Крестом и булатом: Атака - Дмитрий Чераксов

Тупым, безжалостным, приученным с детства к тому, что жизнь человека ничего не стоит, находящим удовольствие в наблюдении за мучениями других. Из таких в будущем будет просто воспитать послушных солдат и внушить им любую псевдорелигиозную чепуху…

У дверей бывшего сельсовета палку вынули и прислонили к стене.

На веранде появился Резван Гареев и критически осмотрел рабов.

Ираклий Туманишвили подумал, что их хозяева решили наконец-то устроить аукцион живого товара и распродать пленных в другие аулы. Но он ошибся.

– Этому сказали? – Гареев показал пальцем на Якова.

– Не, – Тимур Джабраилов сунул руки в карманы давно нестиранных штанов.

– Что сказали? – подал голос Чубаров.

– А-а! – Резван не обратил внимания на слова какого-то раба. – Заводите внутрь…

Пленных втолкнули в бывшую ленинскую комнату, превращенную освободившимися от «русского гнета» ичкерийцами в зал ваххабитской славы. На стенах в изобилии были развешаны знамена, портреты известных боевиков и самодельные награды вперемежку с полосками ткани, на которых тушью были выведены изречения из Корана.

Среди орденов Ичкерии и привезенных миссионерами из Саудовской Аравии нагрудных значков затесались две медальки с лондонской собачьей выставки, купленные Гареевым в магазине сувениров, когда он навещал родственников в Москве. Медальки были большие и красивые, сияли позолотой и вензелями. Резван даже поносил их немного на парадном кителе, не соображая, что являет свету розетки с надписью «Лучшей суке породы» и «За самый большой приплод».

Английским языком ни Резван, ни остальные жители села не владели.

В зале собрались почти все мужчины аула.

Отсутствовали лишь караульные, выставляемые на ночь возле околицы, да малые дети. Чеченцы были напряжены, физически чувствовалось, как в спертом воздухе медленно раскручивался смерч злобного безумия.

Пятидесятипятилетний бывший бомж Жора испуганно икнул.

Владислав поравнялся с Никитой, схватился свободной рукой за еле различимый в темноте ствол какого-то кривого кустика и уселся на уступ.

Метрах в двадцати ниже Рокотова звякнул страховочный карабин, зашуршал трос и Веселовский с Лукашевичем рывком втащили на ровную площадку бессильно обвисшего отца Арсения. Батюшка выдохся уже на половине подъема, и теперь здоровяки Данила и Алексей волокли его на себе. Но не роптали. В отличии от священника, который слабо трепыхался и регулярно высказывался в духе киношного комиссара партизанского отряда. Мол, пристрелите меня, не мучайтесь…

Биолог прижался спиной jk известняку и перевел дух.

Восхождение подходило к концу. И пока все складывалось удачно. Никто не сорвался, не промахнулся мимо выступа импровизированной тропинки, не уронил вниз оружие.

Еще полчаса – и вся группа взберется на вершину горной гряды.

Снизу раздалось мелодичное бормотание.

Влад прислушался.

Сте-епь да сте-епь круго-о-ом,Пу-уть далек лежи-ит.Пейса-ами-и-и тряся-а,Е-едет Ве-ечный Жи-ид…

К тихому голосу Гречко присоединился веселый тенор Васи Славина:

Стой, пархатый, сто-о-ой!То-ормози скоре-ей!Шмо-отки дай сюда-а,Ра-аспрягай коней!…

Рокотов обмотал вокруг левой руки закрепленную на крюке веревку и наклонился вперед.

– Эй! У кого там обострение маниакально-музыкального синдрома? Певуны умолкли.

– То-то! – Влад подавил смешок. – Еще раз подобные арии услышу, попрошу батюшку, чтоб он предал вас анафеме… Тоже мне, дуэт патриотов.

Василий засопел, хотел что-то ответить, но Игорь дернул приятеля за штанину.

– Лучше молчи. Сами нарвались… Славин обреченно вздохнул и пополз дальше, ловко обходя неудобные камни и вжимаясь во влажный песок расщелины.

– Они так часто развлекаются, – шепотом сказал Филонов. – Возьмут какую-нибудь песенку и давай текст менять. А потом гундосят на пару…

– И, небось, исключительно с националистическим подтекстом, – полуутвердительно отреагировал Рокотов. – Про жидов, про «черных». Фестиваль имени доктора Геббельса, премии от мсье Лимонова…

– Не без этого, – согласился Никита. – Но иногда бывает действительно смешно.

– Кто б сомневался! Только надо время и место выбирать нормально… А то разорались, понимаешь, посреди ночи.

– Бывает, – Филонов привстал. – Но больше не будут. Цепляй меня за ремень…

Чеченцы, сидящие на сбитых амфитеатром скамьях, заволновались.

