Sein Kampf - Антон Лузан

В тот миг, я решил снять свою бордово-синею кепку и через окошко бросил в сторону Леви, он сразу это заметил и понял, что я хочу ему её подарить. Кепка упала на дорогу, но через пару секунд Леви подобрал её, посмотрел на неё, а затем медленно надел кепку, остановился, и начал махать мне рукой на прощания, так как это делают люди, которые уже никогда не встретятся.

И вот Леви уже не видно, и вот конец той самой улицы где я жил, и вот конец города, и вот догорает мой мост, и пепел скрыл город картиной воспоминания…

27.03.1933, г. Дюссельдорф.

…Ох, как долго я ничего не писал в свой дневник, хотя с другой стороны, мне и нечего было писать. Но расскажу коротко о том, что произошло в тот промежуток, между этой записью и последней. В тот же день, мы приехали в Дюссельдорф, в достаточно большую, светлую квартиру. Мы с отцом должны были переехать не только из-за его развода с мамой, но и потому что отец получил новую должность на работе, а работает он военным. Мой отец был достаточно красивым брюнетом, коротко подстрижен и высокий. Если бы вы его встретили, первое, чтобы кинулось вам в глаза – это его шрам, который пересекал левый глаз, но сам глаз не был ранен. Остальное лицо было с достаточно ровными благородными чертами, которое обычно ничего не выражало, но иногда, казалось он вспоминал, что можно радоваться жизни и никто это право у него не забирал. Только в такие моменты, он по-настоящему улыбался и его глаза были полны добротой и радостью, но это длилось не долго, всего пару минут, а далее, он вновь забывался и на нём появлялась привычная маска. Она мне напоминала его военную форму, с которой он тоже практически никогда не расстается, одним словом – военный, они все достаточно похожи, индивидуальность там не в почёте.

Мой отец, с 1918 года, принимал участие в Великой войне[4]. На начало войны в 1914 году, моему отцу было 19 лет, но на фронт его не призвали, в то время мой отец помогал своему отцу, у которого была своя небольшая лавочка по продаже вещей из дерева, он был неплохим столяром. Делали они многое – начиная от сувениров, заканчивая мебелью (стулья, столы и прочее). Но война положила конец лавочке. К 1917 году в Германии с экономикой были проблемы, люди начали быстро беднеть, и уже покупка самых основных вещей была проблемой. Люди выстраивались в огромные очереди, дабы получить кусок хлеба и воды, у них фактически не было денег, и все еле-еле сводили концы с концами. Куда в такие времена торговать изделиями из дерева? Лавочка очень быстро начала приносить убыток и её пришлось закрыть. Единственное место, где не было таких проблем – фронт. Туда доставлялась вся еда и одежда, поэтому, чтобы хоть как-то помочь родителям и прокормить себя, мой отец пошел на фронт. Семья сначала была категорично против такой идеи, но, когда в семье уже не хватало еды, выбора не оставалось. Очень часто бывало так, что добыв хоть какой-либо еды, а это могла быть и гнилая картошка или корочка старого сухого хлеба, на всех не хватало. Конечно же, родители всё оставляли детям – моему отцу и его младшей сестре, которой было 12 лет. Но отец не мог видеть, как его родители бледнели и умирали от голода, и он, в свои 23 года, ничего не мог с этим поделать.

Осенью 1918 года он пошел воевать на западный фронт. На фронте он даже смог получить железный крест[5], за то, что вынес с поле боя своих 5-ых товарищей. По мнению отца, этот железный крест самое ценное, что у него в этой жизни есть, он очень часто его протирает и любит рассказывать всем знакомым про подвиг, благодаря которому его наградили крестом. Отцу очень повезло, он умудрился не умереть и даже не получить никаких серьёзных травм во время газовых атак французов, что нельзя было сказать про миллионы остальных солдат. Так в 1919 году, во время очередной перцовой газовой атаки, отец лишился зрения, но временно. Его доставили в военный госпиталь, где врач сказал, что это всего лишь временный эффект и зрение вскоре к нему вернется. Там он и застал конец Великой войны. После войны, отец вернулся домой, но там уже ничего не было. Лавочку пришлось продать за гроши, ни денег, ни еды в семье не появилось, а новость, что в один голодный период, еду не могли найти в течении недели, из-за чего сестра умерла от голода, окончательно его добила. Моему отцу ничего не оставалось делать, как продолжить карьеру военного, он считал, что предатели в правительстве забрали у него всё самое ценное – будущие, сестру и друзей, не дав ничего взамен. Он стал плыть по течению, в надежде, что это его приведет к справедливости.

