Большая книга ужасов 2017 - Ирина Щеглова

Полустертые тиснения имен: Фенимор Купер и Жорж Санд, Александр Дюма и Роберт Льюис Стивенсон, Вальтер Скотт и Джек Лондон… Их всего несколько десятков, но они потрясающие!

Может быть, Гоголя?

Нет, почти наизусть знаю.

Трогаю пальцами корешки, вытаскиваю наугад:

А. К. Толстой «Избранное». Открываю и читаю – «Упырь».

Как раз соответствует настроению.

Бал был очень многолюден. После шумного вальса Руневский отвел свою даму на ее место и стал прохаживаться по комнатам, посматривая на различные группы гостей. Ему бросился в глаза человек, по-видимому, еще молодой, но бледный и почти совершенно седой…

Непривычный текст, как бы нарочно замедленный, изобилующий мелкими деталями и подробностями, устаревшие слова и выражения – мне приходилось вчитываться, я старалась представить себе бал и бледного Рыбаренко с его жутковатым рассказом о мертвецах, затесавшихся меж живыми.

– Смотрите-ка, как смешно прыгает этот офицер, – сказала толстая девица. – Эполеты так и бьют по плечам, того и гляди пол проломает…

Я рассмеялась, потому что плясун был очень маленького роста, а подпрыгивал как кузнечик, все выше и выше.

Руневский танцевал с Дашей, толстую девицу пригласил маленький офицер, все кружились, и люди, и вампиры, мелькали лица, подрагивало пламя свечей, вспыхивали бриллианты, и все двигалось, шуршало, пламенело.

Бал меня отвлек, а ведь я должна была предупредить Дашу, чтоб она ни в коем случае не соглашалась ехать на дачу к Бригадирше!

Погасли свечи, умолкли скрипки, остановилась бешеная пляска, я потеряла из вида Дашу и Руневского – что теперь с ними будет?

Разъезжались усталые гости.

Глухая полночь, меня давно ждут дома, волнуются.

Бегу по темной заснеженной улице – вот наш дом, окна веранды светятся, толкаю дощатую калитку.

Крышка гроба, прислоненная к штакетнику у крыльца, кажется алой. Нашитое из белых полосок ткани восьмиконечное распятие резко выделяется на этой пронзительной красноте. Три ступеньки, у средней незакрепленная доска, много раз чиненая.

Женщина стоит передо мной в потоке электрического света, бьющего с веранды, – загорелая, черноволосая, в красной кофте с глубоким декольте и узкой черной юбке, широко и весело улыбается мне, спрашивая: «Кто там?»

– А вы кто?

– Своя!

Присматриваюсь, но никак не могу вспомнить… Дальняя родня, что ли…

– А гроб во дворе зачем? – недоумеваю я.

Неизвестная делает серьезное лицо и тихо сообщает:

– Недолго осталось…

– Кому?

– Всем!

– Простите, что вы несете?! Кто вы такая?! Я вас не знаю, так что убирайтесь отсюда, и гроб свой прихватите.

Она как ни в чем не бывало идет на веранду и продолжает орудовать у плиты. Несколько ошалев от ее наглости, вхожу следом:

– Что вы делаете?

– Поминальный обед.

– Еще чего! – возмутилась я. Схватила ее за руку и потащила вон из дома.

Она и не сопротивлялась, только посмеивалась.

Сошла с крыльца, но направилась почему-то не к калитке, а во двор, к сараю.

– Эй! – крикнула я. – Пошла вон отсюда!

А она будто не услышала. Шмыг к лестнице – и мгновенно взлетела на сеновал, мелькнула алым пятном и юркнула под крышу.

Я бросилась за ней, поднялась по лестнице, дернула дверцу – заперта изнутри.

Кулаком стукнула:

– Немедленно выходи!

Прислушалась – тишина. Но как будто дымом потянуло.

– Да ведь она там пожар устроила! – испугалась я. – Сарай сожжет и сама сгорит!

Густой дым полез из щелей меж досками сеновала.

Я закашлялась и открыла глаза.

Снова скверный сон, значит…

Глава 4

На горке

Морозный рассвет в окно; солнце в сверкающей дымке, запуталось в ветвях вишен, снопы колючих лучей, сквозь разрисованные инеем стекла.

Я зажмурилась. Вылезать из-под одеяла не очень-то хочется, повернулась на бок, как вдруг вчерашняя книга соскользнула с дивана и глухо стукнулась об пол.

Бабушка в соседней комнате растопила печь, слышно, как потрескивают дрова, позвякивает посуда.

Надо вставать.

В умывальнике ледяная вода, стою, поеживаясь.

– Ты чего же без тапок, – беспокоится бабушка, – ну-ка, обуйся! – и подсовывает мне войлочные шлепанцы.

На печи кастрюлька – в ней пшенная каша, розовая от томления. К каше положены яйца вкрутую, да еще бабушка затевает жарить гренки из батона.