Резван Гареев поднял руку и принялся что-то гортанно объяснять, в конце каждой фразы разрубая воздух ладонью.

Собравшиеся застыли.

Пока главарь местной банды толкал свою речь, не понимающий по-чеченски ни слова Митя Чубаров быстро осмотрелся из-под полуприкрытых век. Разглядывать жителей аула глаза в глаза было опасно – они вели себя подобно диким животным, воспринимая прямой взгляд в качестве проявления агрессии и тут же набрасывались на визави.

В небольшом зале собрались человек восемьдесят.

Две трети – старики и подростки, остальные – члены местной банды, возглавляемой Гареевым. Почти все увешаны оружием, даже дети.

В левом углу на штативе была установлена полупрофессиональная видеокамера. Возле нее застыл молодой невысокий очкарик в свитере не по размеру, доходящем ему почти до колен, и в бело-синих кедах. Очкарик изредка хлюпал носом.

Над объективом видеокамеры горел красный огонек.

Оператор был явно не местным. И не чеченцем. Скорее русским с изрядной примесью татарской крови. Немного помятое лицо, тонкогубый рот, маленькие, как у женщины, кисти рук, жидкая рыжеватая щетина. Очкарик переминался с ноги на ногу и почесывался. Видимо, в антисанитарии полевых условий успел нахвататься вшей.

Маленькие кровососы были проклятьем как для самих жителей аула, так и для заложников.

Вши не разбирали, кто хозяин, а кто раб, и кусали всех подряд. Попытки их вывести успеха не имели. Насекомые благополучно пережидали атаки инсектицидных спреев, схоронившись в складках домотканых ковров, коими были увешаны все стены домов в ауле, прятались в тюках овечьей шерсти и опять набрасывались на людей.

Виной нашествию вшей был изрядно потрепанный отряд боевиков, полгода назад остановившийся в селе на неделю. Бойцы, запаршивевшие на полях сражений, разбрелись на постой по домам и «отблагодарили» принявших их вайнахов полчищами кусачих тварей, мгновенно расселившихся по всему аулу.

Без кровососущих паразитов не обходится ни одна война.

Для заложников, однако, вши представляли определенный интерес, как источник протеина.

Многоопытные бомжи Жора с Яковом объяснили остальным пленникам, что насекомые на нашей планете являются наиболее питательным видом живых существ. И что их стоит есть, несмотря на отвращение и отсутствие привычки к подобной пище. Микроскопический организм, покрытый хитиновыми пластинами, концентрировал в себе практически чистый белок.

И заложники, преодолевая рвотные позывы, принялись ловить и заталкивать в рот вшей, пауков и другую мелкую живность. Именно она вкупе с набранными на огородах побегами лука, чеснока, петрушки и кинзы помогала хоть как-то поддерживать жизненные силы.

Резван Гареев договорил и уселся на отполированное бревно, установленное вдоль стены.

Слово взял старый чеченец, приходящийся Резвану двоюродным дядей.

Чубаров украдкой посмотрел на единственного из заложников, который понимал о чем идет речь. Магомед Цароев стоял с опущенной головой, безвольно опустив руки.

«Молодец, – подумал Митя. – Как и договаривались. Ничем не выдает свое знание языка… Но на фиг нас вообще сюда привели? Базарят о чем-то о своем, на нас – ноль внимания. И очкарик этот… Чо ему тут надо? Журналюга западный? Может быть… Репортаж о борьбе за независимость. Ему, наверное, сказали, что мы пленные контрактники. Ну-ну… Особенно монахи на контрактников похожи! – Пожилой дядюшка Гареева возвысил голос. – Ишь, разошелся, старый пидор! Ручонками размахивает… Видать, сталинские времена вспомнил. Как в Казахстан ехали. Зря Виссарионыч их не добил. Надо было не депортировать, а бомбить. Сравняли бы тогда Чечню с землей, сейчас бы проблем не было…»

В зал гуськом вошли три женщины с подносами, уставленными кружками с горячим чаем, и обнесли присутствующих.

Престарелый абрек, изображавший из себя жертву политических репрессий, а на самом деле трижды отсидевший за квартирные кражи и один раз – за совращение несовершеннолетних, наконец закончил свою речь и тяжело уселся на свое место.

Из толпы выскочил всклокоченный юноша и что-то крикнул.

Чубаров заметил, как Магомед напрягся и побледнел.

Но головы не поднял.

Чеченцы загомонили, явно одобряя выкрик товарища. Тот с гордым видом распрямил спину и уставился на заложников.

Резван Гареев вновь вышел на середину свободного пространства и забубнил, тыча пальцем то в потолок, то в сторону пленников. Зрители согласно закивали.