которых я неоднократно влипала во всякие истории, на сей раз любовные. Одна была ничем не примечательна, а вот другая… О, стоит рассказать о ней, хотя до сих пор не знаю, как назвать себя: простофилей или высокоморальной дамой.

В порядке отступления хочу сказать, что, если Иоанна Хмелевская всю жизнь искала блондина своей мечты, то у меня не было болезненного пристрастия к какой либо определенной мужской масти - чёрной, рыжей, блондинистой или пегой. Каурые и чалые мне вообще не попадались. «Главное, - убеждала я всегда себя, - лишь бы человек был хороший».

Говорят, что только раз в душе сады цветут, имеется в виду, конечно, любовь. А я так думаю, что сады в душе могут закипеть белым пьянящим цветом и не раз, и не два - мой муженёк мне это наглядно доказал. Правда, ко мне такая мысль пришла уже после развода и впоследствии по мере приобретения определенного опыта окрепла. И пусть любовь приходит не один раз, пусть в душе всегда будет цветущий сад, а не убогая пустыня. И опять же: странные, необыкновенные и до чего же разные мы люди - женщины. У одной душа нараспашку, а у другой она таится, пугливая, за семью дверями, это всё, как говорится, зависит от натуры и воспитания. И пугливая робкая женская душа, если мужчина сумеет подобрать ключики ко всем дверям, может оказаться намного вернее своей любви, чем та, что готова впустить в свою «дверь» кого угодно.

Была у меня приятельница, вроде, по натуре добрая, а всё как-то с подковыркой у неё выходило, словно выставить на смех собеседника хотела. Может, и не хотела, а так у неё получалось. Она постоянно искала мужчину своей мечты, и вот судьба толкнула нас, разведёнок, навстречу друг другу, и, несмотря на различие характеров, мы подружились. Но даже мне она умудрилась однажды свинью подложить - не в год Свиньи будь сказано.

Сижу я как-то дома, вся в хандре и унынии - бывают же такие минутки у каждого. И вдруг - звонок в дверь. Ругнувшись, кого, мол, принесло, пошла открывать. И обомлела.

На пороге стояла моя подруга Алевтина с двумя офицерами под ручку. Естественно, я не могла перед её носом дверь захлопнуть, впустила, хоть радости особенной не ощутила от лицезрения двух подпитых мужиков. Подруженька мне пошептала:

- Понимаешь, у меня дома ни крошки, а у ребят - бутылка, вот я их к тебе и привела. Не ругайся.

Я и не стала, потому что Алевтина пьяницей не была, охотно верила, что и пожевать у нее дома тоже ничего нет, поскольку была несколько безалаберной дамой, бездетной, и могла всю зарплату потратить на новые сапоги, платье или ещё что-либо подобное, а потом сидеть дома голодной, однако счастливой, созерцая купленную вещь. Кроме того, я оценила её «заботу» обо мне - ведь и для меня хахаля привела, правда, ей прежде не грех было и спросить, нужен ли он мне на сей момент. Я приготовила закуску, накрыла на стол. Гости выставили бутылку. Я добавила ещё вина - терпеть водку не могу, и стала наблюдать, как развернутся события.

А разворачивались они своеобразно. Альке с хахалем не терпелось до её хаты бежать, не брать же с собой третьего лишнего, они и так для него доброе дело сделали: к женщине доставили - знай только инициативу проявляй. Но я все шуры-муры «третьего лишнего» воспринимала довольно холодно. Конечно, Алька поняла, что совершила глупость, явившись ко мне, и очень расстроилась, предполагая, что я развредничаюсь окончательно и выставлю всех троих за дверь, что её явно не устраивало. А «третий лишний» между тем с горя упился: рассчитывал на горячий приём и тёплую постель, а встретил холодное отношение, и спать он будет вообще неизвестно где. Однако, как человек военный, надежды на победу не терял, и - вот болван! - начал, заплетаясь языком, рассказывать мне о своей жене. Вместо того чтобы наплести мне семь вёрст до небес что-нибудь про мои ясные очи или ещё какие-либо женские прелести, капитан (Алька была с майором), почти плача, изливал душу:

- Я свою одеваю во всё импорное, из Англии.

- Что, прямо оттуда? - поддела я.

- Ага! - с пьяной гордостью заверил незваныйёгость. - И деньги ей все отдаю.

- Мешками? - подковырнула я.

- А что? Почти мешками! Знаешь, как я зарабатываю? В отпуск иду - билет бесплатный хоть куда, за квартиру платим вдвое меньше, я здоров, как бык, а мне деньги на оздоровление ещё дают… А ей - мало. Гуляет! Это надо же?! Гуляет! Ну что, я плохой, да? - он попытался встать из-за стола и показаться во всей красе, но рухнул обратно на стул. - Мне ребята говорят: «И ты гуляй!» А я не могу, я её люблю, - и заплакал.