Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания - Андрей Виноградов

Тут отец Андрей запнулся, даже ненадолго зажмурился, но, погладив бороду, вернулся к проповеди:

— О том, что противоречия никакого нет, писали многие Отцы Церкви, толковавшие Священное Писание. Апостол Андрей действительно дважды приходил к Спасителю, но кто был первый его спутник, мы не знаем, ибо он не назван в Евангелии от Иоанна по имени. Поэтому именно Андрей считается Первозванным, а не кто-то другой…

Отец Ампелий снисходительно улыбнулся и сказал Григорию:

— А ведь как хорошо начинал. Вещал гладко, правильно. Даже обнаружил некоторое знакомство с житийной традицией. Пока не дошёл до двух призваний апостола Андрея, описанных у Иоанна.

— …Нет, братья и сестры! Не Пётр, который и старше Андрея был, и считается первоверховным апостолом, оказался первым. Именно Андрей привёл его к Иисусу, словно уловив его сетью, когда сказал: «Мы нашли Мессию!»

— Выкручивается, да не в ту сторону, — комментировал уже почти в полный голос отец Ампелий.

Но проповедь звучала всё твёрже и увереннее, поскольку отец Андрей, поборов наконец смущение, включил на аналое загодя положенный туда планшетник и время от времени заглядывал в него:

— В своей «Похвале» святому апостолу Андрею Первозванному святитель Иоанн Златоуст воссоздаёт его слова, обращённые к брату: «Мы нашли Мессию! Мы нашли сие сокровище! Избегай, Пётр, нищеты обрезания, поскольку не от него спасение. Освободись от разодранных рубищ Закона, свергни с себя его иго. Забудь свою родную Вифсаиду, оставь сеть как орудие нищеты, лодку как обиталище во время наводнения, рыбную ловлю как ремесло, зависящее от морских волн, оставь рыб как товар для чревоугодия, народ иудейский оставь — как превозношение пред Богом, а Каиафу — как отца лукавого сборища. Мы нашли Мессию, Которого предвозвестили пророки, Которого Закон провозгласил нам своим учением, как некой трубою. Мы нашли Мессию, Которого из древности предызобразили знамения, Которого Михей видел на Престоле Славы, Которого Исаия зрел на серафимах, Которого Иезекииль видел на херувимах, Которого Даниил зрел на облаках, Которого Навуходоносор видел в огненной печи, Которого Авраам принял в шатёр, Которого Иаков не отпустил, прежде чем не получил от Него благословения, и Которого сзади увидел Моисей из расселины скалы, — вот Кого мы нашли, безначально рождённого и явившегося в наши дни!»

Отец Ампелий снова не сдержался:

— Только это не Иоанн Златоуст, конечно. В Четьих Минеях Димитрия Ростовского, откуда ваш проповедник позаимствовал сию тираду, — ошибка. А вот ещё в макарьевских Минеях автором совершенно верно значится святитель Прокл, патриарх Константинопольский. Почему же вы до сих пор целиком не издали вашего Макария?

Фоменко пожал плечами. Чего только ещё не издано! Рукописные хранилища, доступные практически одним только «посвящённым», обладателям бумаг с гербовой печатью, способным бегло читать славянские и греческие манускрипты пятисот-, а то и тысячелетней давности, — хранилища эти ещё таят не только не изданные, но и не прочитанные, а то и вовсе не известные тексты, особенно если дошли они в поздних списках, коих сохранилось неизмеримо больше, чем древних. Остаётся либо искать самому, на что, возможно, уйдут годы или десятилетия, либо уповать на то, что редкостный коллега-археограф, просмотревший и описавший тысячи рукописей, вдруг укажет тебе заветный шифр, по которому можно будет заказать нужный тебе кодекс или его фрагмент, оказавшийся совсем в другом месте, переплетённый с совершенно другой книгой, — самому никогда не найти того, что ищешь, в таком хитром конволюте, а кудесник-рукописник, стоит ему только задуматься, добродушно прищурившись, через пол минуты направит тебя по верному пути.

По окончании литургии Фоменко повёл отца Ампелия, настаивавшего на продолжении вчерашней экскурсии, по внутренней лестнице, выложенной прямо в белокаменной стене, между боковым приделом, где служили зимой, и основным, летним, столпом храма. Путь предстоял нелёгкий: лестница сначала круто загибалась винтом, а затем вдоль северного фасада высокими ступенями убегала вверх, к восточному основанию шатра, где оканчивалась небольшой дверцей, из которой открывался вид на заливные луга, пойму Москвы-реки и находящийся на том берегу городок с панельными многоэтажками и небольшой шатровой церковью, построенной окольничим Иваном Михайловичем Милославским, племянником самого царёва тестя. Так два шатра, большой и малый, один возведённый при Иване Грозном, другой — при Фёдоре Алексеевиче, перекликались с разных берегов реки.

