Ночной администратор - Ле Карре Джон

Третье письмо оказалось адресованным лично ему от одной симпатичной француженки, жившей в отеле с матерью. Сибилла, так звали девушку, упрекала Джонатана: «Неужели вы настолько англичанин, что после всех наших прогулок на яхте, после замечательных вылазок в горы, после всего, что было, не можете стать для меня больше чем другом? Когда вы смотрите на меня, ваше лицо мрачнеет. Я вам отвратительна».

Чувствуя потребность пройтись, Джонатан прогулялся в северное крыло здания, где герр Майстер строил гриль-бар из редких сосновых пород, извлеченных им из крыши какого-то идущего на слом архитектурного памятника. Никто не знал, зачем ему понадобился гриль-бар, как никто не помнил, когда он принялся за его постройку. Пронумерованные панели были сложены в штабеля напротив незаконченной стены. Джонатан почувствовал их отдающий мускусом запах и вспомнил волосы Софи с их ванильным ароматом в ту ночь, когда она пришла к нему в его контору в отеле «Царица Нефертити» в Каире.

Нет, не гриль-бар навеял эти воспоминания. Стоило Джонатану в половине шестого увидеть имя мистера Роупера, как он тут же мысленно перенесся в Каир.

Он часто видел ее – томную темноволосую красавицу под сорок с тонкой узкой талией, элегантную и отрешенную, – но никогда не заговаривал с ней. Он узнавал ее, когда она проходила мимо или садилась в темно-бордовый «роллс-ройс», дверцу которого придерживал мускулистый шофер. Когда она возвращалась, шофер следовал за ней, как телохранитель, нависая сзади со скрещенными руками и поигрывая бицепсами. В ресторане она заказывала коктейль и, подняв темные очки на лоб, на манер гонщика, небрежно просматривала французскую газету, пока шофер потягивал содовую за соседним столиком. Персонал гостиницы называл ее мадам Софи, а мадам Софи принадлежала Фрэдди Хамиду, младшему из трех не пользовавшихся особенной симпатией братьев Хамидов, владевших большей частью Каира, в том числе отелем «Царица Нефертити». Величайшим «достижением» Фрэдди в его двадцать пять лет был проигрыш около полумиллиона долларов за десять минут игры в баккара.

– Вы – мистер Пайн, – начала она с французским акцентом, усаживаясь в кресло напротив его стола. И наклонив голову и глядя на него искоса: – Совершеннейший представитель английской нации.

Было три часа ночи. Она пришла в шелковом брючном костюме. На шее красовался амулет из топаза. «Возможно, под градусом, – сказал себе Джонатан. – Осторожность не повредит».

– Благодарю, – вежливо отозвался он. – Давно мне никто ничего подобного не говорил. Чем могу быть полезен?

И когда он осторожно втянул в себя воздух, казалось, вокруг витал только один запах – запах ее волос. И было какое-то таинственное очарование в том, что совершенно черные волосы пахли как светлые: теплом и ванилью.

– Мадам Софи. Пентхауз номер три, – продолжала она, словно проверяя собственную память. – Я часто вижу вас, мистер Пайн. Очень часто. У вас острый взгляд.

Ее точеные пальцы были унизаны кольцами. Грозди дымчатых бриллиантов, оправленных в белое золото.

– И я вас часто вижу, – откликнулся он со своей дежурной улыбкой.

– Вы тоже яхтсмен, – сказала она, будто упрекая его в забавном чудачестве. Почему «тоже», она не объяснила. – В прошлое воскресенье Фрэдди взял меня с собой в яхт-клуб. Ваш парусник появился у причала, когда мы пили там коктейль с шампанским. Фрэдди узнал вас и помахал рукой, о, вы были слишком заняты своими парусами, чтобы обратить на нас внимание...

– Мы боялись врезаться в пирс. – Джонатан припомнил шумную компанию богатых египтян, накачивавшихся шампанским на веранде клуба.

– Очаровательное голубое суденышко под английским флагом. Это ваша яхта? Она выглядит по-королевски.

– Боже милостивый, разумеется, нет. Яхта принадлежит нашей миссии.

– Вы что, катаете священника?

– Нет, второе лицо в посольстве Великобритании.

– Он выглядит очень молодо, ваш посольский друг. И вы тоже. Вы произвели впечатление. Во всяком случае, я всегда думала, что ночная работа сильно портит здоровье. Когда же вы спите?

