Путь в Версаль - Голон Анн

– Что это… что это такое? – в ужасе промолвила Анжелика. Такое зрелище казалось ей нереальным, она боялась, что сошла с ума.

Взобравшись на могилу, карлик Баркароль с удивлением разглядывал ее:

– Оссуарии! Оссуарии кладбища Святых Мучеников. Самые прекрасные оссуарии Парижа!

И, помолчав, добавил:

– Ты что, с неба свалилась? Ты что, никогда этого не видела?

Анжелика присела рядом с ним. После того как она, не помня себя, расцарапала ногтями лицо того шутника, ее оставили в покое и больше с ней никто не заговаривал. Если кто-нибудь обращал на нее заинтересованный или игривый взгляд, немедленно раздавался голос:

– Она наша, поосторожней, братцы.

Анжелика не заметила, как только что почти пустынное кладбище постепенно заполнилось страшной толпой оборванцев.

Она не могла оторвать взгляд от оссуариев. Ей было невдомек, что эта жуткая страсть сваливать скелеты в кучи присуща Парижу. Все основные парижские церкви пытались оспорить это право кладбища Святых Мучеников.

Ей это место казалось ужасным, а карлик, напротив, находил его великолепным. Он пробормотал:

– Смерть наконец бросила им вызов.

Анжелика медленно повернулась к нему.

– Да ты просто поэт, – сказала она.

– Это сочинил не я, а Грязный Поэт, Клод Ле Пти.

– Ты с ним знаком?

– Еще бы! Он же знаменитый памфлетист с Нового моста.

– Его я тоже хочу убить.

Карлик подпрыгнул, как жаба:

– Ты так не шути! Он мой приятель.

Баркароль оглянулся, призывая присутствующих в свидетели, и покрутил пальцем у виска:

– Сестренка спятила! Хочет всех укокошить!

Тут вдруг раздались какие-то возгласы, и толпа расступилась, дав дорогу странной процессии.

Во главе ее шел, семеня босыми ногами по грязному снегу, очень длинный и худой человек. Пышные седые волосы падали ему на плечи, лицо было лишено растительности. Можно было подумать, что это старуха, и, возможно, он и вправду не был мужчиной, несмотря на штаны и рваный плащ. У него были выступающие скулы, угрюмые и мрачные глаза прятались в глубоких глазницах. Он был лишен пола, подобно скелету, и столь же уместен в этом скорбном месте. Он нес длинную палку, на конце которой болталась дохлая собака.

Рядом с ним потрясал метлой толстый безбородый человечек. За этими странными знаменосцами шел шарманщик, крутя ручку своего инструмента. Оригинальность музыканта заключалась в огромной соломенной шляпе с нависающими полями, скрывавшими его почти до плеч. В полях были проделаны маленькие дырочки, сквозь которые поблескивали хитрые глаза. За ним следовал мальчик, усердно бьющий в медный таз.

– Хочешь, я назову тебе этих знаменитых благородных господ? – спросил у Анжелики карлик и добавил, подмигнув ей: – Тебе известен наш знак, но я вижу, что ты не из наших. Те, которых ты видишь впереди, – это Большой и Малый Евнухи. Вот уже много лет Большой Евнух находится на грани смерти, но он никогда не умрет. Малый Евнух стережет жен принца нищих. У него в руках знак отличия.

– Метла?

– Тсс! Не вздумай насмехаться! Под метлой подразумевается наведение порядка. Позади них шарманщик и его паж Лино. А вот и крали принца нищих.

Из-под грязных чепцов виднелись распухшие физиономии проституток с усталыми и томными глазами. Некоторые еще не утратили красоту, но все без исключения нагло посматривали по сторонам. Но только первая, подросток, почти ребенок, единственная еще выглядела свежей. Несмотря на холод, платье ее было расстегнуто, и она с гордостью выставляла напоказ свои молодые, едва расцветшие груди.

Затем шли факельщики, за ними мушкетеры со шпагами, далее следовали нищие и мнимые паломники Святого Иакова. Под скрежет и лязганье появилась тяжелая тележка, которую толкал великан с отвисшей нижней губой.

– Это Слюнтяй, идиот принца нищих, – объявил карлик.

Замыкал шествие человек с длинной седой бородой, в черном сюртуке, карманы которого были набиты пергаментными свитками. На поясе у него болтались три хлыста, чернильница и гусиные перья.