Дед выходит из своей комнаты, спрашивает, хочу ли я какао. Когда я была маленькая, он мне сам варил его. Но я какао не хочу, мне бы проглотить завтрак – и к друзьям, на горку.

За ночь снегу намело – из дома не выйти.

Мы с дедом, вооружившись лопатами, расчистили двор и дорожку к калитке и за калиткой. Наметали по краям стены снежные.

По улице трактор проехал, протащил две покрышки следом, утрамбовал дорогу, чтоб машины не вязли.

Часам к десяти управились.

– Ба, я с ребятами! – крикнула от дверей.

Санки детские, старые, полозья проржавели. Ну да ладно.

Бегу на горку, а там уж наши все собрались, мальчишки ведра от колонки таскают, утаптывают снег, заливают водой. Расквасили в снежную крупчатую кашу, но мороз с утра знатно прихватывает, быстро обледенеет горка.

– О, гляди-ка, уже санки притащила! – Увидев меня, Колька захохотал, за ним и остальные стали посмеиваться.

– Ладно, чего вы, – прикрикнула Раечка. – К вечеру хорошо схватится, раскатаем.

– Привет всем, – поздоровалась я, чуть запыхавшись. – Да они негодные, наверно, – кивнула на санки, – притащила просто так.

Здоровяк Юрец выхватил у меня веревку от санок:

– Ладно, дай-ка сюда, мы их щас враз починим! – И потащил на склон, там, где покруче, упал животом, оттолкнулся руками и ногами, ребята бросились помогать. Санки пошли медленно, юзом, скрипели полозья, оставляя на белоснежном снегу ржавые следы.

Я подошла к Раечке. Она с девчонками – соседкой, насмешливой хорошенькой Валюшкой и тихоней Ксюшей, что живет за оврагом, – сидела на лавке у деревянного стола. Валюшка рассказывала что-то веселое, Раечка переплетала Ксюшину каштановую косу.

Кивнула им, здороваясь, придвинулась к подруге и спросила негромко:

– Слушай, я тут думала насчет твоей ловушки…

– Да ну ее, – Раечка поморщилась. – Убрала и банку помыла на всякий случай…

– А… – протянула я разочарованно. – Знаешь, кажется, до меня дошло, как ее правильно сделать.

Девчонки навострили уши.

– Больше двух, говори вслух, – потребовала Валюшка.

Раечка покосилась на меня и хмыкнула:

– Да ничего особенного, обсуждаем ловушку для чертенка.

Девчонки заинтересовались.

– Это какую? – переспросила Валюшка. – Я знаю, моя бабка в юности как-то по-особому травы сплетала в ночь на Ивана Купалу, там еще заговор специальный нужен…

Ксюша испуганно ойкнула:

– Охота вам с нечистой силой связываться!

– Да никто не связывается, – отмахнулась Раечка, – мы просто так болтаем.

– И просто так не надо, – тихо попросила она, – сейчас самое глухое время, разгул всякой нечисти.

– Выдумаешь тоже! – хохотнула Раечка. – Бабкины сказки! А как же гадания всякие, рождественские и крещенские? Всегда все у нас гадали – и бабки, и мамки.

– Так то на Рождество, – попыталась оправдаться Ксюша.

– Да чего ты трусишь? – удивилась Валюшка. – У каждого сено с лета припасено, и косили все в одно время – на Купалу, вот уж где черти попрятались! – И она рассмеялась.

Тут я вспомнила, что хотела рассказать:

– Девчонки, подождите, я насчет сена не знаю, а вот ловушка с банкой, когда чертик по нитке в нее спускается – мне кажется, там все дело в книге…

– А, ты про это, – вспомнила Валюшка. – Я в прошлом году хотела поймать, утащила у бабки Библию, так она узнала и выдрала меня.

Раечка покрутила пальцем у виска:

– Ты совсем ку-ку, это же священная книга!

– Так я и подумала… – начала было Валюшка.

– Выдумала тоже! – У Ксюши от страха побелели щеки. – А если бы тебя Бог наказал?!

– Чей-то?! – Валюшка хоть и храбрилась, но тоже испугалась. – Я ж просто пошутила!

Мальчишки с криками и гиканьем носились с горки на моих разваливающихся санках. Захотелось к ним, прокатиться вниз со свистом в ушах, вываляться в снегу, с хохотом и визгом.

Но мысль о ловушке накрепко засела в голове и не отпускала:

– Библия тут ни при чем, – сказала я, – надо книгу с заговорами взять и нитку пропустить между страниц. Думаете, раньше ведьмы как чертей вызывали? У них ведь специальные книги были, колдовские, с заклинаниями – гримуары назывались. У каждой ведьмы своя такая была, из поколения в поколение передавалась. Каждая владелица записывала новые заклинания. Вот такую книгу и надо подкладывать в ловушку для нечистой силы.

– Ну ты нагородила! – Раечка принужденно рассмеялась. – Где же такую взять? Чай, мы тут не ведьмы.

Я кивнула, но решила высказать свои предположения:

– А тетрадь твоей прабабки? Чем не гримуар?