Про баб - Михаил Барановский

– Давай на кухню, – похлопываю его по спине.

Прихватывает в коридоре свой портфель:

– Ну, как ты? Чем занимаешься?

– Да ничего… Вот жду месседжа.

– В каком смысле? – интересуется.

– В разных смыслах. Вот, бывает, жду понедельника. Думаю, в понедельник будет месседж. А бывает, четверга… Потом марта… Кажется, в марте обязательно будет месседж. Кажется, когда же, если не в марте? Потом жду мая… Потом следующего года. Понимаешь, вот уже под пятьдесят, а месседжа все нет… Тебя эти мысли не пугают?

– Меня пугают практически любые мысли. В следующей жизни я хотел бы родиться каким-нибудь моллюском без единой извилины в голове. Но с собственным домиком. – Достает из портфеля бутылку. – Месседжа у меня для тебя нет, а вот водочки – привез.

Странно, что его пугают мысли. И живот у него не растет, как у меня. Высокий, подтянутый, достаточно крепкий. А я, несмотря на увеличивающееся пузо, – человек маленький, астенического типа сложения, склонный к тахикардии. У мыши, к примеру, сердце колотится чаще, чем у слона. Хотя по логике – все должно быть наоборот. Жизнь представляется мне неоправданным риском. Каждый день, укладываясь спать, боюсь не проснуться. С дугой стороны – хорошо умереть во сне, скоропостижно, неожиданно для себя. Главное – не успеть напугаться. Но спать люблю, несмотря на риск не проснуться. К тому же сон полезен уже потому, что когда спишь – не куришь. Потому что от курения может быть рак. Очень не хочется умирать от рака. Однако смерть (хоть и понимаешь, что неизбежна) откладываешь на потом, а курить хочется всегда именно сейчас, в эту самую минуту… Надо ж было додуматься – притащить с собой водку!

– Что, у меня водки нет, что ли? У меня и текила есть. Пьешь текилу?

– Ну, ты ростовской-то водочки давно не пил.

– Да что ж я ее различаю, думаешь? Ростовская-московская… Без разницы.

– Нет, ростовская сладкая! – вертит в руках привезенную бутылку. – Она же с родины.

– Я все равно буду текилу.

– Какой-то ты непатриотичный.

– Чем закусим? Есть спагетти.

– В смысле – макароны? – уточняет.

– Итальянские.

– Ненавижу макароны. С детства. Когда, помнишь, в магазинах ничего не было, а на всех полках – одни только макароны. Не понимаю, как можно прийти в ресторан и заказать макароны! Когда у мамы кончались деньги, а до зарплаты еще было какое-то время, она говорила: «Придется посидеть на макаронах».

– Теперь это «паста» называется и недешево, между прочим, стоит, если в ресторане.

– Черт знает что…

– Тогда бутерброды? – Главное – предоставить человеку возможность выбора.

– Нет уж, лучше сделай эту свою пасту. Так, чтобы на макароны не сильно смахивала. Можешь как-нибудь недешево?

– Тебе что, счет выписать?

– Ты ел когда-нибудь сашими из омара?

– Нет.

– Это что-то! В Эмиратах попробовал. Дорого безумно, но вкусно…

– Я вообще люблю всякие морепродукты.

– Устрицы с соусом или просто с лимончиком! И с белым вином хорошим. Красота!

– Я на Новый год с девушкой был в Париже. Зашли в один греческий ресторан, кажется, на Монмартре…

– Слушай, красиво живешь: девушка, Париж, Монмартр, – перебивает.

– Ну да, и девушка, и Париж, а… Да нет, все хорошо, просто замечательно, но… Как бы тебе сказать… Ну, не почувствовал я того, на что рассчитывал.

– А на что ты рассчитывал?

– Не знаю… на какие-то всполохи счастья, какие-то протуберанцы…

– А протуберанцев не было?

– Не-а. Посмотрел я на Эйфелеву башню, а она похожа на большую опору линий электропередач… И во мне совсем… как будто перегорело что-то.

– В общем, не готов увидеть Париж и умереть?

– Не готов.

– Ну, это возраст, старичок, чувства притупляются… Так девушка, значит, есть?

– Есть, – признаюсь.

– А я как раз хотел тебя познакомить с одной женщиной: красивой, умной, доброй. Ну, раз девушка…

– А так бывает: чтобы и красивая, и умная, и добрая?

– Бывает. Но у нее есть один недостаток.

– Ну вот…

Держит паузу:

– Она уже была твоей женой, – и ржет.

– Ну, это уже проехали.

– Проехали, так проехали… Так и что, греческий ресторан?

– Королевские креветки на гриле с чесночным соусом…

– Ты про креветки, а я вспомнил, как ты всыпал живых раков в стиральную машину активаторного типа! Что ты там хотел – помыть их побыстрее?

– Да, каша получилась… Отвратительно.