– Это Старый Пень – главный помощник принца нищих, он же ведает законами королевства нищих, – пояснил карлик.

– А где же сам он? – поинтересовалась удивленная Анжелика.

– В тележке.

– В тележке? – изумленно переспросила Анжелика и немного приподнялась, чтобы лучше видеть.

Тележка остановилась в центре кладбища, перед кафедрой. Так называли возвышение с пирамидальной крышей, к которому вели несколько ступенек.

Слюнтяй наклонился и взял что-то из тележки, потом уселся на кафедру и водрузил предмет себе на колени.

– Боже мой! – ахнула Анжелика.

Перед ней был принц нищих. Это существо обладало мощной грудью, переходящей в хиленькие и беленькие, как у двухлетнего ребенка, ножки. Огромную голову, поросшую черными курчавыми спутанными волосами, наполовину закрывала грязная черная повязка, под которой виднелись гнойники. Сурово сверкали из-под нависших кустистых бровей глубоко посаженные глаза. Он носил длинные усы с туго закрученными концами.

– Хе-хе-хе, – засмеялся карлик, которому удивление Анжелики доставляло большое удовольствие, – скоро ты убедишься, красотка, что у нас маленькие властвуют над большими. Знаешь, кто, наверное, станет принцем нищих, когда Ролен Коротышка из тележки сыграет в ящик?

И он прошептал ей на ухо:

– Жанен Деревянный Зад. – Он несколько раз утвердительно кивнул. – Таков закон природы: чтобы править в нашем королевстве, нужно иметь кое-что в голове. Но избыток ног приводит к недостатку мозгов. А что ты об этом скажешь, Легконогий?

Тот, кого звали Легконогим, только что присел на край могилы и приложил руку к груди, как будто у него болело сердце. Это был очень молодой человек приятной наружности. Он сказал со вздохом:

– Ты прав, Баркароль. Лучше иметь голову, чем ноги, ведь, если откажут ноги, у тебя ничего не останется.

Анжелика с любопытством посмотрела на длинные мускулистые ноги молодого человека. Он грустно улыбнулся:

– Да, ноги у меня есть. Но я ими едва владею. Я служил скороходом у господина де Ла Саблиера. Однажды я пробежал почти двадцать лье, мое сердце ослабело, и с тех пор я с трудом хожу.

– У-у-у, – засмеялся карлик, – ты больше не можешь ходить, потому что слишком много бегал, как это забавно!

– Заткнись, Барко, – прозвучал грубый голос, – ты нам надоел своей болтовней.

Сильная рука схватила карлика за плащ и, как котенка, бросила на груду скелетов.

– Этот ублюдок тебе изрядно надоел, не так ли, красотка?

Подошедший склонился к Анжелике. Утомленной скоплением уродства и ужасов, красота незнакомца доставила молодой женщине некоторое облегчение. Она плохо различала его лицо, скрытое в тени широкополой шляпы с тощим пером, однако можно было заметить большие глаза, красивый рот и мужественное лицо. Он был молод и полон сил. Его очень смуглая рука лежала на рукоятке длинного кинжала, висевшего на поясе.

– Ты чья, красотка? – спросил он хриплым голосом, в котором чувствовался неуловимый акцент.

Она не ответила и продолжала высокомерно смотреть вдаль. Там, где восседал принц нищих со своим огромным идиотом, поставили медный таз, недавно служивший мальчику барабаном. И теперь нищие, продвигаясь один за другим, бросали в него налог, требуемый принцем. Каждый платил в зависимости от своей профессии. Стоя рядом с Анжеликой, карлик вполголоса называл ей должности представителей нищего сброда, с первых дней существования Парижа научившегося использовать общественное милосердие. Он рассказывал ей о кастах мошенников. Одни, прилично одетые, прикидывались «погорельцами» и, стыдливо пряча глаза, с протянутой рукой, плели горожанам байки о том, что некогда были уважаемыми гражданами, их дома сожгли, а имущество разграбили во время войн. Торгаши изображали бывших купцов, которых обворовали бандиты с большой дороги. «Обращенные» врали, что на них снизошла благодать и они готовятся стать католиками. Каждый выдуривал деньги по-своему. Получив мзду, они отправлялись клянчить в другом приходе.