Спустя пару дней, меня зачислили в одну из самых престижных школ в городе. Школа действительно сильно отличалась от старой, она была намного красивей и намного больше. Отец переживал, что мне будет трудно сойтись с новым классом, но люди там вполне нормальные, я даже подружился с несколькими ребятами. Долгое время, я переписывался с мамой и, конечно же, с Леви. С мамой я переписывался не очень часто, она писала про свою обыденную жизнь, которую я и так наблюдал очень долго, и всё задавала одни и те же вопросы, во-общем, жизнь у неё не особо изменилась после моего отъезда. Что касается Леви, то мы с ним переписывались фактически каждую неделю, он писал про наших знакомых, про наш класс, про то, что твориться в городе, также очень редко он упоминал про какие-то тревоги и проблемы в его семье, но толком конкретно ничего не писал, да и я не спрашивал. Но недавно возникла проблема. Дело в том, что я уже буквально 3 недели ничего не получаю от него, и на мои письма, он не отвечает. Как только я заподозрил не ладное, я написал об этом маме, затем она ответила, что звонила им, но никто не отвечал, затем, она пошла к ним, но и там никто не отворотил дверь. Она решила пообщаться с соседями и выяснить хоть что-либо про них. И тут, буквально сразу в следующем соседнем доме, открыл дверь мужчина и сказал, что как-то в начале этого месяца, они ночью собрали вещи и уехали прочь из города и более от них ни слуху, ни духу. Это всё, что смогла разузнать мама, и я теперь не знаю, что мне делать, ко мне вновь вернулся призрак одиночества. С одной стороны, я сижу и жду от него письма, что он напишет «всё нормально, я просто переезжал…», но с другой стороны, у меня какое-то нехорошее предчувствие, а что если он кинул меня? Что если я оказался ему не нужным? Если он не простил меня за мой резкий уход? Если он нашел друга достойней чем я? В любом случае, я могу только ждать известий, пока неприятные вопросы будут окружать меня и брать штурмом мой рассудок…

24.04.1933, г. Дюссельдорф.

…Вот прошло уже 2 месяца, как я не получил никакой весточки от Леви, мои самые страшные ожидания становятся всё ужаснее и ужаснее. Из сотни моих предположений, остаются самые печальные. Очень сложно осознать, что человек, который постоянно был с тобой рядом, просто взял и исчез из твоей жизни, вот так вот, очень просто, без предупреждения, без прощальных слов, без времени на подготовку, просто берет и исчезает. Остается только неизвестность, и это становиться невыносимым. Если человек мертв, или просто не хочет с тобой общаться, то ты можешь принять это, попытаться дальше жить с этим, но с неизвестностью так не получиться. Ты не можешь принять действительность, её просто нет, и это никуда от тебя не уходит, это лежит тяжёлым камнем на душе, который очень сложно куда-то сдвинуть…

10.05.1933, г. Дюссельдорф.

…Сегодня был очень интересный день. Вечером, я валялся на диване и рассматривал энциклопедию, мне очень нравились рисунки космоса и планет, и я мог часами рассматривать их, но посреди дня отец ворвался в дом. Мне показалось это странным, так как в это время, он обычно бывает на работе, он был очень взволнован, с его лица стекали капельки пота, он кинулся к книжным полкам и начал что-то очень быстро искать, но тут, он на секунду остановился, повернулся ко мне и сказал: «Сынок быстро одевайся, пойдем прогуляемся». Я ничего не понял, почему отец роется возле книжной полки и с чего это ему так вдруг гулять захотелось? Но не задавая вопросов, я начал собираться. Как только я оделся, папа воскликнул «нашёл», быстрым шагом подошел ко мне и дал в руки книгу Э.М. Ремарка «На западном фронте без перемен»[6], а затем сказал: «пошли». Мы вышли на улицу и отправились по улицам Дюссельдорфа в сторону университет Генриха Гейне. Когда мы шли, я видел, как ночь начала обнимать наш город и первые фонари начали зажигаться, а небо разукрасилось звёздочками. Вскоре, мы пришли на площадь перед университетом. На площади было много людей, также стоял шум и гам, а в воздухе я чувствовал запах горелого. Над толпой, в центре, возвышался черный дым, я присмотрелся и увидел очень странную картину, сотни людей развели на площади, в близ университета, костер, который отгонял темноту от первых рядов, но что мне сразу кинулось в глаза, так это то, из чего костер сделан – книги, картины, плакаты, афиши… И возле костра была большая шумная толпа, которая образовала плотный и чёткий круг вокруг него, они выкрикивали лозунги против так называемого «негерманского» духа. Все это было неплохо организованно, один студент взял книгу, подошёл к костру и сказал: «Против классовой борьбы и материализма! За народность и идеалистическое мировоззрение. Я предаю огню писания Маркса и Каутского» и вкинул в яркое пламя книгу, которое в ответ отрыгнуло пару искр, как будто тем самым подавая знак, что его «жертва» была принята. Затем, подошёл второй человек и сказал: «Возвысим голос против уклонистов и политических предателей, отдадим все силы народу и государству! Я предаю огню сочинения Фридриха Вильгельма Фёрстера», и также кинул книгу в костер. Тут отец заговорил: