Провинциальный роман. Книжная девочка - Наталья Шумак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вася громоподобно чихнул.
— Точно. Все правда. Царствие небесное Арине Федоровне. Никто больше так ко мне не относился. Когда я с тобой познакомилась, лапуля, то просто обалдела. Ну, думаю дела. Первый раз в жизни встречаю человека с бабкиным именем-отчеством.
— А помнишь, как мы подружились?
— Ну, еще бы! Вась? Мы тебе рассказывали?
Он отрицательно покачал головой.
— В школе. Арину в нашем классе чморили.
Виноградова продолжала говорить. Иногда смеяться.
Арина уже не слышала. Провалилась в воспоминания. Не слишком приятные, а если быть честной перед собой, совершенно отвратительные, мерзкие, ненавистные воспоминания.
В этот класс она пришла в середине учебного года. И первые два-три дня ее никто не трогал. Все присматривались к новенькой. А она, бедняжка, нет, идиотка безмозглая, не ведала правил игры, не знала, что козырная пятерка (две Ольги и их свита) терпеть не могла отличников. Учителя осыпали Родионову заслуженным дождем из пятерок. Арина всегда училась легко и с удовольствием. Любила отвечать у доски. В прошлой школе это казалось нормальным. Очень сильный класс. Чуть не треть круглые отличники. Вслед за вопросом учителя вырастал лес нетерпеливых трепещущих рук. В прошлой школе? Вернее в прошлой жизни. Как некстати взмывала над партой ее рука. На каждом уроке. Снова и снова. Одноклассники были ошеломлены ее рвением, знаниями. Козырная пятерка вынесла приговор — смерть подлизе!!! И понеслось…
Клей, кнопки, украденный дневник, флакон туши, вылитый в портфель, дурацкие надписи на доске…
Ее травили радостно и жестоко. Класс присоединился к заводилам. Стадо оно и есть стадо. Жизнь превратилась в пытку. Арину жарили на медленном огне. Если бы у нее было чуть больше силы и умения общаться со сверстниками, немного житейской смекалки и выдержки. Если бы. Терновый венец жег лоб. И некому было пожаловаться, не с кем посоветоваться. Абсолютно. Родители развелись и разъехались по Тьмутараканям. Бабушка — божий одуванчик, которой подбросили внучку, варила ей каши и супы. На большее она просто не была способна.
Арина валилась в яму. Все глубже и глубже. Вот-вот края сомкнутся над головой. Ни одного приятного мгновения за пять с половиной месяцев учебы. Изобретательность козырной пятерки не имела границ. Перейти в другую школу? Арина попробовала переговорить с бабушкой об этом. Ведь завуч сказала, что без заявления опекуна никто не выдаст документы.
Старушка замахала руками: «Что ты, что ты! Ездить за тридевять земель? Часами выстаивать на остановках? Простынешь. Заболеешь. Не складываются отношения с одноклассниками? Ерунда, какая. Поговори с учителкой. Пусть она свое хулиганье приструнит»!
Нет, решительно ничего хорошего из разговора с бабушкой не вышло. Абсолютно. Дом снесли. Дали двухкомнатную квартиру в микрорайоне. Двухкомнатной она естественно была лишь по названию. Арина разместилась в крошечной клетушке наподобие той, в которой Федор Михайлович поселил студента Раскольникова. На нее это было вполне похоже: предложить лучшую комнату больной бабусе и не слушать никаких возражений. В прежнем деревянном жилище не было воды, канализации, газа. Трущоба, да и только. Но власти решили строить на окраине новый автовокзал, а посему кой-какие лачуги были снесены. Родионовская хибарка, слава Богу, стояла в нужном месте, прямо посредине будущей бетонной махины. Так Арина и бабушка невзначай вытянули счастливый билет. Вернее это был билет, поделенный пополам невидимой чертой. Радость для бабушки и море слез для внучки: умницы, отличницы.
«Да как же нам теперь хорошо, золотая моя. И теплый туалет, и ванная. И помыться дома. И жопу зимой не морозить».
Как там было написано над входом в печально знаменитом концлагере — «каждому свое»? Так и получилось.
Арина едва могла терпеть ежедневную пытку, а бабушка без конца всплескивала руками и повторяла.
— Как хорошо получилось. Как хорошо получилось. Как хорошо.
Арина тихонько плакала, закрывшись в ванной и включив воду. Собираться и идти в школу — хуже, чем на каторгу.
— Не хочу. Ненавижу.
Твердила она своему отражению по утрам, выстаивая перед зеркалом положенные полчаса. Косу колоском заплести — это не шутка.
— Не хочу.
Обуться (старые расшлепанные сапожки), одеться (теплая вязаная кофта, коричневая на пуговицах, давнее бабушкино рукоделие, сейчас она уже не вяжет — глаукома, глаза не те), напялить видавшую виды куртку. Ух, как противно все время носить старье. Только шапочка, шарф и варежки были новыми (из чудесного серого пуха — подарок крестной в честь новоселья) и отправиться в путь. Что может быть ужаснее подобного утра? Только десятки, сотни их. Подхватить с пола потрепанный портфель, неприподъемный от учебников и тетрадей. Одноклассники хитрили. Договаривались между собой, чтобы носить поменьше книг. Половину один. Половину — сосед. Но кто будет делиться с парией? Арина сидела одна. На свободное место рядом с ней претендентов само собой не находилось. Спуститься с третьего этажа, бегом вприпрыжку. Это бабуся ползет по двадцать минут, беззлобно поругивая крутые ступени. Вселить то вселили, но дом еще тот… Ткни и рухнет. Ветхие балконы. Сто раз в году замазываемая трещина через весь угол у первого подъезда. Как боевой шрам на лице ветерана. Протекающая крыша. Впрочем, крыша мало ли у кого не в порядке. Темный грязный двор, пять секунд и ты на перекрестке, по обе стороны дороги сплошь заставленном такими же домами, как и тот, в который переехала Арина. Покосившиеся щербатые здания, давным-давно некрашеные заборы. Этот район столетних четырехэтажек называли клоповником, не из-за обилия насекомых, конечно, а потому, что улица, пересекающая его из конца в конец, именовалась Клапановой. Русское ухо к каламбуру не глухо. Путь до школы — пять минут, если идти быстрым летящим шагом, обычная походка Арины. Тоже, впрочем, оставшаяся в прошлом. Если плестись по-черепашьи, глядя себе под ноги, втянув шею и сутулясь — можно растянуть удовольствие минут на десять, двенадцать. Предупредительный звонок Арина слышала уже в дверях. Пять минут до первого урока. Что ж, спуститься в подвал, переобуться, сунуть в рукав куртки кофту и шапку. Пора подниматься наверх к кабинету. Тернист путь. Семенов — веснушчатый улыбчивый великан небрежно пихает ее локтем.
— Не загораживай дорогу, Швабра.
Швабра это новое прозвище. Пушистая челка тут ни при чем. Просто козырная пятерка, оттачивая свое остроумие, придумывает свежие клички для новенькой каждую неделю. Арина закусывает губу. Симпатяга Семенов уже взлетел вверх по лестнице, на третий этаж, к кабинету математики. Алгебра. Кстати контрольную обещали. Какая разница? Арина любила контрольные. Класс, поглощенный работой, хоть на сорок пять минут забудет о Швабре. У дверей толпились и гудели, кто-то заглядывал в замочную скважину.