– И главное, потом с таким умным видом говорит: «Режим отжима надо было отключить…» Да… Так что за девушка?

– Сейчас фотографии покажу, воду поставлю и…

– Ну, ты пока так, на словах.

Ну как «на словах»? Даже не знаю, какие такие слова подобрать… Не рассказывать же, как у нее глаза сверкали, когда она выходила ко мне из метро – то ли от счастья, то ли от снега. Потому что снег тоже блестел от света фонарей и фар проезжавших машин. И отражался в ее склерах, сетчатке, зрачках и хрусталике… Офтальмология какая-то получается… Как это – «на словах»?

Или вот вчера сидела напротив меня в кафе, такая красивая, что у меня замирало дыхание от страха ее потерять…

Сделали заказ и ждали еды. Она взяла мою руку и поцеловала ее. А я исподтишка, мельком посмотрел на соседние столики – не видел ли кто? Было почем-то неловко, что кто-то заметит. Такая глупость…

А еще иногда мне кажется, что устройство ее тела идеально приспособлено, подогнано исключительно для меня. Мало ли у меня было женщин?! Но еще никогда я не испытывал ничего подобного.

«Что за девушка?» – Что тут скажешь?

– Ну, такая – молодая, дурная…

– Красивая?

– Красивая.

– Ревнуешь ее ко всем, наверное?

– Да нет…

– Так чего ж ты ее никому не показываешь?

– А кому я должен ее показывать?

– Мне, например. Слушай, ты же Тимку знаешь? Жену его помнишь?

– Тумбочка такая… – Вспоминаю.

– Ты ее давно не видел. Это уже не тумбочка, это уже целый шифоньер. Килограммов сто тридцать. Злая как собака. Так он ее ревнует. Не знаю… Представить себе не могу, кто на нее может польститься. Хотя, может, есть в этом какой-то кайф: такого зверя завалить! – Снова ржет. – Он ее ревнует! Представляешь?

Интересно, вот к чему это? Вдруг ни с того ни с сего…

– Зачем ты мне это рассказал?

– Да так просто.

Ну да! Так я и поверил:

– Ты на что намекаешь?

– Ни на что я не намекаю.

– Хочешь сказать, что если уж за этот шифоньер нельзя быть до конца уверенным, то что говорить о молодой и красивой? – Слышу, как нарастают децибелы и герцы моего голоса.

– Ничего я не хочу сказать, просто вспомнилось, и все. Что ты дерганый такой? Ставь свои макароны, и давай выпьем.

В последнее время действительно стал каким-то несдержанным, раздражительным. Надо, видимо, обратиться в институт нервных болезней имени Сеченова. Это ведь совершенно ненормально – так резко реагировать на все. Скажу больше – порой курю у себя на кухне в поздний ночной час в полном одиночестве, в полной тишине. Только дым струится изо рта да часы на стене дергают сухой, конвульсивной лапкой, как издыхающее насекомое. И тогда посреди этой тишины вдруг неожиданно для себя самого говорю вслух: «Да пошли все на х…!» Вырвалось и затихло. И дальше курю. С вами такого не бывает?

– Давай, – наливаю.

– Чего ты скис как-то. – Вижу боковым зрением, как он меня изучает.

– Нет. Ты прав, конечно, – сдаюсь. – Все врут, все изменяют, а ты надеешься, что с тобой такого не случится… Что твоя девушка, твоя жена будет тебе верна до гроба. Что у нее будет такая «пожизненная гарантия» на верность, как у зажигалки «Zippo»…

– Ну, может, тебе действительно повезет. Бывают же исключения.

– Исключения? – Снова во мне как будто что-то восстает. – Нет никаких исключений! Нет иллюстраций из жизни! Можно даже не рыться в памяти. Эти знакомые, те знакомые… У всех что-нибудь да было!

– Это да… Что называется, за примерами далеко ходить не надо.

– Не надо.

– Вот мне отец говорил: у нее глаза такие… Видел я такие глаза. Ты на ней не женись. Делай что хочешь, только не женись. Тебе придется сразу после месячных приковать ее наручниками к батарее и держать так, пока не забеременеет. Только в этом случае будешь уверен, что ребенок твой. Даже в магазин нельзя выпускать, даже мусор вынести… Ни-ку-да… Удивительно беспечный человек: когда ее привезли в родильное отделение, она до последнего разгадывала кроссворды… Я лет десять мучился – гадал: мой ребенок – не мой? А потом уже было все равно. Хотя по числам не складывается.

– Брось, он похож на тебя как две капли воды!

Хотя честно говоря – ничего общего.

– Похож… – соглашается. – Но по числам не складывается. Мне говорят: сейчас по ДНК анализ можно сделать. Все точно определят. Но зачем? Как я с этим жить буду, если что?

– Не нужны никакие анализы… Папу, конечно, надо было послушать. А анализы делать не надо.