— А давно ли вы открыли сей потайной ход? — спросил Григория отец Ампелий.

— Несколько лет назад размуровали. Но так до сих пор и не провели сюда свет, так что вчера ночью лезть было бы страшновато.

— И никаких других скрытых помещений тут не осталось? Подвалов, например?

— Копали здесь когда-то археологи, да ничего не нашли.

— А то смотрите, найдёте здесь библиотеку Ивана Грозного… — Отец Ампелий остановился передохнуть у маленького оконца, освещавшего почти всю лестницу.

— Шутите, отче?

— Вовсе нет. В некоторых греческих монастырях время от времени находят заброшенные книгохранилища, а там…

— Сравнили! В нашем-то климате никакая библиотека не проживёт без ухода и ста лет: или рукописи сами сгниют, или мыши их съедят. Или вообще поляки.

— Какие поляки?

— Среди многих безумных версий о библиотеке Ивана Грозного есть и такая. Дескать, в 1612 году поляки, осаждённые в Московском Кремле, съели все пергаменные рукописи.

Отец Ампелий расхохотался:

— Отлично придумано! В создании апокрифов вы не отстаёте от этих закоренелых выдумщиков — греков. На Афоне я к ним долго привыкал: верят каждой небылице. Но, слава Господу, наш монастырь — обитель учёных и оплот просвещения. Поэтому, надеюсь, вас, коллега Фоменко, также заинтересует один любопытный сюжетец, связанный как раз с апостолом Андреем, точнее — имеющий к нему непосредственное отношение.

Ледяной ветер дунул в распахнутую дверцу в конце лестничного хода. Отец Ампелий, прикрыв ладонью нижнюю часть лица, выглянул наружу и спросил:

— Дальше-то куда? Отсюда можно только свалиться. Или полететь, если ангелы подхватят.

— Некуда дальше. Разве что карабкаться на шатёр…

— Значит, лестница в небо! — заключил отец Ампелий, и они с Григорием повернули обратно. Спускаться по гигантским ступеням оказалось ещё тяжелее.

— Так вот, коллега Фоменко, группа специалистов по агиографии из разных стран (включая вашего покорного слугу) занимается поиском утраченных «Деяний апостола Андрея» — самого раннего текста, содержащего сведения о его жизни после Христова Вознесения. Впрочем, и Новый Завет упоминает апостола Андрея крайне редко. О чём же повествуют «Деяния», нам почти неизвестно. Они известны по переработкам более поздних авторов (причём переработкам весьма радикальным!), по нескольким жалким отрывкам, в основном не по-гречески, а в переводе на другие языки — коптский, армянский, ещё, если не ошибаюсь, какой-нибудь эфиопский. Только вот не знаю, есть ли что-нибудь по-славянски… Именно затем, чтобы это выяснить, я и приехал в Россию. Кроме того, я бы взглянул на хранящиеся у вас греческие рукописи…

При этих словах глаза отца Ампелия как-то странно загорелись. Гриша молча кивнул.

— Очень надеюсь на вашу помощь. Вы же, насколько я знаю, занимаетесь славянской апокрифической литературой, так? Вот и мы хотим выяснить, насколько апокрифичны были «Деяния», излагается ли в них учение, отличное от того, которое донесли до нас канонические новозаветные книги. «Деяния Андрея» были созданы во втором веке, скорее всего, в его середине. На греческом, конечно, языке, но где именно, остаётся неясным. Наряду с «Деяниями Андрея» существовало ещё четыре аналогичных: Петра, Павла, Иоанна и Фомы — все они были объединены в особый корпус, приписываемый некоему Левкию Харину. Более или менее сохранились лишь «Деяния Фомы», остальные же, увы, также в основном утрачены. Впервые об этом корпусе апостольских «Деяний» в начале четвёртого века упоминает, и только, Евсевий Кесарийский, отец церковной истории, ссылаясь при этом на Оригена: «Фоме, как повествует предание, выпал жребий идти в Парфию, Андрею — в Скифию, Иоанну — в Асию, где он жил и умер в Эфесе. Пётр проповедовал, вероятно, иудеям, рассеянным по Понту, Галатии, Вифинии, Каппадокии и Асии». Точнее, сами «Деяния» здесь ещё не упомянуты — более того, некоторые считают, что Ориген приводит предание, отличное от апокрифических актов, так как Фома, согласно его «Деяниям», проповедовал не в Парфии, а в Индии. О самих же «Деяниях Андрея» сообщается у Евсевия ниже, в той же третьей книге «Церковной истории», среди прочих «подложных», по его, безусловно, авторитетному мнению, сочинений…