– Это был мой уик-энд, – быстро проговорил Джонатан. Слишком мало они знакомы, чтобы обсуждать подробности его сна и здоровья.

– Вы всегда ходите на яхте в ваш уик-энд?

– Когда приглашают.

– Что вы еще делаете в свободное время?

– Играю в теннис. Немножко бегаю. Думаю о своей бессмертной душе.

– А она бессмертна?

– Надеюсь.

– Вы верите в это?

– Когда бываю счастлив.

– А когда несчастны, вы, значит, сомневаетесь. Ничего удивительного в том, что Бог так непостоянен. Может ли он быть лучше, если мы так плохо верим в него?

Она неодобрительно глядела на свои золотые сандалии, будто они тоже провинились. Джонатан не мог понять, пьяна она или просто живет в каком-то ином измерении. Не исключено, что балуется наркотиками: поговаривали, что Фрэдди торгует ливанским гашишем.

– Вы ездите верхом?

– Увы, нет.

– У Фрэдди отличные лошади.

– Слышал об этом.

– Арабские. Великолепные жеребцы. Вы ведь знаете – кто выводит чистопородных арабских, входит в мировую элиту.

– Слышал об этом тоже.

Она замолчала, словно в раздумье. Джонатан воспользовался паузой:

– Могу ли я хоть чем-нибудь быть вам полезен, мадам Софи?

– Этот из посольства, этот мистер...

– Огилви.

– Сэр, или как его там, Огилви?

– Именно мистер.

– Он ваш друг?

– Только в море.

– Вы вместе кончали школу?

– Никогда не учился в таких школах.

– Но вы – одного круга, или как это у вас называется? Разумеется, арабские жеребцы вам не по карману, но вы оба – Боже мой, как это, – оба джентльмены?

– Мистер Огилви и я – партнеры в парусном спорте. – На этот раз Джонатан использовал наиболее уклончивую из своих улыбок.

– У Фрэдди тоже есть яхта. Плавучий бордель. Вы ведь, кажется, так ее называете?

– Уверяю вас, нет.

– Уверена, так.

Она снова помолчала, поправила шелковый рукав и дотронулась до браслета.

– Нельзя ли чашечку кофе, мистер Пайн? По-египетски. Затем я попрошу вас об одном одолжении.

Ночной официант Махмуд принес кофе в медной кофеварке и, священнодействуя, разлил его в две чашки.

До Фрэдди она была любовницей богатого армянина, а еще раньше – грека из Александрии, владевшего сомнительными концессиями вдоль всего Нила. Фрэдди долго ее осаждал, забрасывая букетами орхидей в самый неподходящий момент и ночуя в своем «феррари» чуть ли не под окнами ее спальни. Светские хроникеры писали все, что им в голову взбредет. Армянину пришлось отступить.

Она попыталась зажечь сигарету, но рука дрожала. Джонатан щелкнул зажигалкой. Прикрыв глаза, гостья затянулась дымом. На шее обозначились морщинки – приметы возраста. А Фрэдди Хамиду каких-нибудь двадцать пять, подумал Джонатан. Он положил зажигалку на стол.

– Я тоже британка, мистер Пайн, – сказала она с таким выражением, словно это была их общая беда. – Когда я была молода и беспринципна, я вышла замуж за вашего соотечественника ради английского паспорта. Как выяснилось, он и вправду любил меня. И очень сильно. Он был честен и прям, как стрела. Нет никого лучше хорошего англичанина, и невыносимее – дурного. Я наблюдала за вами. Мне кажется, вы хороший англичанин. Мистер Пайн, знаете ли вы Ричарда Роупера?

– Боюсь, что нет.

– Но вы должны его знать. Он очень известен. Красавец. Пятидесятилетний Аполлон. Он разводит скакунов, как и Фрэдди. Они даже подумывают вместе открыть конный завод. Мистер Ричард Онслоу Роупер, один из известнейших ваших предпринимателей международного масштаба. Вспомните.

– Сожалею, но это имя мне ничего не говорит.

– Но Дикки Роупер активно ведет дела в Каире! Он англичанин, как и вы, обаятельный и богатый, великолепный и напористый. Для нас, простых арабов, может быть, чересчур напористый. У него роскошная моторная яхта, в два раза больше, чем у Фрэдди! Как же вы можете не знать его, если вы тоже яхтсмен? Разумеется, знаете. Я вижу, вы притворяетесь.